XVII
На следующий день после окончания поэмы "Двенадцать" Блок пишет стихотворение "Скифы".
Это также одно из самых злободневных произведений поэта. Накануне, 29 января, он занес в записную книжку: "Азия и Европа", а также формулу, с которой только что выступила советская делегация на переговорах с Германией в Бресте:
"Война прекращается, мир не подписан".
Формула эта явилась результатом той грубо ошибочной оценки положения Троцким и некоторыми другими, которую резко и четко квалифицировал В. И. Ленин:
"Смотрели сквозь пальцы на гигантское разложение быстро демобилизующейся армии, уходящей с фронта. Упивались революционной фразой. Перенесли эту фразу на борьбу против всемирного империализма" ("Тяжелый, но необходимый урок") {В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, т. 35, стр. 394.}.
В особенности смещалась действительность в представлении левых эсеров, которые некоторое время после революции сотрудничали с большевиками. Блок, друживший в эту пору с одним из видных левоэсеровских литераторов, Ивановым-Разумником, печатался в газете этой партии "Знамя труда", где были, в частности, опубликованы и "Двенадцать", и "Интеллигенция и революция", и "Скифы".
События революции были так же многообразны, пестры и зачастую противоречивы, как и суждения о ней и ее будущем, раздававшиеся вокруг Блока. Не удивительно, что и поэт, не отличавшийся ясностью политических взглядов, зачастую на основании всего этого создавал свои собственные, довольно фантастические во многом концепции, где тонкая интуиция соседствовала с представлениями, заимствованными из самых разных источников. "Скифы" - одно из таких произведений.
В прошлом некоторые значительные из русских писателей и мыслителей, связанных с консервативным лагерем, считали исторической миссией России - противостоять "разрушительным" революционным тенденциям Западной Европы.
Об этом писал Ф. И. Тютчев в "России и революции" {Впрочем, отношение Тютчева к революции было сложным. См. об этом прекрасную статью Л. К. Долгополова "Тютчев и Блок" ("Русская литература", 1967, Ќ 2).}.
В свою очередь, и философ К. Леонтьев видел в верности "византийским" началам царизма залог выполнения того же исторического предначертания:
"...Под его (византизма. - А. Т.) знаменем, если мы будем ему верны, мы, конечно, будем в силах выдержать натиск и целой интернациональной Европы, если бы она, разрушивши у себя все благородное, осмелилась когда-нибудь и нам предписать гниль и смрад своих новых законов о мелком земном всеблаженстве, о земной радикальной всепошлости!"
Для К. Леонтьева процесс демократизации пагубен для человечества, ведет к опошлению человеческой личности и к концу человеческой истории, самые блестящие периоды которой философ связывал с резким кастовым разделением общества и сильной, пусть даже тиранической, властью.
Картина, рисуемая Блоком, совершенно противоположна. Его представление об исторической роли России в прошлом восходит к пушкинским мыслям о том, что ее огромные пространства "поглотили нашествие монголов" и поэтому европейская "христианская цивилизация была спасена":
Мы, как послушные холопы,
Держали щит меж двух враждебных рас,
Монголов и Европы!
Но в этих же строках сказывается привязанность Блока к историческим концепциям Владимира Соловьева с его предсказаниями нового монгольского нашествия.
Однако в стихах Соловьева оно связывалось в первую очередь с катастрофой русского самодержавия, с "сокрушением двуглавого орла" и падением "третьего Рима".
В "Скифах" же рисуется - столь же драматическая и даже апокалипсическая - картина гибели европейской буржуазной цивилизации, находящей свой конец на лелеемых ею самою военных путях:
Вот - срок настал. Крылами бьет беда,
И каждый день обиды множит...
В этих словах точно схвачены и самые злободневнейшие политические события - предъявление немецкой военщиной хищнических притязаний на мирных переговорах в Брест-Литовске. Но, разумеется, адрес стихов Блока все же не столь узок. Даже в дневниковой записи от 11 января, уже содержащей в основных чертах концепцию будущих "Скифов", речь идет о всей европейской буржуазии:
"Тычь, тычь в карту, рвань немецкая, подлый буржуй. Артачься, Англия и Франция... Если вы хоть "демократическим миром" не смоете позор вашего военного патриотизма, если нашу революцию погубите, значит, вы уже не арийцы больше".
Блоковская картина "боя стальных машин, где дышит интеграл, с монгольской дикою ордою" фантастична. Но, право же, не менее фантастично выглядела обстановка, когда "Скифы" появились в "Знамени труда".
Это было 20 февраля 1918 года, в дни немецкого наступления, которому новорожденной Советской власти нечего было противопоставить, в дни отчаянной полемики между большевиками и левыми эсерами по вопросу о том, заключать ли мир или решиться на "революционную войну", которая, по суровому предупреждению Ленина, выглядела совершенной авантюрой.
Блок воспринимал происходящее по преимуществу не как реальный, трезвый политик (да и те часто терялись тогда перед обстановкой), а как романтик, мысливший верными, но отвлеченными категориями.
"Больше уже никакой "реальной политики", - пишет он в дневнике 21 февраля. - Остается "лететь".
Любопытно, что и "трезвые" левоэсеровские политики находились в этом опьяненно-тревожном настроении полета. Вряд ли можно счесть случайным, что они крайне охотно печатают "Скифов" именно 20 февраля, когда некоторые строчки Блока начинают восприниматься как утопическая программа реальных действий:
Мы широко по дебрям и лесам
Перед Европою пригожей
Расступимся! Мы обернемся к вам
Своею азиатской рожей!
Идите все, идите на Урал!
Мы очищаем место бою
Стальных машин, где дышит интеграл,
С монгольской дикою ордою!
Разумеется, поэт не ответствен за такое использование его стихов. Его поэтические видения не укладывались в рамки левоэсеровских воззваний. "Восставать", а "не воевать" (левые с.-р.) - трогательно", - отмечает он в дневнике не без какой-то грустной иронии по адресу тех, кто думает, будто "сам" Блок заодно с ними {"...Были дни, когда идеология этой партии (к которой он, впрочем, никогда не принадлежал) и даже терминология ее держали его в своеобразном плену... В дальнейшем увлечение это прошло, и лишь к многочисленным группам и кастам, претендующим на близость к Блоку, прибавилась в истории общественности еще одна", - пишет В. А. Зоргенфрей в своих воспоминаниях ("Записки мечтателей", 1922, Ќ 6, стр. 142).}.
В химерических видениях поэта сквозит представление о каком-то грандиозном "возмездии", которое постигнет европейскую буржуазию, ополчившуюся на "музыку" русской революции, о катастрофической гибели буржуазной цивилизации.
Поэт не астролог, и его стихи не гороскоп. Было бы смешно искать в них предначертаний конкретных исторических событий или, нынче, задним числом, находить или не находить соответствия строчкам "Скифов" в истории последних десятилетий.
Важно то предчувствие катастрофичности, заложенной в европейской жизни, которое передано Блоком с потрясающей силой.
