9
Как складываются отношения Блока и Клюева накануне революционных событий 1917 года и позже?
С осени 1915 года и до середины 1917-го Клюев редко появляется в родной Олонии. Он живет преимущественно в Петрограде, принимает участие в «крестьянских» вечерах; вместе с певицей Н. В. Плевицкой ездит по стране и выступает на ее концертах; его имя вновь и вновь мелькает на страницах столичных и провинциальных периодических изданий. Конец 1915 года и начало 1916-го – апогей дружбы Клюева с Сергеем Есениным, подпавшим в ту пору под сильное влияние «старшого брата». Именно теперь, в 1915-1916 годах, новокрестьянское направление в русской литературе принимает отчетливо зримые формы. В Петрограде возникают группы «Краса» и «Страда», где поэты «из народа» (прежде всего Есенин и Клюев) объединяются с «городскими» писателями (Городецкий, Ремизов и другие). Обе группы существовали недолго: сменившая «Красу» «Страда» распалась уже весной 1916 года.
21 октября 1915 года Клюев и Есенин вместе навещают Блока, проводят у него несколько часов (ЗК, 269). В записи от 25 октября 1915 года упомянут вечер в Тенишевском училище, на котором выступали Клюев, Есенин, Городецкий, Ремизов и другие (ЗК, 271). На вечере присутствовал и Блок.
– «Мирские думы». На экземпляре книги, подаренном Блоку (книга была получена Блоком 8 февраля, о чем свидетельствует собственноручно сделанная им помета [163]), Клюев написал:
«Сладчайшему Брату Александру Блоку автор». Далее следовал ряд «народных речений» (сочиненных, по-видимому, самим Клюевым):
Думушка Мирская
Пресвятая –
Ена дыхом воздохнула
Из песен каргопольских бегунов
Мирская каша гуще.
Народная пословица
Миром ищите ключи от Царства.
Мирских умильных думушек
В долгий летний день не высказать,
В ночь осеннюю не выслухать!
Из северных причитов
– мух гонять.
Миром думать – смерть попрать.
Из бесед со старцем Григорием Распутиным [165]
Сходным образом Клюев надписал тогда и несколько других экземпляров «Мирских дум» (например, Б. А. Садовскому [166], Н. А. Котляревскому [167]).
Февральскую и затем Октябрьскую революции Клюев встретил восторженно («пророческих очей не простирая вдаль»). «Наше время пришло», – восклицал поэт [168]. Он страстно приветствовал «раскрепощение народа» и одним из первых в русской поэзии создал «словесный гостинец» Ленину. Глубоко ощущая размах и резонанс российских событий 1917 года, новокрестьянские поэты («не ведая, чему судьбой обречены») стремились передать тогда в своих стихах всю мощь, весь пафос происходящего.
Воздвигнем стобашенный пламенный дом;
Китай и Европа, и Север, и Юг
Сойдутся в чертог хороводом подруг, –
писал Клюев в «Песне Солнценосца» [169].
«крестьян», весьма двойственным. Они увидели ее глазами бунтарей и борцов, всегда ожидавших Свободу, однако понимавших ее, прежде всего, как религиозно-нравственное обновление. Клюеву, Есенину и другим казалось, что они переживают своего рода религиозную мистерию, являются очевидцами того, как зарождается новая религия. «Пришествие», «преображение», «воскресение» – в этих и подобных словах отражалось их приятие переломного момента русской истории.
Мы восстали могучей громов,
Чтоб увидеть все небо в алмазах,
Уловить серафимов хвалы,
Причаститься из Спасовой чаши! –
«богоборческих» поэм («Товарищ», «Певущий зов», «Отчарь», «Октоих», «Пришествие», «Преображение» и другие), отвергая в них традиционные христианские представления и провозглашая рождение новых святых и праведников, нового «мужицкого» Бога, нового Христа. Одна из «революционных» поэм Орешина той поры называлась «Я, Господи».
Революция открывалась новокрестьянским поэтам как непомерное буйство – невиданный разгул стихийных Народных сил. Неудивительно, что в их произведениях вновь и вновь возникают образы народных богатырей и героев – Буслаева, Разина, Пугачева. «С кистенем ходит красный Господь», – писал Орешин [171]. «Радостные звуки речевых колоколов» услышал в событиях 1917 года Ширяевец [172]. Есенин, воспевая в поэме «Отчарь» «Буйственную Русь», славил «Красное Лето», в котором ему, как и Ширяевцу, слышался «волховский звон и Буслаев разгул» [173]. «Я, – писал Клюев Сергею Городецкому летом 1920 года, – радуюсь, что сбылось наше – разинское, самосожженческое, от великого Выгова до тысячелетних индийских храмов гремящее» [174]. Будущее России Клюев неизменно рисовал в те годы как сказочное «мужицкое царство», как патриархальный «киноварный рай» и даже образ Ленина (в стихах, ему посвященных) пытался наделить старообрядческими чертами.
Как «святой бунт» воспринял революцию и Блок, что нашло наиболее полное выражение в поэме «Двенадцать». Призрачный Христос, ведущий красноармейцев в финале поэмы, – это, скорее, символ, осеняющий народное восстание, нежели реальный персонаж. С другой стороны, это – все тот же «сжигающий» раскольничий Христос, русский Демон и Мститель, в которого Блок вглядывался и от которого отворачивался еще в 1905 году («Никогда не приму Христа»). А двенадцать человек, изображенные Блоком, – это в равной мере бунтари и убийцы (наподобие разбойников народных легенд), и святые, апостолы. Пытавшийся еще в 1900-е годы слить воедино мятеж и святость, принять всепожирающее стихийное пламя, рвущееся наружу из народных недр, как некое высшее и роковое начало, Блок осуществляет свой давний замысел в январе 1918 года.
Поэма «Двенадцать» – результат многолетней внутренней работы. Говоря об этом произведении, нельзя не вспомнить о ранних исканиях Блока периода «Прекрасной Дамы», как и о «народном» Христе, черты которого были, пусть в расплывчатой форме, навеяны образом самого Клюева и общением с ним. «... Он, – писал о Блоке Сергей Городецкий, – до Октября уловил его лозунги, правда, в их внешней, стихийно-бунтарской форме, но все же уловил и дал им оправдание, опять-таки, как и Клюев, в старой, церковной идее Христа...» [175]. Характерно, что еще за день до начала работы над поэмой Блок набрасывает в дневнике план другой пьесы – об Иисусе Христе (VII, 316-317). Насколько можно судить по этим обрывочным записям, Блок усиливает в ее героях именно бунтарские, «разбойные» черты. Поэма «Двенадцать» была завершена 28 января 1918 года. А 29-30 января Блок пишет эпохальное стихотворение «Скифы» – самое значительное из того, что было им создано на тему «Стихия и культура». Революционный мотив вновь получает здесь религиозно-нравственное звучание: «Товарищи! Мы станем – братья!»
