ЛИРИЧЕСКАЯ ТРИЛОГИЯ
Общественная обстановка периода революции 1905 г. оказала да и не могла не оказать глубокого воздействия на все творчество Блока. Внимание к современности, к состоянию окружающей действительности, к социальным явлениям и типам обострилось. Но отзывы Блока на события первой русской революции «далеко не сводятся к непосредственным и прямым откликам поэта на революцию», как справедливо указывает Д. Е. Максимов в своей обстоятельной работе на эту тему170*. Революция входила как новое содержание в мир, открывающийся его восприятию, вносила новый смысл в его художественную систему.
Обращение Блока к театру на рубеже 1905 – 1906 гг. было всесторонне подготовлено как его издавна идущим тяготением к сцене, так и накоплением театральных элементов в его поэзии. Для него шаг на сцену был уже неизбежен. При этом огромное значение имели и глубокие сдвиги в мироощущении и психологии Блока, которые были вызваны всей атмосферой первой русской революции. Как будто не затронув непосредственно политического сознания Блока, революционная обстановка оказала сильнейшее воздействие на весь его духовный мир.
Потребность Блока найти через драму и театр «выход из лирической уединенности»171*, как и сама проблематика, сама художественная структура его первых пьес возникают именно в этой обстановке и вне ее не могут быть поняты.
Существует много данных (в том числе — письма самого Блока), которые позволяют судить о его обостренном восприятии общественной атмосферы 1905 г., о подъемах и спадах его настроений, о большей или меньшей конкретизации его политических симпатий. В целом же надо сказать, что блоковское восприятие первой русской революции остается непереводимым на язык обычных политических терминов и выглядит наивней, беднее и уже того, что несут в себе его метафоры, его впечатления, преображенные в символы.
Через системы этих метафор воспроизводится в творчестве Блока действительность тех дней. В некоторых письмах Блока, особенно искренних и лиричных (таковы его письма к Е. П. Иванову), мы находим тот материал, на котором строит он свои драмы.
«Полная весна, все течет и поет. Заря из тех, от которых моя душа ведет свою родословную. Проталины; И небо прозрачное до того, что ясно, Кто за ним… Ничего нет, кроме гордости, что чувствую весну»172*.
Это — символика «Стихов о Прекрасной Даме», и понятно, что в весенних зорях 1905 г. Блок ощущает предвестье близкого обновления жизни.
В другом письме, интересном своей многосторонней связью с «лирическими драмами», Блок говорит о закипающей в нем «страшной злобе» на Петербург. «Ибо я знаю, — пишет Блок, — что это поганое, гнилое ядро, где наша удаль мается и чахнет, окружено такими безднами, такими бездонными топями, которых око человечье не видело, ухо — не слышало»173*.
То, что войдет вскоре в драмы «Король на площади» и «Незнакомка», присутствует во взволнованных, сумбурных строках о Петербурге, о «петербургской мистике» этого очень выразительного письма, крайне важного для характеристики Блока 1905 г.
«Я приникал к окраинам нашего города, знаю, знаю, что там, долго еще там ветру визжать, чертям водиться, самозванцам в кулаки свистать! Еще долго близ Лахты будет водиться откровение, небесные зори будут волновать грудь и пересыпать ее солью слез и будет Мировая Несказанность влечь из клоаки. Но живем-то, живем ежедневно — в ужасе, смраде и отчаянье, в фабричном дыму, в треске блудных улыбок, в румянце отвратительных автомобилей, вопящих на Зарю, смеющих догадываться о Заре! Петербург — гигантский публичный дом, я чувствую. В нем не отдохнуть, не узнать всего, отдых краток там только, где мачты скрипят, барки покачиваются, на окраине, на островах, совсем у ног залива, в сумерки. Но там узнаешь тишину только до рассвета, а едва рассвет запылит, — все кончено»174*.
«высказать ненависть к любимому городу» поведет в его творчестве к усилению социальной темы, преимущественно в том аспекте, который связан с «виной» города («поганого, гнилого ядра», «гигантского публичного дома»), неспособного очиститься светом «небесной зари», удержать «Мировую Несказанность».
Блока тяготит собственное бессилие. — «Знаешь ли, что МЫ те, от которых хоть раз в жизни надо, чтобы поднялся вихрь? Мы сами ждем от себя вихрей… Я и написать не могу всего, но то, чего я не могу высказать ясно, вертится все близ одного: хочу действенности, чувствую, что близится опять огонь, что жизнь не ждет (она не успеет ждать — он сам прилетит), хочу много ненавидеть, хочу быть жестче». Но уже понятно — «Старое рушится»175*.
Прилетит ли огонь? Воплотится ли «Мировая Несказанность»? — «Может быть. Может быть, будет хорошо, кругом много гармонии… Какое важное время! Великое время! Радостно», — пишет Блок в этом же своем письме к Е. П. Иванову.