Важно стремление показать революционных "скифов" хранителями лучшего из того, что дала противоречивая европейская культура:
Мы любим всё - и жар холодных числ,
И дар божественных видений,
Нам внятно всё - и острый галльский смысл,
И сумрачный германский гений...
И поистине пророчески звучит голос поэта, обращенный к чванному и слепому (как еще недавно были слепы вчерашние хозяева России) европейскому колоссу, думающему легко одержать верх над измученной и исстрадавшейся страной. Блок как бы угадал глухое чувство гнева, живущего в народе и готового вспыхнуть при начале интервенции, и по-своему вторил мирным воззваниям вставшей у власти большевистской партии к правительствам капиталистических стран:
В последний раз - опомнись, старый мир!
На братский пир труда и мира,
В последний раз на светлый братский пир
Сзывает варварская лира!
Смерть гётевского Эвфориона прекрасна и мгновенна: за стремительным и мощным взлетом следует быстрая гибель "нового Икара". В жизни все бывает проще и трудней.
"Двенадцатью" Блок поднялся на пугающую современников высоту. Но если Эвфорион слышал только похвалы, то теперь где-то внизу раздавались вопли негодования.
Уже после появления статьи Блока "Интеллигенция и революция" наметился разрыв между ним и значительной частью буржуазной интеллигенции.
Кадеты и Мережковские злятся на меня страшно. Статья "искренняя", но "нельзя простить".
В ряде газет ("Речь", "Воля страны" и др.) появились возмущенные статьи (например, "Большевик из "Балаганчика").
Но если "Интеллигенция и революция" была просто "бомбой", то поэма "Двенадцать" стала целым литературным землетрясением. Вызванное ею озлобление почти беспримерно. Вот один из характерных отзывов:
"За последнее время Блок написал целый ряд стихов в большевистском духе, напоминающих солдатские песни в провинциальных гарнизонах. То, что Блок сочувствует большевизму, - его личное дело... но зачем же писать скверные стихи? Когда любят девушку - ей несут в виде подарка золото (!!) и цветы, и никто не несет кожуру от картофеля".
Так писала газета "Петроградское эхо", и это было действительно отголоском многих суждений о поэме, когда ослепленные политическими предубеждениями люди упорно не желали замечать ее выдающихся достоинств. Злобно отзывался о поэме Иван Бунин. Возмущался ею Вячеслав Иванов.
Другие, ощущая, что перед ними нечто значительное, пытались истолковать ее по-своему. Так, Сергей Булгаков устами одного из персонажей своего философского диалога "На пиру богов" признавал поэму "вещью пронзительной, кажется, единственно значительной из всего, что появлялось в области поэзии за революцию", но тут же начинал доказывать, что Блок обознался и принял за Христа... Антихриста.
Старый друг, Пяст, демонстративно не подал Блоку руки. Георгий Чулков называл поэта "безответственным лириком". И даже Андрей Белый писал Блоку (17 марта 1918 г.) с некоторым испугом и тревогой: "По-моему, Ты слишком неосторожно берешь иные ноты. Помни - Тебе не "простят" "никогда"... Кое-чему из твоих фельетонов в "Знамени труда" и не сочувствую, но поражаюсь отвагой и мужеством твоим... Будь мудр, соединяй с отвагой и осторожность".
"...мне показалось, что Ты "испугался", как одиннадцать лет назад - "Снежной маски" (тоже - январь и снег)", - отвечал Блок.
От этого взлета захватывало дух даже у сочувствующих и рождалась тревога - не лебединая ли это песня?
"Такого в русской литературе еще не было, - писал в марте 1918 года в дневнике писатель Евгений Лундберг и тут же спрашивал: - ...Но что будет он делать после "Двенадцати"?"
Восторженно отнесся к поэме старый приятель Блока - писатель Алексей Михайлович Ремизов.
Блоковские "Двенадцать" пленили его "словесной материей - музыкой уличных слов и выражений".
- Вот она какая, музыка, - поражался он. - Какая Блоку выпала удача: по-другому передать улицу я не представлял возможным! Тут Блок оказался на высоте положения.
И сама улица приняла блоковскую поэму: запестрели на плакатах ее отдельные, близкие к лозунгу строки, закричали с газетных полос, как трубные агитаторы того громкого времени {Богатейший материал, характеризующий отношение современников к "Двенадцати", собран и проанализирован Вл. Орловым в его книге "Поэма Александра Блока "Двенадцать" (страница из истории советской литературы)".}.
Через год после появления поэмы Блок с несколькими друзьями заночевал на квартире у издателя С. М. Алянского, где отмечался выход нового журнала - "Записки мечтателей". Время было тревожное, на город наступал Юденич, и сборище, нарушавшее строгие правила осадного положения, привлекло к себе внимание.
Люди в кожаных куртках и матросы в патронных лентах вошли в комнату, чтобы проверить документы. Но хозяин сказал, что среди "незаконных" ночлежников - Александр Блок.
- Как - Александр Блок? Тот самый? - спросил возглавлявший группу человек, понизив голос. - Этот?
И проверка документов не состоялась, ночные гости потихоньку вышли.
Автором "Двенадцати" вошел Блок в историю новой, революционной России, которой суждено было потом иметь многих талантливых певцов, но которая могла бы повторить, обращаясь к нему, тютчевские слова:
Тебя ж, как первую любовь,
России сердце не забудет.
Что за пламенные дали
Открывала нам река!
Но не эти дни мы звали,
А грядущие века.
Пропуская дней гнетущих
Кратковременный обман,
Прозревали дней грядущих
Сине-розовый туман.
("Пушкинскому Дому", 1921)
Как к дыханию собственного ребенка, прислушивается он к дыханию новорожденной республики.
Блок тревожится за судьбу революции, за то, чтобы в ее священное пламя не подметалось ничего чужеродного. Он боится, что "ребенок-толпа" не сумеет "сохранить от чада и смрада тот костер, в котором она хочет попалить лишь то, что связывает человечеству ноги на его великом пути".
Его беспокоят и те высокомерные, командующие всем без разбора ноты в поведении некоторых руководителей, которые Ленин едко и зло окрестил "комчванством", и претензии отдельных художественных группировок и лиц на роль судей; "...Не надо ничего навязывать от себя, - утверждает в противовес им Блок, - нельзя поучать; нельзя занимать трибуну с чувством превосходства и; высокомерия; должно бережно передать в трудовые руки все без исключения из того, что мы знаем, любим, понимаем. Мы должны больше указывать, чем выбирать. Мы не пастухи, народ - не стадо..."
С удивительной бережностью относится поэт ко всем проявлениям народной жизни, больше ценя подчас "грубоватого" куплетиста, чем отшлифованное, изысканное исполнение прославленного актера.