В таком же ключе осмысляли русскую революцию Андрей Белый (поэма «Христос Воскрес», 1918), Есенин (поэма «Товарищ» – явная перекличка с финалом «Двенадцати») и, наконец, сам Клюев. В своих стихах тех лет он постоянно сближает русский народ с Христом и революцию с Богоматерью (см., например, стихотворения 1918 года «Февраль» и «Товарищ»). Общее для всех названных писателей восприятие революции позволило им в 1917-1918 годах сорганизоваться и выступить под единым знаменем. Объединяющим центром оказался на недолгое время альманах «Скифы», вдохновителем и духовным вождем которого был Иванов-Разумник, критик, публицист и историк литературы неонароднической ориентации, близкий в то время к Есенину и Клюеву, с одной стороны, к Блоку и Андрею Белому – с другой [176]. Иванов-Разумник был также инициатором Вольной философской академии (Вольфилы), открывшейся в начале 1919 года. «Мы стремимся не дать угаснуть в нашем поколении искре вечной Революции, той последней духовной Революции, в которой единый путь к чаемому Преображению», – заявлял Иванов-Разумник [177]. Слова эти отражают расплывчатую в целом программу «Скифов».
«Скифах» (вышли в свет лишь два сборника) происходит идейное объединение Белого и Блока с Есениным и Клюевым. «Тесный кружок близких по духу людей» – так именовали себя «скифы» в предисловии к первому выпуску [178]. Андрей Белый опубликовал в «Скифах» ряд стихотворений, в том числе – знаменитое «Родине» («И ты, огневая стихия, / Безумствуй, сжигая меня» – эти строки Белого, обращенные к революционной России, отражают во многом и блоковское ее восприятие). Белый поместил в «Скифах» также роман «Котик Летаев», статью «Жезл Аарона (о слове в поэзии)», а кроме того – хвалебную статью о клюевской «Песне Солнценосца», напечатанной в том же (втором) альманахе. Клюев же, помимо «Песни Солнценосца», опубликовал в «Скифах» два стихотворных цикла («Земля и железо» и «Избяные песни»). Есенин был широко представлен своими поэмами («Марфа Посадница», «Товарищ», «Отчарь» и другие) и рядом стихотворений. Наконец, в обоих выпусках «Скифов» помещено было несколько статей Иванова-Разумника, среди них – программная «Две России», в которой он называл Есенина и Клюева « глубиннейшими народными поэтами» и упоминал об их перекличке с Блоком [179] Видимо, так же думал тогда и Блок: в беседе с поэтом А. Д. Сумароковым (27 января 1918 года), оценившим Клюева как «единственного истинно народного поэта», Блок согласился: «Да, Клюев – большой поэт...» [180].
Сам Блок в «Скифах» не печатался ни разу, хотя поддерживал в то время тесные отношения с Ивановым-Разумником и другими участниками альманаха. «Только случайным отсутствием Александра Александровича в Петербурге и спешностью печатания сборника объяснялось отсутствие имени Блока в "Скифах"», – вспоминал Иванов-Разумник в 1921 году, утверждая, что Блок дал согласие на участие в третьем сборнике «Скифов», который должен был открываться стихотворением «Скифы» и поэмой «Двенадцать» [181]. Однако третий альманах «Скифов» не вышел.
Охваченный в тот период «революционными» настроениями, Блок всерьез и с особым вниманием продолжал присматриваться и к «большому поэту», каким все еще видел Клюева, и к Есенину (в дневнике Блока запечатлена их встреча и долгая беседа, состоявшаяся 3 января 1918 года). В начале 1918 года, подготавливая к печати сборник своих статей под названием «Россия и интеллигенция», Блок включает в него статью «Литературные итоги 1907 года», получившую новое заглавие: «"Религиозные искания" и народ». Поэт значительно сократил ее и видоизменил, но сохранил отрывок, в котором цитировалось письмо Клюева. В сборник вошла также статья «Стихия и культура» (с выдержками из клюевского письма «С родного берега»), а кроме того – рецензия Блока на роман П. Карпова «Пламень».
Сближение Блока с новокрестьянскими писателями было отмечено современной критикой. Один из авторов, С. Гордон, писал о группе «левых народников» следующее:
«К этой группе примкнули "коренные" интеллигенты – А. Блок, А. Белый и интеллигенты из недр народных – Клюев, Есенин и другие. Они приемлют революцию до конца <…> Революцию они переживают мистически, воплощая в ней свои религиозные чаяния. Творения их – сплошной апофеоз христианской веры в искупление через боль и кровь, за которыми грядет Христос <…> Апофеоз жертвенности в идеологии левого народничества достигает своего апогея» [182].
«Идеология левого народничества» была представлена в тот воистину роковой промежуток русской истории (конец 1917 – первая половина 1918 года) партией левых социалистов-революционеров (интернационалистов), возникшей вскоре после Октябрьского переворота; левые эсеры поддерживали тогда большевиков. Впрочем, каждого из названных писателей можно назвать скорее «сочувствующим» этой партии, нежели ее «участником»: реальной политической деятельностью никто из них не занимался. Тем не менее, некоторые из них (скажем, Есенин) были связаны с левым эсерством напрямую. Еще в большей степени это относится к идеологу «скифства» Иванову-Разумнику; не состоявший формально в эсеровской партии, Иванов-Разумник играл тем не менее видную роль в ее литературно-издательских делах, заведуя литературным отделом в газетах «Дело народа», «Знамя труда», в журналах «Наш путь» и «Знамя труда», возглавляя (вместе с Е. Г. Лундбергом) редакцию рабоче-крестьянской библиотеки в издательстве «Революционный социализм» и т. п. [183] Блок, Андрей Белый, Ремизов, Есенин и Клюев сотрудничали в этих изданиях. Так, именно в газете «Знамя труда» были помещены в феврале 1918 года «Двенадцать» и «Скифы», первоначально предназначавшиеся для третьих «Скифов»; в той же газете Блок публиковал в январе–феврале 1918 года ряд своих прежних статей, объединенных в книге «Россия и интеллигенция» (напечатанной, как и книга «Двенадцать. Скифы», в издательстве «Революционный социализм») [184]. Некоторые из этих произведений Блока появились и в первом номере «Нашего пути», в котором Клюев отсутствовал, зато рядом со стихотворениями Белого и статьями Иванова-Разумника и Марии Спиридоновой были напечатаны три «маленькие поэмы» Есенина («Пришествие», «Октоих», «Преображение»). Ту же картину можно видеть и в журнале «Знамя труда», в первом номере которого стихотворение Клюева «Есть в Ленине керженский дух...» (см. примеч. 198) и есенинское «Пропавший месяц» соседствовали со стихотворением Блока «Забывшие Тебя».
Не только Есенин и Клюев – все новокрестьянские писатели, так или иначе, тяготели по своим взглядам к левому эсэрству (Клюев, как указывалось, называл себя «социалистом-революционером» еще в 1905-1906 годах). Не случайно, что именно в петроградском левоэсеровском издательстве «Революционная мысль» был выпущен в апреле 1918 года сборник «Красный звон», состоящий из стихотворных проведений четырех поэтов: Клюева, Есенина, Орешина и Ширяевца и открывавшийся статьей Иванова-Разумника «Поэты и революция». Это был первый (и последний) групповой сборник новокрестьянских поэтов, их единственное выступление под общей обложкой.