Судьбы общественные, как и всегда, неотделимы у Блока от проблемы становления его собственной личности. «Свое прошлое» становится для Блока известным залогом «будущего», радуясь за прошлое («и близкое и далекое»), он «может быть» готов радоваться и за будущее. — «Что-то случится между нами в будущем. С нынешними людьми, особенно близкими, непременно со всеми что-то случится в какую-нибудь октябрьскую оттепель»176*.
Пережитое открыло историческую перспективу, но в настоящем ничего не совершается. 1906 г. уже требует от Блока новой «переоценки ценностей». «Думаю, однако, что тем летом эта переоценка была не так бесплодна, как теперь: ужасное запустение, ничего не вижу, не слышу больше… Наступила Тишина — самая чертовская — несмотря на революцию»177*.
События первой русской революции не только показали, что до гармонии еще очень далеко — они сделали немыслимым для Блока восприятие мира в рамках его прежней творческой концепции.
Прежде слишком многое постулировалось, носило волюнтаристский характер, строилось на основе отвлечения от жизненного материала, хотя вся эта концепция и держалась на вере в возможность жизненного воплощения идеала. Поэтому тенденция разлада, противоречия всегда присутствовала как источник своеобразной «театрализации» и драматизации в лирике Блока первого периода178*.
Под влиянием трагических событий русской действительности процессы эти ускоряются. Они ведут к расширению границ прежнего мироздания и изменениям внутри самой поэтической системы.
Воссоединение лирического героя Блока с миром «Города» вводит в творчество Блока новые сюжеты. Драматизм их раскрывается и осмысливается Блоком не сам по себе, но в соединении с темой внутреннего раскола личности, погружения ее в неразрешимые противоречия между ею, «заданной» в полноте своего назначения, и ею же — жизненно существующей.
Образы двойников вступают в творчество Блока, как оформление одновременно и социальной, и жизненной, и философской проблемы человеческой нецельности, неполноты, дисгармонии человеческого бытия. Личность в творчестве Блока к началу его работы над «лирическими драмами» становится сгустком противоречий, индивидуально не изживаемых. Название трилогии говорит о драме лирика — человека и поэта, а не только констатирует жанр — «лирические драмы».
Комплекс понятий и чувств, соединенных с образом Прекрасной Дамы, оказывается трагически несовместимым с планом жизненной практики, что в «лирических драмах» выражено очень остро. Однако связь миров не утеряна — их взаимодействие развивается в сторону все большего драматизма, в свете которого раскрываются новые проблемы: революции, социальной динамики сословий (народа и интеллигенции), русской истории.
Лирический герой Блока — художник, или, что точнее — сплав художника и того, что можно назвать типичным современным человеком буржуазно-интеллигентского круга. В таком качестве он, этот лирический герой, двойствен и трагичен.
Как художник, он помнит о «мирах иных» и стремится воплотить их образ в искусстве.
Но как типичный современный человек, герой Блока не может воплотить свою мечту в условиях окружающей его действительности; в своих попытках сделать это он неизбежно обречен на поражение.
«Карикатурно неудачливый Пьеро в “Балаганчике”, нравственно слабый поэт в “Короле на площади” и другой Поэт, размечтавшийся, захмелевший и прозевавший свою мечту в “Незнакомке”, — все это как бы разные стороны души одного человека», — пишет Блок в предисловии к сборнику «Лирические драмы»179*.
При этом, конечно, очень важно, что, несмотря на драматическую форму, момент авторского отчуждения от создаваемого образа, обязательный в пьесе реалистического типа, здесь отсутствует. Внутри сложной, метафорически развернутой структуры произведения оказывается и сам его автор, отсюда такой романтический прием, как ирония.
«лирических драм» ищут, как пишет Блок, «жизни прекрасной, свободной и светлой, которая одна может свалить с их слабых плеч непосильное бремя лирических сомнений и противоречий и разогнать назойливых и призрачных двойников»180*.
Выделяя слово «жизнь», Блок указывает на то, что все, о чем он говорит, должно быть достигнуто именно в плане конкретном, жизненном, а не только за счет чисто внутренних, умозрительных усилий человека, вступившего в борьбу с разъедающими его душу противоречиями. Иными словами (и в 1908 г., когда Блок писал это предисловие, иначе он уже и не мыслил), двойники исчезнут тогда, когда жизнь жизнь их разогнать еще не может. Не происходит этого, естественно, и на том этапе ее развития, который отражен в «лирических драмах».
Примечания
170* Д. Е. Максимов. Блок и революция 1905 года, стр. 276.
171* А. Блок. Собр. соч., т. 8, стр. 170.
172*
173* Там же, стр. 130.
174* Там же, стр. 130 – 131.
175* Там же, стр. 131.
176* Там же, стр. 133.
177*
178* О распаде мира Прекрасной Дамы подробно и тонко написал П. Громов в кн. «А. Блок, его предшественники и современники». М. - Л., 1966, стр. 108 – 129.
179*
180* Там же.