Вот он в Народном доме, театре Петроградской Коммуны, присматривается и к актерам, и к зрителям, и ко всей атмосфере, сопутствующей зрелищу и вызывающей у многих пренебрежительную усмешку:
"Со всем этим неразрывно слиты многочисленные легализированные и нелегализированные лотки и прилавки, торговля вразнос шоколадом, семечками, брошюрами, почтовой бумагой, визитными карточками. Это - целый мир, совершенно установившийся; все это не кажется мне плохим, потому что тут есть настоящая жизнь.
С этой жизнью необходимо обращаться крайне бережно, вытравить ее можно одним росчерком пера, и вернуть будет уже не так легко. Потому мне представляется, что деятельность по обновлению репертуара таких театров, как Народный дом, должна заключаться в умелом и как бы незаметном вкрапливании в обычный и любимый репертуар того, что желательно носителям идей нового мира".
Это не просто сентиментальность художника, благодарного среде, давшей ему столько живых красок для недавней поэмы (вспомним хотя бы, что Катька "шоколад Миньон жрала"), но и мудрое философское сознанье того, что "спугнуть жизнь ничего не стоит, она улетит безвозвратно, оставив нас над разбитым корытом".
Среди проявлений народной жизни, к которым нужно относиться с крайней осторожностью, важное место занимает, по мнению Блока, и искусство.
О, он нисколько не впадает в панику оттого, что бурная волна событий невзначай сокрушила какую-либо многовековую реликвию!
"Не бойтесь разрушения кремлей, дворцов, картин, книг, - говорил он в статье "Интеллигенция и революция". - Беречь их для народа надо, но, потеряв их, народ не все потеряет... Вечные формы, нам открывшиеся, отнимаются только вместе с сердцем и с головой".
Отдельные, пусть даже самые выдающиеся, произведения могут погибнуть, но память о них все равно останется, останется их образ, останется их пример, образец!
Искры могут погаснуть - костер должен гореть! Блок не боится, что "нежнейший цветок искусства" увянет, переходя из тысячи рук в другие тысячи рук: он верит в их бережность.
Он опасается другого: чтобы какие-либо самозваные пастухи, футуристы или пролеткультовцы, не сочли искусство плохим пастбищем для людского "стада" и не стали чрезмерно усердно "пропалывать" его разнотравье.
Он заботится не о тех, кто прячется в искусство, как в цитадель, чтобы отсидеться в ней от враждебной революционной действительности. О них, при всех формальных совершенствах их стихов, он только жалеет: "Если бы они все развязали себе руки, стали хоть на минуту корявыми, неотесанными, даже уродливыми, и оттого больше похожими на свою родную, искалеченную, сожженную смутой, развороченную разрухой страну!"
И недаром он способствует постановке в Большом драматическом театре трагедии итальянца Сема Бенелли "Рваный плащ", где народные певцы восстают против "словесной гимнастики, которой заняты комнатные, прихлопнутые ученой книгой, писатели".
В том, что Блок остановился на этой пьесе, бесспорно, сыграли роль его постоянные столкновения в эти годы с поэтами из "Цеха акмеистов", которые "топят самих себя в холодном болоте бездушных теорий и всяческого формализма". Исключением среди них Блок считал Анну Ахматову.
Блок защищал иную свободу, напоминая пушкинские строки:
По прихоти своей скитаться здесь и там...
Вот счастье! Вот права!..
Речь здесь идет о свободе путей художника в познании мира, о свободе его от мелочной опеки. И сама "прихоть" поэта здесь совсем не каприз в обычном смысле слова: это право его на выбор необычных, кажущихся консерваторам еретическими и парадоксальными тем, мотивов, художественных средств.
Подобным последовательным выяснением и отстаиванием специфики искусства вдохновлена и речь, посвященная годовщине смерти Пушкина, - "О назначении поэта" (1921).
И знаменательно, что, когда кто-то из присутствовавших сказал поэту о шаге, который тот сделал после "Двенадцати", явно имея в виду шаг в сторону от "Двенадцати", от приятия революции, Блок холодно ответил:
- Никакого. Я сейчас думаю так же, как думал, когда писал "Двенадцать".
И в другом разговоре повторил:
- "Двенадцать" - какие бы они ни были - это лучшее, что я написал. Потому что тогда я жил современностью.
"...Тогда я жил современностью".
А потом пришла огромная усталость от "взлета Эвфо-риона", усугубляемая тысячью тысяч грозных и мелких, но зато будничных, неотступных забот.
Мечта Блока о том, чтобы художник мог бы оставаться самим собою, "не будучи ни чиновником, ни членом коллегии, ни ученым", - это не патетически-жеманный выкрик эстета, выглядывающего из пресловутой "башни из слоновой кости", а горестный возглас человека, чья дневники испещрены записями:
"Тружусь над протоколами секции...
...составляем положение секции театров и зрелищ!
...Большое организационное заседание всех секций... Отчаянье, головная боль; я не чиновник, а писатель.
...Бюро. Мое заявление... Трехчасовой фонтан моей энергии, кажется, пробил бюрократическую брешь.
...Заседание бюро и членов Репертуарной секции. Несуразное... Вернулся в 7-м часу, изможденный.
...В отдел - огромная повестка организационного заседания.
...Заседание бюро... Опять чепуха.
...Пятичасовое заседание.
...Заседаю, сцепив зубы.
...Ужас! Неужели я не имею простого права писательского? [Записано поверх перечня дел по Театральному отделу].
Людей не хватало, а такой авторитетный, вдумчивый и аккуратный работник, как Блок, был и вовсе нарасхват.
Блок - член коллегии учрежденного М. Горьким издательства "Всемирная литература", председатель дирекции Большого драматического театра, член редакционной коллегии при Петроградском отделе театров и зрелищ, член коллегии Литературного отдела Наркомпроса, член совета Дома искусств, председатель Петроградского отделения Всероссийского союза поэтов, член правления Петроградского отделения Всероссийского союза писателей...
"День молчания", - отмечает он в записной книжке как праздник.
И каждый из этих титулов приносит часы заседаний, горы рукописей, на которые Блок аккуратно пишет рецензии, хлопоты за людей, книги, пьесы.
"Все время чувствовалось, что у него много сложного дела, надо обо всем помнить, ко всему приготовиться, - рассказывает М. А. Бекетова. - Так как у него все было в величайшем порядке и он никогда не откладывал исполнение того дела, которое было на очереди, то он все делал спокойно и отчетливо, не суетясь..."
"Он делал все "по-настоящему", - писал свидетель его трудов. Блок принес на всех своих постах много пользы. При всей своей скромности он говорит в записной книжке о "груде сделанного" в одном только 1919 году. Даже избалованный и трудный народец актеров испытал на себе его властное воздействие.
"Было впечатление, - вспоминает современник о репетициях в Большом драматическом театре, - темный пустой зал полон для них одним зрителем - Александром Александровичем. Его тихих и медленных слов слушались самые строптивые".
- Александр Александрович - это наша совесть, - говорил режиссер театра Лаврентьев.