Несмотря на отсутствие Клюева в Петрограде, революционные его стихи в 1917-1918 годах то и дело появлялись в периодической печати или звучали со сцены, подчас – наряду со стихами Блока или Есенина. Так, 18 мая 1918 года в здании бывшего Пажеского корпуса (Садовая, 26) состоялся вечер поэзии, организованный для рабочих – сторонников левых эсеров. Вступительное слово произнес Иванов-Разумник; Блок читал «Скифов» и другие стихи; Л. Д. Блок – поэму «Двенадцать» («Удивительно Люба читала "Двенадцать"», – отметил Блок – ЗК, 408) и новые, еще не опубликованные стихи Клюева (очевидно, предложенные самим Блоком): «Республика», «Ленин» и «Пулемет» [185]; режиссер Общедоступного Передвижного театра П. П. Гайдебуров читал цикл стихов Клюева «Земля и Железо», артист того же театра В. В. Шимановский – поэму Есенина «Инония», а другой артист, Афанасьев, – поэму Есенина «Товарищ» [186]. В начале августа 1918 года Клюеву удается приехать в Петроград. Одна из главных причин его приезда – издательские дела. Приблизительно с середины 1916 года Клюев вел переговоры с петроградским издателем М. В. Аверьяновым относительно «Песнослова» – двухтомника своих избранных сочинений, который предполагалось выпустить в свет к весне 1918 года. 9 марта 1917 года Клюев подписал издательский договор [187]. «Присылаю Вам "Песнослов" в окончательном виде и буду ждать издания в радости, с уверенностью во внешности его, соответствующей содержанию», – писал Клюев Аверьянову 3 октября 1917 года [188].
Однако издание «Песнослова» у Аверьянова затягивалось и к середине 1918 года уже не имело реальной перспективы. Приехав в Петроград, Клюев начинает искать другие возможности. И здесь на помощь ему приходят Блок и Иванов-Разумник; они связывают Клюева с А. И. Имнайшвили, владельцем петроградского издательства «Земля», где в июне был выпущен том блоковских пьес («Театр») и готовились к переизданию тома стихотворений (см.: VIII, 516 и 622; первые два тома вышли в 1918 году, а третий – в 1921 году в издательстве «Алконост»). Разговор о возможности издания «Песнослова» в «Земле» состоялся у Блока с Клюевым, по видимому, 10 или 11 августа. 12 августа Блок записывает: «Утром пришел Р. В. Иванов, с которым мы вместе были в "Земле" и устроили Клюева» (ЗК, 420). 14 августа Блок отдает Клюеву свои экземпляры книг «Братские песни» и «Мирские думы», оставив себе лишь титульные листы и сделав на каждом из них помету: «Отдал Клюеву 14. VIII. 1918 для типографии (печат<ается> в "Земле")» [189]. Переговоры Клюева с «Землей» – при участии Блока и Иванова-Разумника – продолжались не менее месяца (ср. ЗК, 428; запись от 19 сентября), однако издание его сочинений в «Земле» так и не состоялось: согласно помете, сделанной Блоком, «... он не дал стихов "Земле"» (см. примеч. 189).
Тогда же, в середине августа, у Клюева появляется возможность издания его книги в Наркомпросе. Вероятно, и в этом случае дело не обошлось без участия Блока, который с 1918 года по 1921 год служил в Наркомпросе, являясь, в частности, членом коллегии Литературно-издательского отдела и работая в Комиссии по изданию классиков (в начале, 1918 года – до переезда Наркомпроса в Москву); одновременно, как известно, Блок был одним из наиболее активных деятелей Театрального отдела Наркомпроса, состоял членом Историко-театральной секции и возглавлял Репертуарную (до марта 1919 года). Возможно, именно Блок рекомендовал стихотворения Клюева Литературно-издательскому отделу Наркомпроса, в основном, занимавшемуся популяризацией русских классиков. Во всяком случае, разрывая 16 августа 1918 года свой контракт с Аверьяновым, Клюев ссылается именно на договоренность с Наркомпросом. «Имея заявление от Комиссариата Народного Просвещения об издании им моих сочинений в целях широкого распространения в народе, – пишет Клюев, – ставлю Вас в известность, дорогой Михаил Васильевич, что договор Ваш со мной как совершенный вопреки закону и не выполненный Вами по пункту, предусматривающему срок выхода издания, считается отныне недействительным. Полученные от Вас деньги обязуюсь выплатить. Николай Клюев. Офицерская 57, кв. 21. А. А. Блоку для Н. К.» [190]
«Вечером пришел Клюев и ночевал», – записывает Блок 10 августа 1918 года (ЗК, 420). «Телефон от Клюева (мямлит о своих стихах)» – запись от 4 октября (ЗК, 430). «Встреча с Клюевым» – запись от 14 октября (ЗК, 431).
На пути издания книги в ЛИТО Наркомпроса возникли тем временем определенные трудности (причины их не вполне выяснены). В сентябре – октябре 1918 года Клюев письменно обращается к Горькому с просьбой похлопотать перед Луначарским, наркомом просвещения, об издании «Песнослова» [191]. Это обращение не осталось безрезультатным: оба тома «Песнослова» были выпущены в Петрограде в 1919 году Литературно-издательским отделом Наркомпроса.
Разумеется, общение Клюева с Блоком в те насыщенные событиями месяцы второй половины 1918 года не сводилось к одним лишь издательским делам. Это был переломный момент в истории левоэсеровского движения и «скифства»: за разгромом выступления левых эсеров в Москве в июле и покушением на Ленина 30 августа 1918 года последовали – на волне небывалого «красного террора» – аресты эсеровских активистов, а также связанных с ними писателей в Москве, Петрограде и других городах (кратковременному аресту были подвергнуты 14-15 февраля 1919 года Блок, Ремизов, Конст. Эрберг и другие; Иванов-Разумник был отправлен под конвоем в Москву, но освобожден до конца февраля); запрет всех негосударственных изданий; строжайшие контроль и цензура и т. д. Ход событий способствовал постепенному изживанию революционных иллюзий – это относится ко всем «скифам», включая и Блока, и Клюева, и самого Иванова-Разумника. В письме к Андрею Белому от 17 сентября 1919 года Иванов-Разумник признавался, что зима 1918-1919 годов была для него «умираньем», что Блок до сих пор находится «в летаргии» и т. п. [192]. Как свидетельство безрадостных настроений, владевших Блоком после июля 1918 года, надлежит расценивать его слова, приведенные в недатированном письме Клюева из Вытегры к В. С. Миролюбову (судя по содержанию, осень 1919 года): «Помню, мне передавал Блок, что в случае падения Петрограда <подразумевается – в общем контексте клюевского письма – взятие города белогвардейцами. – К. А.> – можно людям искусства собраться в каком-нибудь из нейтральных посольств, как-то особо апеллировать или что-то в этом роде» [193].
Следует отметить, что отношение Блока к Клюеву, прежде весьма сочувственное, постепенно меняется. В 1917-1918 годах Клюев не был уже тем робким начинающим автором, который некогда присылал Блоку свои стихотворения. Его поэтический голос приобрел за это время силу, выразительность, своеобразие; его известность стала воистину всероссийской (в проспекте влиятельных «Биржевых Ведомостей», одной из наиболее «интеллигентных» русских газет того времени, среди сотрудников на 1916 и 1917 годы постоянно упоминались, наряду с Ахматовой, Бальмонтом, Блоком, Андреем Белым, Мережковскими, Сологубом и другими, Есенин и Клюев). Преодолев влияние символизма и пройдя через акмеистическую школу [194], Клюев совершенствовал в 1910-е годы манеру письма – густую, сочную, подчас тяжеловесную. Он стремился вдохнуть в свои стихи ощущение земли и плоти, насытить их чувственностью; иногда прорывается эротика хлыстовской окраски. Созданный Клюевым образ России (второй том «Песнослова») был ярко расцвечен «избяной» и церковной символикой и настолько метафоричен, что смысл зачастую терялся благодаря усложненности и цветистости образа. Это «материальное» начало поэзии Клюева, характерное для нее во второй половине 1910-х годов, ее «телесность» и перегруженность деталями отличали Клюева и от других новокрестьянских поэтов. В разговоре с Блоком в начале января 1918 года Есенин назвал Клюева «изографом» (VII, 313), а в «Ключах Марии» (1919) утверждал, что «сердце его <Клюева> не разгадало тайны наполняющих его образов, и вместо голоса из-под камня Оптиной пустыни он повеял на нас безжизненным кружевным ветром деревенского Обри Бердслея...» [195]. Блок также не одобрял клюевской «пестрядинной» поэзии, в которой господствовал «дух земли». В январе 1918 года, беседуя с поэтом А. Д. Сумароковым, Блок высказал мнение, что Есенин «в смысле версификации» выше Клюева, и не стал оспаривать заявления Сумарокова о том, что книга «Сосен перезвон» – лучшее, что дал Клюев [196]. Ранняя поэзия Клюева, отмеченная влиянием символизма, куда более отвечала вкусам Блока, нежели орнаментальный «русский стиль», который позднее культивировал олонецкий поэт.
Двойственно воспринял Блок и клюевские стихи о Ленине, которые в мае 1918 года Любовь Дмитриевна – в присутствии мужа и, конечно, с его одобрения – декламировала с эстрады (см. выше). Однако уже в начале августа 1918 года Блок, сделав дополнительную запись на своей книге «Стихи о России» (1915), подаренной им матери в мае 1915 года [197], цитирует по памяти первую и пятую строфы клюевского стихотворения о Ленине («Есть в Ленине керженский дух...») [198]. К слову «истока» (строка в записи Блока: «Как будто истока разрух...») он делает сноску: «Надо понимать – не "источника", а исхода»), а к слову «старый» (слова в записи Блока: «Там старый колодовый гроб»; у Клюева: «Там нищий колодовый гроб») – еще одну сноску: «Мож<ет> быть, другие слова, но тоже не особенно удачные» [199].
«стихии», буйно выплеснувшейся в те годы наружу. Неудивительно: русская действительность 1918-1919 годов помогала (и не одному Блоку!) преодолеть народнические иллюзии. Драматическое развитие событий после июля и августа 1918 года побуждало Блока уточнить свой взгляд на «культуру» и «стихию»; последняя, как известно, все более теряла в глазах Блока свою привлекательность. Примечательны слова Блока, отнюдь не случайные, в рецензии на рукопись стихотворений Д. Н. Семеновского (июль 1919 года). «В родовом, русском, – пишет Блок, – Семеновский роднится иногда с Клюевым, не подражая ему, но черпая из одной с ним стихии; это как раз то, что мне чуждо в обоих, что приходится признать, с чем нельзя не считаться, но с чем, по-моему, жить невозможно: тяжелый русский дух, нечем дышать и нельзя лететь» (VI, 342). То, что еще недавно столь очаровывало и окрыляло Блока, становится для него, как видно, «чуждым»: русский национальный дух, окрылявший автора «Стихов о России», теперь лишь сковывает его творческие порывы («... нельзя лететь»).
Сходным образом оценивал Клюева и Андрей Белый. По свидетельству Иванова-Разумника, Белый восторгался его стихотворной техникой, но, с другой стороны, «боялся то духа, который сквозит за "жемчугами Востока" стихов Клюева» [200]. Так же, как и Блоку, Белому был чужд тот «усладный» (то есть чувственный) Христос, чей образ встречает в стихах Клюева и до, и после 1917 года («Это подлинно "плотяной" Христос, хлыстовский Христос», – убежденно восклицал Иванов-Разумник [201], веривший Клюеву и принимавший его творчество почти что безоговорочно.)
В феврале 1919 года Клюев вновь возвратился в Вытегру, куда окончательно переселился еще в 1918 году (после смерти отца) и где живет приблизительно до осени 1923 года, лишь изредка выезжая в Петрозаводск или Петроград. Вступив весной 1918 года в большевистскую партию и даже избранный через несколько месяцев «почетным председателем» вытегорской организации [202], он активно участвует в общественной и культурной жизни этого тихого уездного городка, сотрясаемого, как и вся Россия, событиями революционного времени, выступает в местной печати со своими стихами или статьями. Его переписка со знакомыми затухает в годы Гражданской войны или прекращается полностью.
Ослабевают после 1918 года и его связи с Блоком. Ни одной из книг Клюева, изданных в 1919–1920 годах («Песнослов», «Медный кит», «Песнь Солнценосца», «Избяные песни», «Неувядаемый Цвет»), в библиотеке Блока не обнаружено. Отсутствует имя Клюева и в записных книжках Блока за эти годы; единственное исключение – раздраженная запись от 24 октября 1920 года (см. далее).
Тем не менее, встречи поэтов (должно быть, случайные) происходят и после 1918 года. В начале 1919 года Клюев недолгое время находился в Петрограде [203]. «Николай Клюев, по слухам, в Петербурге, но след его простыл. Я думаю, что он получит, если Вы напишете ему в Смольный, издательство Союза коммун С<еверо>-З<ападной> области (бывш. Петросов<ета>)», – советует Блок П. Н. Зайцеву 6 февраля 1919 года [204]. 20 февраля 1919 года в Петроградском литературно-артистическом клубе «Привал комедиантов» состоялся вечер поэтов; среди других выступал и Блок (см.: ЗК, 450). Клюев был также объявлен в числе участников вечера [205], но его выступление не состоялось [206]. Совместное чтение намечалось и в петроградском театре «Гротеск», где (согласно афише, сохранившейся в архиве Д. М. Цензора) вечером 24 марта 1919 года должны были выступать Блок, Гумилев, Замятин, Г. Иванов. Клюев, Кривич и другие писатели [207]. Участие Блока в этом вечере, устроенном петроградским «Союзом деятелей художественной литературы», подтверждается пометой в записной книжке: «Вечером читал в «Гротеске"...» (ЗК, 453). Однако Клюев отсутствовал и на этом вечере [208] (видимо, в феврале он вернулся в Вытегру).