Мысли, планы, пометки Блока лежат в основе многих литературных и сценических начинаний тех лет. Как строить репертуар - столичный и самодеятельный, как издавать русскую и мировую классику, писать к ней предисловия, как переводить Гейне, как строить работу Союза поэтов...
Все это было нужно, дельно, глубоко. Но за всем этим, как шагреневая кожа, съеживалась, уходила жизнь.
Уносили ее и неимоверные трудности этих лет гражданской войны и разрухи. Многократно накатывались на город страшные союзники наступавшего на Петроград генерала Юденича - голод и холод. Появилось в русском языке новое слово - "паек", и вот, несмотря на все свои посты и титулы, в области "пайколовства" Блок, по воспоминаниям друзей, оказался большим неудачником.
А тут еще - больная мать и тетка, умирающий Франц Феликсович, затруднения с квартирой, которую, по тем временам, "уплотняют"; и снова надо куда-то ходить с письмом от Горького, а потом все-таки переезжать к матери, продавать и рубить на дрова мебель и глядеть в одну из новогодних ночей, как исчезает в огне сломанная конторка, за которой Менделеев создавал свою периодическую систему.
Надо идти в Академию наук, где "выдают" (тоже слово, наполнившееся новым значением!) провизию и где маленький академик Шахматов, автор новой орфографии, безуспешно пытается уложить на салазки сваливающиеся оттуда мерзлые конские головы.
Давно пошла на рынок львиная доля актерского гардероба Любови Дмитриевны, потом коллекция ее шалей, потом - нитка за ниткой - жемчуг, наконец, пошли в ход книги.
Ушла прислуга, и быт обрушивается на Блоков всей своей тяжестью. С платьями и драгоценностями Любовь Дмитриевна рассталась легко ("первая рюмка - колом, вторая - соколом!") и к хождениям за пайками привыкла, но на чем-то же может лопнуть человеческое терпение!
И эту роковую роль сыграли... пайковые селедки, ржавые, тошнотворно скользкие, вонючие. После них трудно было отмыть руки, это мешало ей на сцене, и, потроша рыбу, она плакала. И это повторялось изо дня в день, потому что селедка была основным блюдом. Хорошо еще, что она была...
...Хоть во сне твою прежнюю, милую руку
Прижимая к губам, -
как назло, приходили в голову строки.
Пришел час, в конце января 1920 года, когда Блоку пришлось закрыть глаза бедному Францику, отчим виновато съежился в гробу, словно просил извинения за то, что причинил столько хлопот своей болезнью, смертью, похоронами.
Уехать за границу для леченья? Нет, это слишком похоже на замаскированное бегство, на эмиграцию. Не он ли сам говорил актерам Большого драматического театра:
"Никуда не прятаться от жизни, не ждать никаких личных облегчений, а смотреть в глаза происходящему как можно пристальнее и напряженнее - в этом залог успеха всякой работы и нашей работы в частности".
И Блок повторял строки Ахматовой:
Мне голос был. Он звал утешно,
Он говорил: иди сюда,
Оставь свой край, глухой и грешный,
Оставь Россию навсегда...
Но равнодушно и спокойно
Руками я замкнула слух,
Чтоб этой речью недостойной
Не осквернился скорбный дух.
- Ахматова права, - говорил он знакомым. - Это недостойная речь. Убежать от русской революции - позор.
Но многое из совершающегося вокруг ему непонятно и чуждо. Порой это касается его личных, неудачно сложившихся взаимоотношений с "двумя дамами", имевшими тогда отношение к искусству в Москве и Петрограде, - М. Ф. Андреевой и О. Д. Каменевой,
Мария Федоровна Андреева, "человек в высокой степени властный, желающий подчинить себе всех и каждого" (по характеристике Луначарского), сначала приложила немало усилий, чтобы склонить Блока к участию в работе Ёолыпого драматического театра. Однако многое в личности и творчестве Блока ей было глубоко чуждо (характерно, что, по ее мнению, "Роза и Крест" - "просто плохая пьеса, написанная плохим стихом, плохим языком, искусственная и фальшивая"), и постепенно между ними начались столкновения.
В свою очередь, и Каменева с мужем не прочь были поучать Блока... в искусстве. В разговоре с поэтом Каменев, по свидетельству С. М. Алянского, осудил "Двенадцать". "По его словам, автор не понял революции, уводит ее за Христом, следовательно, за религией..." О. Д. Каменева и М. Ф. Андреева довольно бесцеремонно препятствовали публикации в театральных изданиях не понравившихся им статей поэта.
Но горше этих частных расхождений для Блока было то, что он стал утрачивать понимание целого ряда происходящих Кругом событий.
Когда-то, еще летом 1918 года, он записал в дневник после посещения петроградских окрестностей:
"Море так вздулось, что напоминает своих старших сестер. Оно прибивает к берегу разные вещи - скучные, когда рассмотришь их, грозные издали".
Выть может, теперь он похоже думал о "старшей сестре" моря - революции. "Прибиваемые" ею к берегу будней "вещи" часто представали в ежедневном освещении иными, чем казались издали. Он подозрительно относился к воскрешению некоторых институтов государственности, которые казались ему изжитыми, например армии. Примечательно, что, рецензируя одну пьесу, Блок писал по поводу судьбы ее героя, прообразом которого послужил "звездный мальчик" Оскара Уайльда:
"Я в таких случаях всегда думаю с грустью, что не стоило рождаться от звезды, падать с неба с янтарным ожерельем на шее и являть черты богоборчества в ранней юности для того, чтобы встать во главе какого-то военного отряда, благополучно жениться и вообще опять начинай путать всю канитель "старого мира" с начала".
Блок никогда не был силен в политике, но порой только диву даешься, как тонко и чутко улавливает он ее важные узды.
"Во всяком движении бывает минута замедления, - говорит он актерам 13 февраля 1920 года, - как бы минута раздумья, усталости, оставленности духом музыки. В революции, где действуют нечеловеческие силы, это - особенная минута. Разрушение еще не закончилось, но оно уже убывает. Строительство еще не началось. Музыки старой - уже нет, новой - еще нет".
Здесь в причудливой форме отмечен тот важный рубеж, к которому подходила страна и который впоследствии нашел свое выражение в провозглашении новой экономической политики.
Любопытно, что раннею весною 1921 года Блок, по воспоминаниям Зоргенфрея, выказывал признаки возвращения к активной поэтической деятельности.
Но его уже сторожила болезнь.
Когда после введения новой экономической политики снова появились частные магазины, кафе и рестораны, Блок однажды вернулся домой, крайне потрясенный сущим пустяком (с обычной точки зрения):
что эти звуки давно и навсегда ушли из нашей жизни, - они еще живы... Мама, неужели все это возвращается? Это страшно!..
Словно перед ним предстало видение прежнего "мирного" житья, по которому тогда многие вздыхали, - "испытанные остряки", и "лакеи сонные у столиков", "и прочая, и прочая", длинное, тоскливое и ненужное, как титул былых российских монархов.
"Возможно, именно этот вечер и был началом его болезни", - писал впоследствии свидетель этой сцены С. М. Алянский.
В мае 1921 года, когда поэт после болезни сердца, поздно распознанной врачами, поехал в Москву, на одном из выступлений кто-то из слушателей-литераторов крикнул, что стихи, прочтенные Блоком, мертвы - и сам он мертвец.
Поднялся шум возмущенья. Сам Блок со странной улыбкой сказал соседу, что крикнувший - прав. "Я действительно стал мертвецом", - повторял он и потом, рассказывая об этом эпизоде {*}.
{* Об этом эпизоде рассказано в воспоминаниях К. Чуковского, С. Алянского и др. Приведу малоизвестное свидетельство О. Савича:
"Он внимательно слушал оратора. Изредка он кивал головой и тихо приговаривал:
- Верно... Да... Верно...
Рядом с ним никого не было. А может быть, я никого больше не увидал. Он смотрел куда-то поверх человеческого роста. Лицо его было спокойно, недвижно и устало. Так устало, как лица мучеников на иконах, не чувствуешь боли от пыток, а только смертельную тоску".}
Но кто знает, насколько подлинным было его спокойствие?
По возвращении из Москвы он вскоре заболел.
Он безмолвно прощался с любимыми книгами и альбомами, ему захотелось проститься и с морем. Он уже не мог ходить без палки, но все-таки кое-как добрел до трамвая.
У моря было тихо. Он долго сидел там один.
- А вернулся - и слег, - рассказывал Блок зашедшему проведать его Е. П. Иванову.
Как будто простившись еще с одной стихией, совсем простился и с жизнью.
Во время болезни он почти никого не допуская к себе, кроме жены. Резко обострилась его всегдашняя нервность, внезапные перемены настроения, усилились вспышки раздражения.
Летели на пол, вдребезги разбивались о стенку пузырьки с лекарствами. Блока стали вдруг приводить в исступление вещи. Он в щепы сломал несколько стульев, разбил кочергой стоящий на шкафу бюст Аполлона.
- А я хотел посмотреть, на сколько кусков разлетится эта жирная рожа, - уже успокаиваясь, объяснял он жене свой поступок.
Страшней этой вспышки было по видимости спокойное, аккуратное уничтожение многих записных книжек. Когда допущенный к нему Алянский увидел на одеяле несколько книжек, разодранных надвое, а в стороне - отдельные, вырванные из других страницы, ему показалось, что Блок безумен, хотя тот был спокоен и улыбался.
Жизнь уходила. Блок уже не обменивался с женой словечками, понятными только им двоим, не рисовал смешных картинок. Тщетно Любовь Дмитриевна пыталась вызвать его улыбку.
кричал от болей в сердце.
"...Сейчас у меня ни души, ни тела нет, я болен, как не был никогда еще; жар не прекращается, и все всегда болит..." - писал он К. Чуковскому еще 26 мая 1921 года.
Делались попытки уговорить его поехать в какой-либо заграничный санаторий. В конце концов он согласился на финский, чтобы быть поближе к России.
Но было уже поздно. В таком состоянии его нельзя было отправлять одного. Надо было ехать и Любови Дмитриевне. Хлопотали о разрешении.
А жизнь уходила.
Земное сердце уставало
Так много лет, так много дней...
("Она, как прежде, захотела...")
Приходил и целыми днями дежурил неподалеку (не будет ли в нем какой нужды?) Алянский.
Пришла и постояла в дверях комнаты Дельмас.
Рвалась к сыну мать, отправленная в Лугу, но врачи боялись, что "е расстроенные нервы тяжело подействуют на больного. Она приехала за четыре дня до его смерти.
И только жена все время была при нем, и по ее скупым словам, по заплаканным глазам приходящие гадали о состоянии поэта.
Врачи давно сказали:
- Мы потеряли Блока.
Но все еще на что-то надеялись.
И только 7 августа 1921 года надеяться стало не на что.
Лицо мертвого напоминало лицо Дон-Кихота.
Комната наполнялась наконец-то допущенными сюда родными, друзьями, знакомыми. И многим приходили на память его гадания о своем конце:
Иль на возлюбленной поляне
Под шелест осени седой
Мне тело в дождевом тумане
Расклюет коршун молодой?
Иль просто в час тоски беззвездной,
В каких-то четырех стенах,
С необходимостью железной
Усну на белых простынях?
("Всё это было, было, было...")
"Свершился дней круговорот".
На то же Смоленское кладбище, куда год с лишним назад провожал Блок отчима, несут самого поэта.
Его похоронили без речей, под старым кленом. Ему хотелось, чтобы могила была простой и чтобы на ней рос клевер.
Цветы и потом на ней не переводились.
Их клали сначала те, кто знал и любил его живым, а потом те, кто горько завидовал им: они видели Блока! Приходили и клали цветы на могилу те, не знавшие его друзья, кого Блок предвидел:
Пусть душит жизни сон тяжелый,
Пусть задыхаюсь в этом сне, -
Быть может, юноша веселый
В грядущем скажет обо мне:
Простим угрюмство - разве это
Сокрытый двигатель его?
Он весь - дитя добра и света,
Он весь - свободы торжество!
("О, я хочу безумно жить...")
ОСНОВНЫЕ ДАТЫ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА АЛЕКСАНДРА БЛОКА
1879, 7 января - В церкви Петербургского университета состоялось венчание Александра Львовича Блока (1852 - 1909), приват-доцента кафедры государственного права Варшавского университета (сына Льва Александровича Блока, вице-директора Департамента таможенных сборов, и Ариадны Александровны Черкасовой), с Александрой Андреевной Бекетовой (1860-1923), дочерью профессора и ректора Петербургского университета Андрея Николаевича Бекетова (1825-1902) и Елизаветы Григорьевны Карелиной (1836-1902). В тот же день новобрачные уехали в Варшаву.
1880, осень - А. Л. Блок с женой приезжает в Петербург для защиты магистерской диссертации. По настоянию А. Н. Бекетова на время родов оставляет ее у родных и возвращается в Варшаву.
16(28) ноября - В "ректорском доме" при Петербургском университете (Васильевский остров, Университетская набережная,. 9) родился Александр Александрович Блок.
1887 - Первое знакомство с поэзией: выучил и читает наизусть стихотворение Я. Полонского "Качка в бурю". Первые сохранившиеся стихи и рассказы Блока.
1889, 24 августа - По указу синода расторгнут брак родителей Блока.
17 сентября - Мать Блока вышла замуж за Франца Феликсовича Кублицкого-Пиоттуха (1860-1920), поручика лейб-гвардии гренадерского полка, и переехала с сыном на казенную квартиру мужа в офицерский корпус казарм гренадерского полка, на Петроградской стороне, набережная Большой Невки (ныне Петроградская набережная, 44).
1890, август - Блок поступает во Введенскую (позже имени Петра Первого) гимназию.