«Вольфиле» – к нему и относится раздраженная помета в записной книжке Блока от 24 октября 1920 года: «Вечер Клюева в Вольфиле, на который я не пошел. Стишки!» (ЗК, 505). Присутствовал ли Блок на других клюевских выступлениях – неизвестно, сохранилось, однако, свидетельство, по меньшей мере, одной их встречи, состоявшейся в октябре, – дарственная надпись на сборнике «Седое утро» (1920), в которой можно расслышать прощальные интонации: «Николаю Клюеву через пространства и времена великие. А. Б. X. 1920» [210]. Это была, по всей видимости, последняя встреча поэтов.
Впрочем, Блок, Клюев и другие бывшие «скифы» еще оказываются время от времени участниками одних и тех же издательских начинаний. Одним из них был журнал «Знамя», выходивший (с перерывом) в 1919-1922 годах в Москве, первоначально – под редакцией А. А. Шрейдера и «при ближайшем участии» Иванова-Разумника, М. Спиридоновой и И. Штейнберга. Блок и Клюев появлялись в этом журнале, но эпизодически, всего лишь несколько раз.
Последней по времени попыткой «скифского» объединения стало одноименное берлинское издательство, учрежденное в конце 1920 года Е. Г. Лундбергом и А. А. Шрейдером на хранившиеся в Швейцарии деньги левоэсеровской партии. Тесно связанные с «Вольфилой» в Петрограде и ее берлинским филиалом, новые «скифы» явно ориентировались на бывших петроградских. «Наша тема – новая Россия. Наши имена – Блок, Белый, Есенин», – вспоминал Е. Лундберг о деятельности берлинских «Скифов» [211]. Этим издательством 1920-1922 годах было выпущено, наряду с книгами Блока, Белого, Есенина и Иванова-Разумника, несколько книг Клюева («Песнь Солнценосца», «Земля и Железо»; «Избяные песни»; «Львиный хлеб»). Некоторые произведения Блока (в частности, «Двенадцать» и «Скифы») были изданы и по-немецки (в переводе Р. фон Вальтера). Другим, хотя и кратковременным, предприятием берлинских «Скифов» оказался журнал «Знамя» (по образцу российских «Знамя Труда» и «Знамя»), выходивший под редакцией А. А. Шрейдера, Однако этот «Временник литературы и политики» захлебнулся уже на втором номере в августе 1921 года. «Литература» в берлинском «Знамени» была представлена в основном все теми же именами. Стихотворения Клюева, Блока и Есенина в первом номере располагались подряд: одно за другим. «... Старый мир рушится, новый рождается в муках десятилетий; А. Блок, Андрей Белый, Клюев, Есенин откликаются потрясенной душой на глухие подземные раскаты...» – писал Иванов-Разумник в этом номере [212]. Те же авторы (за исключением Клюева) определяли лицо и второго номера, где была напечатана поэма Андрея Белого «Первое свидание», статья Блока «Крушение гуманизма», есенинское стихотворение «Я покинул родимый дом...» и статья Иванова-Разумника «Пролетарская культура и пролетарская цивилизация (Речь на заседании Вольной Философской Академии в Петрограде)». Помещая произведения, уже в основном публиковавшиеся в России, берлинское «Знамя» (в своем литературном разделе) не могло ни укрепить позиции московского «Знамени», ни реанимировать петроградские «Скифы» и оставалось лишь слабым их отголоском.
Об откликах Клюева на смерть Блока ничего не известно. В августе 1921 года Клюева в Петрограде не было, и ему не пришлось проводить Блока в последний путь. Сразу же после смерти Блока был поднят вопрос о сборнике в его память; по этому поводу Иванов-Разумник вступил в переговоры (и переписку) с рядом лиц, в том числе и с Клюевым, и, насколько можно судить, получил согласие [213].
Спустя несколько месяцев, в октябре 1921 года, в «Летописи Дома литераторов» (№2. С. 8) появилось объявление о том, что №6/7 журнала «Записки Мечтателей» «будет весь посвящен Александру Блоку». Среди авторов, чьи воспоминания предполагалось напечатать в этом номере, упомянут и Клюев. Предварительная аннотация запланированного выпуска «Записок Мечтателей» с перечнем авторов статей и воспоминаний о Блоке (включая Клюева) появилась также в четвергом номере журнала [214]. Однако уже в декабре в той же «Летописи» текст объявления печатается в иной редакции: имена Клюева, Иванова-Разумника, В. В. Гиппиуса и других авторов отсутствуют [215]. В посвященной Блоку шестой (последней) книжке «Записок Мечтателей» за 1922 год воспоминаний Клюева не появилось.
«Вольфила» устроила несколько открытых заседаний; в них предполагалось и участие Клюева. «В Петроград приехал поэт Николай Клюев, который будет читать свои воспоминания об Ал. Блоке на одном из ближайших заседаний Вольфилы», – сообщала газета «Жизнь искусства» [216]. В одной из зарубежных хроник упоминалось о том, что на заседаниях «Вольфилы», посвященных Блоку, «прочитаны главы из биографии поэта, написанные М. А. Бекетовой, воспоминания о поэте Е. П. Иванова, Н. А. Клюева, Иванова-Разумника, В. Н. Княжнина, отрывки из дневника А. Белого и т. д.» [217] Клюев действительно выступал в «Вольфиле» в конце августа 1922 года и читал свою новую поэму «Мать-Суббота» [218]. Но вспоминал ли он о своем знакомстве с Блоком и, если вспоминал, что именно – этот вопрос остается открытым. Ничего не известно и о судьбе его «воспоминаний» (скорее всего они не были написаны).
Клюев навсегда сохранил о Блоке благодарную память. «Он говорил мне о нем с большой теплотой, проникновенно», – вспоминал В. А. Мануйлов [219]. (Известны, однако, и раздраженно-неприязненные отзывы [220].) В 1920-е годы, переселившись в Ленинград, Клюев поддерживает отношения с близкими поэту людьми (Е. П. Иванов, Иванов-Разумник), Дружит с П. Н. Медведевым, исследователем и публикатором поэтического наследия Блока (их знакомство, кстати, состоялось в августе 1922 года в «Вольфиле» на заседании, посвященном Блоку [221]).
Клюев хорошо помнил отдельные блоковские строки и фразы, нередко цитировал их. Так, в одной из своих рецензии, написанной в 1921 году для вытегорской газеты «Трудовое слово», Клюев использует (в кавычках) любимые им блоковские слова «страшная святость веков» (из стихотворения «Бегут неверные дневные тени...») [222]. «Не хочу быть литератором, только слов кощунственных творцом. Избави меня Бог от модной литературщины!» – сказал он однажды Н. И. Архипову (1923) [223]. Надписывая в 1928 году В. A. Мануйлову первый том «Песнослова», Клюев использует обращенную к нему блоковскую надпись на книге «Седое утро», но перефразирует ее и наделяет несколько иным смыслом: «Светлому брату Вите Мануйлову. Через годы и туманы великие еще встретимся и все будет по-новому. Н. Клюев» [224].