1894, январь - Вышел первый номер рукописного журнала "Вестник", который Блок издавал три года, до января 1897 года.
1895, лето - Поездка с дедом в Боблово, имение Д. И. Менделеева. Первая после раннего детства встреча с Любовью Дмитриевной Менделеевой. Начало увлечения театром. Интерес к Шекспиру, чтение монологов из "Гамлета" и "Отелло".
1897, май-июль - Поездка в Германию, на курорт Бад-Наугейм, с матерью и теткой. Встреча с К. М. Садовской, оставившая глубокий след в творчестве поэта.
31 октября - Написано стихотворение "Ночь на землю сошла..." - первое из внесенных поэтом в "Хронологический указатель" лирики.
1898, 30 мая - Закончил гимназию.
Лето - Начало увлечения Л. Д. Менделеевой. Любительские спектакли в Боблове.
31 августа - Поступает на юридический факультет Петербургского университета.
1899, август - Первое знакомство с новейшей декадентской литературой.
Осень - зима - Участвует в Петербургском драматическом кружке, выступая под псевдонимом "Борский".
Осень - Занятия историей философии, сочинениями Платона. Первая, неудачная попытка напечатать стихи в журнале "Мир божий".
1901, апрель - Знакомство с поэзией Вл. Соловьева.
Май - Знакомство с творчеством В. Брюсова и других поэтов-символистов (первый альманах "Северные цветы").
4 июня - Лаписано стихотворение "Предчувствую Тебя. Года проходят мимо...", одно из важнейших стихотворений этого "мистического лета".
Август - Поездка в Дедово. Знакомство с философскими сочинениями Вл. Соловьева.
3 сентября - О. М. Соловьева пишет матери Блока об огромном впечатлении, которое его стихи произвели на Б. Н. Бугаева (Андрея Белого), и советует послать стихи В. Брюсову.
10 сентября - Блок посылает стихи, которые почему-то не доходят до В. Брюсова.
17 сентября - Случайная встреча на улице с Л. Д. Менделеевой, начало совместных посещений соборов, отразившихся в стихах.
29 сентября - Переходит на славяно-русское отделение филологического факультета Петербургского университета. 1 ноября - Посылает приват-доценту Б. В. Никольскому 12 стихотворений для благотворительного студенческого сборника.
1902, 1 июля - Смерть деда, А. Н. Бекетова.
Август - Блок посылает стихи в московское издательство "Скорпион", фактически возглавлявшееся В. Брюсовым.
1 октября - Смерть Е. Г. Бекетовой, бабушки поэта.
Октябрь - Блок посещает собрания (журфиксы) сотрудников журнала "Мир искусства". Посылает стихи в создаваемый Мережковскими журнал "Новый путь".
7-8 ноября - Встреча с Л. Д. Менделеевой на студенческом балу в зале Дворянского собрания и согласие ее стать женой А. А. Блока.
Ноябрь - Андрей Белый в журнале "Мир искусства" Ќ 11, в статье "Певица", приводит несколько строк из стихотворения Блока "Предчувствую Тебя. Года проходят мимо..."
21 декабря - М. С. Соловьев сообщает Блоку, что его стихи приняты В. Брюсовым для альманаха "Северные цветы".
1903, 2 января - Блок делает официальное предложение и получает согласие родителей Л. Д. Менделеевой на брак.
3 января - Первое письмо Блока Б. Н. Бугаеву (Андрею Белому).
16 января - Смерть М. С. Соловьева и самоубийство О. М. Соловьевой.
Март - Стихи Блока появляются в "Новом пути", "Северных цветах" и "Литературно-художественном сборнике" под редакцией Б. В. Никольского. В газете "Знамя" стихи поэта получают отрицательную оценку.
17 августа - Венчание Блока и Л. Д. Менделеевой в церкви села Тараканова.
10-11 ноября - Блок получает от московского издательства "Гриф" предложение выпустить сборник стихов.
24 ноября - Написано стихотворение "Фабрика", впоследствии запрещенное цензурой.
1904, январь - Поездка с женой в Москву и знакомство с Андреем Белым, К. Бальмонтом и другими московскими символистами.
18 июня - Написано стихотворение "Вот он - ряд гробовых ступеней...", завершающее "Стихи о Прекрасной Даме".
Первая половина июля - В Шахматове гостят А. Белый, С. Соловьев и А. Петровский.
Октябрь - Выходит первая книга Блока - "Стихи о Прекрасной Даме".
1905, январь - Знакомство с А. Ремизовым, В. Пястом и Вяч. Ивановым.
10-20 июня - В Шахматове гостят А. Белый и С. Соловьев.
До 5 августа - Написано стихотворение "Девушка пела в церковном хоре...".
18 октября - Написаны стихотворения "Вися над городом всемирным..." и "Еще прекрасно серое небо...".
10 ноября - Написано стихотворение "Сытые", также навеянное революционными событиями.
26 ноября - В приложении к газете "Новая жизнь" напечатаны стихи Блока "Барка жизни встала...", "Шли на приступ. Прямо в грудь..." и "Вися над городом всемирным...", за что номер был конфискован полицией.
1906, 3 января - "Литературное утро" у Вяч. Иванова, где обсуждается вопрос об организации нового театра, для которого Блок начинает писать "Балаганчик". Первая встреча с А. М. Горьким.
23 января - Вчерне закончена драма "Балаганчик".
25 февраля - Первое чтение "Балаганчика" у Блока.
Март - Закончено составление второго сборника стихов "Нечаянная радость" для издательства "Скорпион". Апрель - Опубликование "Балаганчика" в альманахе "Факелы".
24 апреля - Написано стихотворение "Незнакомка".
6 мая - Завершена поэма "Ночная фиалка".
7 июля - Письмо к Г. И. Чулкову по поводу его книги "О мистическом анархизме" с отрицательной оценкой этого течения.
18-26 июля - Е. П. Иванов гостит в Шахматове.
3 августа - Вчерне закончена драма "Король на площади".
2 сентября - Блок с женой переезжают от матери поэта и отчима на Лахтинскую улицу (д. 3, кв. 44).
24 сентября - Написано стихотворение "Русь" ("Ты и во сне необычайна...").
Октябрь - Сближение с театром В. Ф. Комиссаржевской, знакомство с актрисами Н. Н. Волоховой, В. П. Веригиной и др.
14 октября - Блок читает новую редакцию "Короля на площади" труппе театра В. Ф. Комиссаржевской.
11 ноября - Закончена драма "Незнакомка".
Декабрь - Вышел сборник "Нечаянная радость".
30 декабря - Премьера "Балаганчика" в театре В. Ф. Комиссаржевской.
1907, 13 января - Завершен начатый 29 декабря 1906 года цикл "Снежная маска".
20 января - Смерть Д. И. Менделеева.
1 февраля - Блок читает драму "Незнакомка" на "Вечере искусств" в "Кружке молодых" при университете.
8 апреля - Вышел сборник "Снежная маска".
16-20 апреля - Поездка в Москву, где поэт принимает предложение вести критические обозрения текущей литературы в, журнале "Золотое руно".
Апрель-май - Начало работы над драмой "Песня Судьбы".
Май-июнь - Написана статья "О реалистах".
Май-июль - Журнал "Весы" печатает драму "Незнакомка".
Август-сентябрь - Написаны предисловие к сборнику "Лирические драмы" и статья "О драме".
21 октября-9 ноября - Написан цикл стихов "Заклятие огнем и мраком".
1908, февраль - Вышел сборник "Лирические драмы". Написана статья "Три вопроса".
Февраль - март - Написана статья "О театре".
28 апреля - Закончена драма "Песня Судьбы" (в первой редакции).
3 мая - Прекращает переписку и личные отношения с А. Белым (до лета 1910 г.).
Июнь-июль - Написано большинство стихотворений цикла "На поле Куликовом" (завершен в декабре).
17 июля - Написан цикл "Мэри".
24 июля - Написаны стихи "Поэты" и "Друзьям".
Июль - Вышел сборник стихов "Земля в снегу".
Август - Написаны статья "Солнце над Россией" и "Письма о поэзии".
Октябрь - Написаны статьи "Вечера искусств" и "Генрих Ибсен".
18 октября - Написано стихотворение "Россия" ("Опять, как в годы золотые...").
6 ноября - Написан доклад "Россия и интеллигенция", с которым Блок выступал в Религиозно-философском обществе (13 ноября) и в Литературном обществе (12 декабря). На последнем заседании председательствовал и выступал В. Г. Короленко.
Ноябрь - Написаны статьи "Вопросы, вопросы и вопросы" и "Ирония".
30 декабря - Написано стихотворение "О доблестях, о подвигах, о славе...". Выступает с докладом "Стихи и культура в Религиозно-философском обществе.
1909, 29 января - Премьера трагедии Ф. Грильцпарера "Праматерь" в переводе Блока в театре В. Ф. Комиссаржевской.
Январь - Переводит стихи Гейне.
18 февраля - Читает драму "Песня Судьбы" и на Высших женских курсах.
19 марта - Выступает на вечере памяти Гоголя с речью "Дитя Гоголя".
14 апреля-21 июня - Поездка по Италии и Германии, приведшая к созданию цикла "Итальянские стихи" и незавершенной книги "Молнии искусства".
31 октября - Написана "Песнь Ада".
22 ноября - Написано стихотворение "На островах".
1 декабря - Смерть отца поэта.
1910, 22 января - Написана статья "Противоречия".
28 февраля - Написано стихотворение "Русь моя, жизнь моя, вместе ль нам маяться...".
7 марта - Выступает с речью на вечере памяти В. Ф. Комиссаржевской.
3 апреля - Выступает с речью на похоронах М. А. Врубеля.
8 апреля - Читает доклад "О современном состоянии русского символизма" в Обществе ревнителей художественного слова.
19 апреля - Написаны стихи "В ресторане" и "Демон".
7 июня - Первые наброски поэмы "Возмездие".
14 июня - Написано стихотворение "На железной дороге".
Октябрь - Готовит к изданию сборник стихов "Ночные часы".
Ноябрь-декабрь - Готовит первый том "Собрания стихотворений" для московского издательства "Мусагет" (до 9 января 1910 г.).
14 декабря - Выступает на вечере памяти Вл. Соловьева с речью "Рыцарь-монах".
1911, 2 января - Закончен первый вариант поэмы "Возмездие" (3-я глава окончательного текста). Вскоре работа над ним возобновляется (январь-март).
Около 10 мая - Вышел 1-й том "Собрания стихотворений".
Май-июнь - Знакомство с творчеством А. Стриндберга. Подготовка 2-го и 3-го томов "Собрания стихотворений".
Сентябрь-октябрь - Работа над поэмой "Возмездие".
Около 30 октября - Вышел сборник стихов "Ночные часы".
5 декабря - Окончательно выясняется план поэмы - в четырех главах с прологом и эпилогом.
Около 19 декабря - Вышел 2-й том "Собрания стихотворений".
1912, 16 февраля - Написано стихотворение "Шаги командора".
Около 25 марта - Вышел 3-й том "Собрания стихотворений".
27 марта - Знакомство с М. И. Терещенко, который предлагал Блоку написать сценарий балета.
31 марта - Первоначальный набросок сценария, работа над которым впоследствии привела к созданию драмы "Роза и Крест".
Апрель - Написана статья "От Ибсена к Стриндбергу".
2 мая - Написано стихотворение "Приближается звук...".
9 мая - Написана статья "Памяти Августа Стриндберга".
10 октября - Написано стихотворение "Ночь, улица, фонарь, аптека...".
31 октября - Закончена драма "Роза и Крест" (во второй редакции).
4 декабря - Написана статья "Искусство и газета".
8 декабря - Начинает заново писать драму.
20 декабря - Написаны стихотворение "К Музе" и статья "Непонимание или нежелание понять?".
Декабрь - Вышли сборники стихов для детей - "Сказки" и "Круглый год".
1913, 19 января - Окончена драма "Роза и Крест".
Конец января - Приступил к подготовке нового издания "Стихотворений" для издательства "Сирин" (издание не осуществилось).
4 апреля - Читает драму "Роза и Крест" в Обществе поэтов.
27 апреля - Читает драму К. С. Станиславскому.
12 июня-3 августа - Поездка во Францию и Испанию.
Август - Драма "Роза и Крест" напечатана в альманахе "Сирин".
Октябрь - Написана статья "Пламень".
9 декабря - Задумывает драму "Нелепый человек".
12 декабря - Написаны стихи "Новая Америка" и "Художник".
1914, 6 января - Начата поэма "Соловьиный сад".
5 февраля - Написано стихотворение "О, я хочу безумно жить...".
6 февраля - Написано стихотворение "Ты помнишь? В нашей бухте сонной...".
7 февраля - Написано стихотворение "Да. Так диктует вдохновенье...".
4 марта - Написано первое стихотворение цикла "Кармен".
28 марта - Знакомство с певицей Л. А. Дельмас, которой посвящен цикл "Кармен".
1-11 апреля - В Тенишевском зале (Петербург) состоялись представления драм "Незнакомка" и "Балаганчик" (студия В. Э. Мейерхольда).
Май - Подготовка "Стихотворений" для "Сирина".
26 августа - Написано стихотворение "Грешить бесстыдно, непробудно...".
2 сентября - Написано стихотворение "Петроградское небо мутилось дождем...".
Сентябрь-октябрь - Готовит к изданию собрание стихотворений Аполлона Григорьева.
Декабрь - Работает над поэмой "Возмездие".
9 марта - Сергей Есенин приходит к Блоку показать свои стихи.
Март-май - Готовит новое издание "Стихотворений" в трех томах и "Театра" для издательства "Мусагет".
Май - Вышел сборник "Стихи о России".
11 октября - Написано стихотворение "Перед судом".