Блоковские образы и мотивы, глубоко и органически воспринятые Клюевым в 1900-е годы, можно обнаружить в его более позднем творчестве, по духу и направленности весьма отличном от эпохи сборников «Сосен перезвон» и «Братские песни» [225].
Мысли Клюева в 1920-е годы не раз уносились и к месту последнего упокоения поэта на Смоленском кладбище. «Всякого мусора навалили на Блока, всю могилу его засрали, – говорил он Н. И. Архипову в феврале 1924 года. – Чистому человеку и подойти к ней тошно» [226]. Все же Клюев «подходил», и, возможно, не раз, к дорогой для него могиле. Журналист И. Западалов, с семьей которого, по его словам, Клюев был дружен в 1920-е годы, вспоминает:
«Вскоре после того как Клюев приехал в Ленинград на постоянное жительство, мой отец познакомил его со своей семьей и невестой, моей будущей матерью. После официальной регистрации брака прошел и обряд венчания в Смоленской церкви. На свадьбе сватом от жениха был тогда уже ставший знаменитым "певец олонецкой избы".
Когда дед Алексей в конце торжественного обеда, проходившего в его доме близ церкви, вспомнил, как провожали в последний путь Блока, Клюев захотел навестить его могилу. Долго крестился у зеленого холмика, потом со слезами на глазах прочел несколько строк. Привожу их в записи отца: "Александр Александрович милый! Александр Александрович Блок! Поржавели венки над могилой – ухищренья людского итог. Словно тернии, острые листья кровоточат на сиром кресте. Но рябины грудастые кисти сыплют бисер, как весть о Христе". Помолчали. Потом Клюев сказал: "Какой чистый воздух. Как тихо. Как хорошо. Вот бы и нам такой покой!"» [227].
Можно с уверенностью сказать: свое знакомство и общение с Блоком Клюев до конца жизни воспринимал как самое яркое и светлое ее событие, как неповторимую «Нечаянную Радость», которую ему посчастливилось пережить.
* * *
До 1987 года отдельные письма Клюева к Блоку публиковались (в отрывках и полностью): 1) самим Блоком (отрывок из письма 2, приведенный в статье «Литературные итоги» 1907 года»); 2) в комментариях М. И. Дикман к письмам Блока (VIII, 587. 594); 3) в статье «Раннее творчество Клюева» (С. 198, 199, 201,207, 208, 211); 4) в статье В. Г. Базанова «Олонецкий крестьянин и петербургский поэт» (Север. 1978. №8. С. 93-112; №9. С. 91-110; приведены полностью письма. 26, 28 и 35 и отрывки из писем 1. 2, 12 и 31).
Полностью письма Клюева к Блоку были впервые напечатаны (с оригиналов, хранящихся в РГАЛИ) в четвертой книге 92-го тома «Литературного наследства» («Александр Блок. Новые материалы и исследования»). Эта работа, подготовленная нами в конце 1970-х годов, увидела свет – в силу известных причин – лишь в 1987 году; некоторые ее фрагменты публиковались ранее (см.: ЛГ. 1980. №48. 26 ноября. С. 5 (письмо 26); Книжное обозрение (приложение: «Библиотека "Книжного обозрения"»). 1986. №42. 17 октября. С. 8-10 (письма 2, 12, 20, 23, 26, 28, 29, 31, 35, 43; без указания имени публикатора); то же (с авторским вступлением): Собеседник. Литературно-критический ежегодник. Вып. 8. М.,1987. С. 281-300).
Это – значительная часть написанного Клюевым в те годы, во многом предопределившая состав и характер сборников «Сосен перезвон», «Братские песни», «Лесные были». В архиве Блока сохранились рукописи 55 стихотворений; некоторые из них образуют часть письма (см., например, №№26 и 28). Не обнаружены автографы упомянутых Клюевым стихотворений «Поэт» и «Предчувствие» (см. примеч. 20 и 21 к письму 20). Отсутствие этих стихотворений объясняется тем, что Блок отправлял произведения Клюева в редакции различных периодических изданий, как правило, в копиях, собственноручно им сделанных, иногда же – в виде исключения – посылал и клюевские рукописи. Это произошло, вероятно, со стихотворениями, приложенными Клюевым к письму 2 (см. примеч. 22 и 23 к этому письму). Не установлено какое третье стихотворение было послано Блоком в 1908 году в журнал «Золотое Руно» (ср. примеч. 5 к письму 10).
Тексты своих стихотворений Клюев писал либо на оборотной стороне письма, либо на отдельных листах. Определить в последнем случае, к какому именно письму относится то или иное стихотворение, – затруднительно. Сведения о стихах, содержащиеся в самих письмах, не всегда помогают. Располагая стихи в соответствии с тем или иным письмом, мы руководствовались, прежде всего, работой, проведенной в свое время К. Н. Суворовой, научным сотрудником ЦГАЛИ: готовя к печати аннотированный каталог переписки Блока (см. примеч. 2), она тщательно изучила его архив и составила описание эпистолярного раздела.
Клюеву было свойственно совершенствовать свои стихотворения и править их от издания к изданию. Некоторые из них подвергались решительной переработке в 1907-1910 годах – в соответствии с замечаниями Блока. Редакция стихотворений, сохранившихся в блоковском архиве, является, таким образом, первоначальной. Сравнивая эти варианты с более поздними публикациями, можно почти в каждом случае обнаружить разночтения (отдельные исправления делал сам Блок, копируя клюевские стихотворения перед тем, как отослать их в ту или иную редакцию).
Ниже публикуются все стихотворные тексты, о которых известно, что они были отправлены Клюевым Блоку в 1908-1910 годах (то есть стихотворения, сохранившиеся в архиве Блока, а также стихотворения «Поэт» и «Предчувствие»). В примечании к каждому из них упоминается и первая его публикация, и его присутствие и положение в «Песнослове» – наиболее полном (двухтомном) прижизненном собрании стихотворений Клюева 1905-1918 годов. Неизменно указывается раздел «Песнослова», в котором помещено данное стихотворение. Это вызвано тем, что «Песнослов» лишь внешне повторяет своей структурой дореволюционные сборники или циклы («Сосен перезвон» – «Братские песни» – «Лесные были» – «Мирские думы» – «Песни из Заонежья» и т. д.), тогда как в действительности, составляя первую книгу двухтомника, Клюев не только редактировал свои прежние тексты, но и – в ряде случаев – менял их местоположение; так, стихотворения, первоначально включенные в сборник «Сосен перезвон», оказались в «Песнослове» в разделе «Братские песни» и т. п. [228]
Малосущественные текстологические моменты (деление на строфы, знаки препинания и др.), отличающие ранние (посланные Блоку) варианты от позднее опубликованных, специально не оговариваются.
– строчки или образы, имеющие своим источником стихи Блока.
При отсылке к сборникам «Братские песни» и «Лесные были» имеются в виду книги, выпущенные соответственно в издании журнала «Новая земля» (М., 1912) и книгоиздательством К. Ф. Некрасова (М., 1913). При упоминании книжек-брошюр под теми же названиями, изданных в 1912 году в серии «Библиотека "Новая земля"», приводятся их полные выходные данные.
Явные описки в тексте стихов и писем исправлены без оговорок. Комментируются, однако, некоторые орфографические ошибки в письмах Клюева. «Малограмотность» была одной из личин олонецкого поэта; желая казаться простым «мужиком», далеким от «книжной» культуры, он пользовался этим приемом, чтобы подчеркнуть свою «темноту» (см., например, место, отмеченное примеч. 2 в письме 31). Во всяком случае, многие из «ошибок» в его рукописях 1910-х годов (и позднее) производят впечатление нарочитости. «Присылаю Вам пять своих стихотворений, – обращался Клюев 26 ноября 1914 года к А. А. Измайлову. – Они написаны с ошибками в словах и знаках, так уж Вы сами потрудитесь исправить их» [229]. Представляется важным каждый раз удостовериться, чем является та или иная ошибка в тексте, написанном рукою Клюева: недостатком грамотности или же «художественным приемом».
Имена публикаторов и авторов примечаний даются лишь при первой отсылке; библиографические сведения, сообщенные в предисловии, в примечаниях к письмам не повторяются.
Автор искренне признателен лицам, советами и помощью которых он пользовался: Е. Б. Белодубровскому, М. И. Дикман, H. Л. Н. Ивановой, Л. Ф. Капраловой, А. В. Лаврову, М. С. Лесману, З. Г. Минц, Г. М. Прохорову, К. Н. Суворовой, Р. Д. Тименчику.
163 Приводим полный текст пометы Блока на авантитуле:
«Николай Клюев. Петроград 1916, изд<ательство> Аверьянова.
Книгу получил 8 II 1916
Отдал Клюеву 14 VIII 1918 – для типографии (печат<ается> в "Земле")» (пояснения см. ниже в тексте; см. также примеч. 97, 98 и 189).
– лицо неустановленное.
165 РГАЛИ. Ф. 55. Оп. 2. Ед. хр. 39. Л. 75 об.
О вымышленных «встречах» Клюева с Распутиным см. подробно: Гагарья судьбина. С. 95-96.
166 РГАЛИ. Ф. 464. Оп. 1. Ед. хр. 70.
167 Библиотека Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН.
169 Песнослов 2. С. 168.
170 Там же. С. 183.
171 Орешин П. Дулейка. Саратов, 1919. С. 13.
172 Ширяевец А. Алые маки. Песни последних дней. Пг., 1917. С. 8.
174 Цит. по копии в собрании М. С. Лесмана.
«Великий Выгов» – старообрядческое общежительство на Реке Выг в Повенецком уезде Олонецкой губернии, духовный и хозяйственный центр беспоповцев, сложившийся в конце XVII – начале XVIII в. и существовавший да середины XIX. С выговским монастырем связала деятельность братьев Андрея и Симеона Денисовых, историков и богословов, основателей Выговской литературной школы. В сочинениях Клюева неоднократно упоминаются имена выговских старообрядческих деятелей и старейшин, их произведения и др.
175 Городецкий С. Воспоминания об Александре Блоке // Александр Блок в воспоминаниях современников. Т. 1. С. 341.
176 См. подробно: Лавров А. В. Блок и Иванов-Разумник // Лавров А. В. Этюды о Блоке. СПб., 2000. С. 80-135
178 Скифы. Пг., 1917. С. VIII (предисловие, подписанное «Скифы»; согласно устному сообщению Д. М. Пинеса, авторами предисловия были С. Д. Мстиславский и Иванов-Разумник, причем первому принадлежит 1-я глава (С. VII –IX), а второму – 2-я глава (С. X–XII). См.: Масанов И. Ф. Словарь псевдонимов русских писателей, ученых и общественных деятелей. М., 1958. Т. 3. С. 117).
179 Скифы. Сб. 2. Пг., 1918. С. 230.
180 Сумароков А. Моя встреча с Блоком // Александр Блок в воспоминаниях современников. М., 1980. Т. 2. С. 191.
181 Андрей Белый, Иванов-Разумник Р. В., Штейнберг А. В. Памяти Александра Блока. С. 57.
183 См.: Леонтьев Я. В. Иванов-Разумник // Политические деятели России 1917. Биографический словарь. М., 1993. С. 121-122.
184 См.: Галанина Ю. Е. О сотрудничестве Александра Блока с левоэсеровскими изданиями в начале 1918 года // Иванов-Разумник. Личность, Творчество. Роль в культуре. Публикаций и исследования. СПб., 1998. Вып. II. С. 208-216.
185 Можно предположить, что именно эти стихи Клюев отправил весной 1918 г. в Петербург Иванову-Разумнику, который, в свою очередь, передал их Блоку. К ним, скорее всего, и относятся пометы Блока в записной книжке от 10 и 11 мая 1918 г.: «Стихи Клюева от Р. В. Иванова...» (ЗК, 406). Естественно, что для поэтического вечера, состоявшегося через несколько дней, Блок отдал предпочтение «свежим» произведениям Клюева. См также примеч. 198.
186 Знамя борьбы (Петроград). 1918. №47. 16 мая. С. 1. Отчет о вечере: Там же. 1918. №50. 19 мая. С. 4.
188 Сочинения. Т. 1. С. 201 (публикация Г. Маквея).
189 РГАЛИ. Ф. 55. Оп. 2. Ед. хр. 39. Л. 68 и 75.
В «Алфавитном каталоге библиотеки Блока, составленном им самим» значатся: «Сосен перезвон» (оба издания), «Братские песни», «Лесные были» и «Мирские думы». Возле каждого из названий Блоком сделано несколько приписок. Под словами «Н. Клюев. Сосен перезвон» помечено (в скобках): «Мам<ин> экз<емпляр> продан за 800 – XII 1920» (возможно, подаренный Клюевым экземпляр второго издания; ср. выше примеч. 98). Названия «Братские песни» и «Мирские думы» зачеркнуты; рядом с каждым из них – помета: «Отд<ал> Клюеву». Ниже следует запись (последняя фраза приписана карандашом): «Две вычеркнутые книги отданы Клюеву 14. VIII. 1918 для типографии (печ<атается> в "Земле"). Но он не дал стихов "Земле"» (ИРЛИ. Ф. 654. Оп. 1. Ед. хр. 338. Л. 88 об.).
190 Сочинения. Т. 1. С. 202.
Явно вопреки истине Клюев утверждал в этом письме к М. Горькому (осень 1918 г.), что издатели, которые ранее его «обязывали» издаваться только у них (имеется в виду, несомненно, М. В. Аверьянов), «теперь огулом отказываются от печатания моего большевистского первого тома...». Речь идет о первой книге «Песнослова», в которой не было и не могло быть ничего «большевистского», ибо содержались стихи, написанные до 1917 г. Обратим также внимание на оттенок политического доноса: Аверьянов, по словам Клюева, отказывается якобы от публикации клюевской книги из-за ее «большевистского» духа.