14 октября - Закончена поэма "Соловьиный сад".
7 ноября - Вышел сборник "Стихотворения Аполлона Григорьева".
24 ноября - Получает известие о том, что драма "Роза и Крест" принята Художественным театром.
Ноябрь-декабрь - Переводит стихи А. Исаакяна, Плудониса и финских поэтов.
25 декабря - "Соловьиный сад" напечатан в газете "Русское слово".
1916, 22 марта - Написано стихотворение "Коршун".
28 марта - 7 апреля - Поездка в Москву, где читает и объясняет драму "Роза и Крест" актерам.
Апрель - Вышли "Театр" и 1-й том "Стихотворений" ("Мусагет").
Май-июнь - Работа над "Возмездием", завершение первой главы.
июнь - Вышел 2-й том "Стихотворений".
7 июля - Призывается в действующую армию и зачисляется в 13-ю инженерно-строительную дружину Всероссийского союза земств и городов табельщиком.
9 июля - Написано стихотворение "Ты твердишь, что я холоден, замкнут и сух...".
26 июля - Выезжает в расположение дружины (ст. Лунинец Полесских жел. дор., в районе Пинских болот).
Июль - Вышел 3-й том "Стихотворений".
1917, январь - Пролог и первая глава "Возмездия" напечатаны в журнале "Русская мысль".
8 мая - Назначается редактором стенографического отчета Чрезвычайной следственной комиссии, учрежденной Временным правительством для расследования деятельности царских министров и сановников.
1917, 16 июня - Присутствует на заседании Первого съезда Советов рабочих и солдатских депутатов.
Август - Начало работы над очерком "Последние дни старого режима".
15 октября - Отказывается от участия в антибольшевистской газете "Час", организуемой В. Савинковым.
Начало ноября - участвует в совещании представителей литературно-художественной интеллигенции, созванном в Смольном по инициативе ВЦИК. Участники совещания заявили о своей готовности сотрудничать с Советской властью.
30 декабря - Начата статья "Интеллигенция и революция".
Конец года - Участвует в жюри конкурса на сооружение памятника жертвам революции.
1918, 8 января - Начинает писать поэму "Двенадцать".
9 января - Закончена статья "Интеллигенция и революция".
17 января - Начинает работать в правительственной комиссии по изданию классиков литературы.
28 января - Закончена поэма "Двенадцать".
30 января - Написано стихотворение "Скифы".
1 февраля (здесь и далее - по новому стилю) - Статья "Интеллигенция и революция" напечатана в газете "Знамя труда".
20 февраля - Там же напечатаны "Скифы".
3 марта - Там же напечатаны "Двенадцать".
12 марта - Написана статья "Искусство и революция".
Конец марта - Приступает к работе в Репертуарной секции Петроградского театрального отдела Наркомпроса.
3 апреля - Закончен очерк "Последние дни старого режима".
22 апреля - Начат очерк "Катилина".
17 мая - Закончен очерк "Катилина".
5 июня - Вышло отдельное издание "Двенадцати" и "Скифов".
6 июня - Вышла отдельным изданием поэма "Соловьиный сад".
12 августа - Вышло новое издание "Театра".
18 сентября - Вышло четвертое издание 1-го тома "Стихотворений".
22 сентября - приглашен участвовать в работе учрежденного А. М. Горьким издательства "Всемирная литература".
Октябрь - Вышел сборник статей "Россия и интеллигенция".
7 ноября - Участвует в праздновании первой годовщины Октябрьской революции - на митинге у могил жертв революции на Марсовом поле и вечером на премьере "Мистерии-Буфф" В. Маяковского.
1919, январь - Подготовлен сборник "Ямбы".
Февраль - Вышла брошюра "Катилина".
8 марта - Утвержден членом коллегии "Всемирной литературы" и главным редактором отдела немецкой литературы.
30 марта - Выступает с приветствием А. М. Горькому на чествовании его во "Всемирной литературе" в связи с 50-летием.
9 апреля - Выступает с докладом "Крушение гуманизма" во "Всемирной литературе".
10 апреля - Выступает с докладом "Репертуар рабоче-крестьянского театра" на общегородском собрании представителей культурно-просветительных организаций.
24 апреля - Назначается председателем управления Большого драматического театра.
Май - Разрабатывает планы "Исторических картин" (по общему замыслу А. М. Горького).
2 июня - Вышли драма "Песня Судьбы" в новой редакции и 2-е издание сборника статей "Россия и интеллигенция".
12 июля - Написано предисловие к поэме "Возмездие". Читает третью главу поэмы и предисловие в "Студии" изд-ва "Всемирная литература".
27 сентября - Написана статья "О романтизме".
29 октября - Написан очерк "Памяти Леонида Андреева".
11 декабря - Назначен членом коллегии Литературного отдела Наркомпроса (Москва).
19 декабря - Выбран членом совета Дома искусств, учрежденного А. М. Горьким.
13 февраля - Выступает с речью на собрании труппы Большого драматического театра по случаю первой годовщины его работы.
Февраль-март - Редактирует "Избранные сочинения" Лермонтова для изд-ва Гржебина.
Март-апрель - Написана пьеса "Рамзес" (для серии "Исторические картины").
1 апреля - Написана "Записка о "Двенадцати".
7-19 мая - Поездка в Москву, где выступает с чтением стихов.
21 июня и 5 июля - Вечера Блока в Доме искусств.
27 июня - Избирается председателем Петроградского отделения Всероссийского союза поэтов.
4 июля - Выступает в речью в союзе поэтов,
Лето - Вышел сборник стихов "За гранью прошлых дней".
Октябрь - Избирается в правление Петроградского отделения Всероссийского союза писателей.
23 октября - Вышел сборник стихов "Седое утро".
1921, январь - Наброски продолжения второй главы поэмы
5 февраля - Написано стихотворение "Пушкинскому Дому".
11 февраля - Выступает с речью "О назначении поэта" на вечере памяти Пушкина в Доме литераторов.
3 марта - Подготовлен сборник "Отроческие стихи".
15 марта - Написано последнее законченное стихотворение - "Как всегда, были смешаны чувства...".
Середина апреля - Первые симптомы предсмертной болезни.
23 апреля - Вечер Блока в Большом драматическом театре.
Апрель - Написана статья "Без божества, без вдохновенья".
1-11 мая - Поездка в Москву, выступления с чтением стихов.
Май - Наброски продолжения второй и третьей глав поэмы "Возмездие".
29 мая - Письмо А. М. Горького к А. В. Луначарскому о необходимости вывезти Блока для лечения в Финляндию.
7 июня - Вышла пьеса "Рамзес".
Июнь - Готовит к печати книгу "Последние дни императорской власти".
7 августа - В 10 часов 30 минут А. А. Блок скончался в своей рабочей комнате (ул. Декабристов, 57, кв. 23).
10 августа - Похороны на Смоленском кладбище. (Впоследствии прах поэта был перенесен на Литераторские мостки Волкова кладбища.)