192 Андрей Белый и Иванов-Разумник. Переписка / Публ., вступ. статья и коммент. А. В. Лаврова и Джона Мальмстада. Под-гот, текста Т. В. Павловой, А. В. Лаврова и Джона Мальмстада. СПб., 1998. С. 183.
193 Цит. по: У истоков русской советской литературы 1917-1922. Л., 1990. С. 45 (публ. В. В. Базанова).
194 См.: Азадовский К. Н. А. Клюев и «Цех поэтов» // ВЛ. 1987. №4. С. 269-278.
196 Сумароков А. Моя встреча с Блоком // Александр Блок в воспоминаниях современников. Т. 2. С. 191
197 Надпись 1915 г.: «Маме! 27 мая 1915 г. » (см.: ЛН. Т. 92. кн. 3. С. 90-91). Ср. письмо к матери от 29 мая 1915 г (Письма к родным. Кн. II. С. 266).
198 Стихотворение впервые опубликовано в левоэсеровском журнале «Знамя труда. Временник литературы, искусств и политики» (Пг.; М., 1918. №1. Июнь. С. 15), издававшемся под редакцией Иванова-Разумника, В. Карелина и Е. Лундберга. О возможной причастности Блока к публикации этого стихотворения Клюева см.: ЛН. Т. 92, кн. 3. С. 90.
199 Библиотека РГАЛИ.
«Три богатыря» // Летопись Дома литераторов. 1922. №3 (7). 1 февраля. С. 5.
«Жемчуга Востока» – слова из последней строфы поэмы Клюева «Четвертый Рим» (1922).
201 Там же.
202 См.: Известия Олонецкого губернского Совета крестьянских, рабочих и солдатских депутатов. 1918. №145. 20 июля/2 августа. С. 4. Весной 1920 г. Клюев был исключен из партии за религиозные убеждения и посещения церкви (см. подробнее: Путь поэта. С. 230-232).
203 Новый 1919 год Клюев встречал в Петрограде в мастерской Передвижного театра П. П. Гайдебурова, о чем свидетельствует появившееся в печати описание новогоднего праздника, где, между прочим, сказано: «В третьем часу ночи читал свои стихотворения Н. А. Клюев» (Записки Передвижного общедоступного театра. 1919. Вып. 17 (январь). С. 14).
«Блок и кружок "Арион"»). Письмо написано в ответ на приглашение Блока, Клюева и других поэтов к участию в воронежских журналах «Сирена» и «Вестник Воронежского округа путей сообщения». Письмо Клюеву было послано, но его сотрудничество в названных изданиях не состоялось.
206 В статье М. Кузмина, посвященной этому вечеру, отмечалось, что «из двадцати участников присутствов<ало> только двенадцать, причем не было ни Ахматовой, ни Гумилева, ни Есенина, ни Клюева» (Кузмин М. Вечер поэтов // Жизнь искусства. 1919. №91. 5 марта. С. 1).
207 РГАЛИ. Ф. 543. Оп. 1. Ед. хр. 7. Л. 95.
208 «Вечер закончился чтением стихов, – сказано в газетном отчете. – Выступили поэты: А. Блок, Н. Гумилев, Георгий Иванов, Валентин Кривич, Всеволод Рождественский и Дмитрий Цензор» (Жизнь искусства. 1919. №105. 27 марта. С. 2).
210 Собрание Н. Б. Чирскова (С. -Петербург). Опубликовано: ЛН. Т. 92, кн. 3 С. 82.
211 Лундберг Е. Записки писателя. 1920-1924. Л., 1930. С. 93 (имя Клюева опущено здесь, как и в других местах книги, скорее всего по цензурным причинам).
212 Иванов-Разумник. Изысканный жирафф <так!> // Знамя (Берлин). 1921. №1. Июнь. С. 27. Название статьи – слова стихотворения Н. С. Гумилева «Жираф» (1907).
215 Летопись Дома литераторов. 1921. №4. 20 декабря. С. 4.
216 Жизнь искусства. 1922. №33. 22-28 августа. С. 4.
218 Жизнь искусства. 1922. №35. 5 сентября. С. 5.
<К. М. Азадовского> с В. А. Мануйловым (5 сентября 1976 г.).
220 См. примеч. 83. В этом же ряду – высказывание Клюева, записанное Н. И. Архиповым в 1923 г.: «Блок <был> отгорожен от живого солнца и живой земли Офицерской улицей. Теперь он ближе к подлинной России и к избяному раю, чем к так называемой жизни» (ИРЛИ. Р. I. Оп. 12. Ед. хр. 681. Л. 100 об).
«А Блок. Неизданные стихотворения 1897-1919. Л., 1926» с дарственной надписью: «Милому другу и светлому брату Николаю Алексеевичу Клюеву с любовью составитель. 22. I. 926. Пб.» (Музей Института русской литературы (Пушкинский Дом) РАН).
222 См.: Субботин С. И. Проза Николая Клюева в газетах «Звезда Вытегры» и «Трудовое слово» (1919-1921 годы). Вопросы стиля и атрибуции // РЛ. 1984. №4. С. 148.
223 ИРЛИ. P. I. On. 12. Ед. хр. 681. Л. 31 об. Перефразированы строки блоковского стихотворения «За гробом» («Божья Матерь Утоли мои печали...»; 1908). У Блока: «Был он только литератор модный, / Только слов кощунственных творец…»
«Еще встретимся, и все будет по-новому...» (см.: Автографы поэтов Серебряного века. Дарственные надписи на книгах. М., 1995. С. 342; Н. А. Данилов – лицо неустановленное).
«Так развертывается жизнь. Так <…> страдною тропою проходит душа...» (вступление к сб. «Земля в снегу») – эта фраза варьируется в очерке «Гагарья судьбина» (см.: Гагарья судьбина. С. 111) и письме к В. Н. Горбачевой от 1 апреля 1935 г. (см.: Николай Клюев в последние годы жизни: письма и документы. По материалам семейного архива / Публ., вступ. статья, подгот. текстов и коммент. Г. С. Клычкова и С. И. Субботина // НМ. 1988. №8. С. 189).
225 См.: Алексеева Л. Ф. Произведения Н. А. Клюева 20–30-х годов сквозь призму традиций А. А. Блока // Размышления о жанре. Межвузовский сборник научных трудов. М., 1992. С. 125-138.
226 ИРЛИ. P. I. On. 12. Ед. хр. 681. Л. ПО.
227 Западалов И. «Он весь – свободы торжество!» // Вечерний Ленинград. 1990. №181. 7 августа. С. 3. «Певец олонецкой избы» – строка из стихотворения Клюева «Есть две страны: одна – Больница...» (1937?).
– клюевский «венок» на могилу Блока! – действительно принадлежит Клюеву, до настоящего времени не обнаружено.
228 Мекш Э. От замысла к воплощению (творческая история собрания сочинений Н. А. Клюева «Песнослов») // Традиции И новаторство в советской литературе. Сб. научных трудов. Рига, 1986. С. 65-82.
229 Mc Vay G. Unpublished Materials on Klyuev and Esenin // Russian Literature Triquarterly. 1972. №4. P. 381.