Глава V
«Незнакомка»
Поздней осенью 1906 года Блок написал последнюю часть своей лирической трилогии — «Незнакомку». Но еще весной он дал тоже название стихотворению, датированному 24‑м апрелем. Это свидетельствует, что Блок развернул в драму не новую для себя тему, но ранее им обработанную. Путь к осенней драме, таким образом, начался более чем за полгода, и его исходный пункт лежит в круге не драматической, но лирической поэзии.
«Незнакомка»-стихотворение состоит из 52 строк, разбитых на 13 четверостиший. Его содержание — рассказ о видении Поэта. Это видение — прекрасная женщина, ранее поэту неведомая. «Видению» предшествует описание обстоятельств места, времени, условий, при которых оно состоялось. Затем идет очерк самой Незнакомки, и, наконец, осознание всего происшедшего, как лежащего в душе — сокровища; ключ к нему — вино.
«опьянение» и является как бы источником Незнакомки, хотя силуэт стройной женщины в упругих шелках и сделан Блоком, как порождение таинственной и терпкой влаги, но совершенно очевидно, что новый для Блока образ не есть только случайное наваждение винных паров и весеннего хмеля. Гораздо правильнее вслед за «Поэтом» думать, что вино лишь ключ, отомкнувший дверь сознания и впустивший в его пределы вчера еще дремавшую где-то в глубине тему. Эта тема, как всякая большая тема, вероятно, сложилась и созрела под влиянием многих сил и влияний и равнодействующей этих сил, ее выявлением во вне и явилась носительница древних поверий, та, у которой нет имени — «Незнакомка».
В ту же весну Блок продолжает свое общение с Незнакомкой, посвящая ей послание, начинающееся словами: «Твое лицо бледней, чем было»… Это послание в образ Незнакомки вносит новую существенную черту. Она состоит в утверждении, что и Поэт и Незнакомка оба причастны небу, и что Незнакомка — звезда, павшая на землю. Блок говорит:
«Поверь, мы оба небо знали.
Звездой кровавой ты текла.
Я измерял твой путь в печали,
».
Цитируемое «послание» для истории генезиса драмы представляет чрезвычайный интерес, ибо оно предвосхищает концепцию будущего представления, как представления о женщине-звезде, павшей на землю и вернувшейся потом на небо, и о Поэте, знавшем «знаньем несказанным» одну и ту же «высоту».
Весенние стихотворения были первыми, но не единственными вехами на пути Блока к его третьей лирической драме. Летом того же года Блок использовал образ высокой красавицы в черных тугих шелках, в черной шляпе, на которой качается перо страуса, для «Короля на площади». Дочь Зодчего, несомненно, вариант образа Незнакомки и по своему внешнему облику и по своему внутреннему содержанию, выступая так же, как и Незнакомка, — носительницей древних поверий. Однако, если мы примем во внимание указанное выше «послание», то станет ясным, что Дочь Зодчего это, конечно, только вариант, так как в ее характеристике совершенно не использована специфическая черта Незнакомки — звездность.
Эта звездность снова и отчетливо проступает в следующих двух посланиях Поэта к Незнакомке в сентябрьском и ноябрьском. В обоих этих стихотворениях Блок опять говорит о шлейфе, забрызганном звездами, о млечном пути, о серебристой звезде, о ее полете. Так, отклоненный Дочерью Зодчего от весенней трактовки звездного образа Незнакомки, Блок осенью в предчувствованиях драмы вновь возвращается к основной характеристике.
Небезынтересно спросить, пока мы еще находимся в подступах к «театру», откуда появился звездный мотив в творчестве Блока. Эта проблема разрешима, если вспомнить, что три послания к Незнакомке были помещены поэтом в сборнике «Земля в снегу», имеющем в своем «вместо предисловия» в качестве эпиграфа стихотворение Аполлона Григорьева от 1843 года, посвященное полету кометы, и следующие строки, подписанные инициалами Л. Б.:
«Зачем в наш стройный круг ты
ворвалась, комета?»
Этот образ зловещей кометы, отчетливо обрисованный Ап. Григорьевым, Блок и использовал в первых двух посланиях, говоря:
«Комета! Я прочел в светилах
Всю повесть раннюю твою,
Под черным шлейфом узнаю».
Это — весной, а осенью снова:
«Ты одна взойдешь над всей пустыней
».
«Незнакомке» быть может наиболее выдержанный образец лирической драматургии, как драматургии, для которой «сон есть жизнь», «видения — действительность». Это положение Блок особенно сильно подчеркнул в «Незнакомке», назвавши ее три картины — «видениями». С этой точки зрения «Незнакомка», представляет чрезвычайно искусное сочетание переходящих друг в друга видений, замкнутых в пределы одного зимнего вечера. По своему же содержанию эти видения знаменуют три встречи поэта с Незнакомкой. Первая — в пивной. Вторая — на краю города. Третья — в гостиной.
Главный герой «Незнакомки» — поэт целиком перенесен Блоком в драму из апрельского стихотворения. Хмель и мечта его основные черты. Сохранены внешние данные и в образе Незнакомки; выявленные в посланиях мотивы падучей звезды углублены и развиты. Даже больше — вся «Незнакомка» как уже выше указывалось, есть пьеса о падении и возвращении на небо женщины-звезды. Обратимся теперь к самим видениям. Первое видение до известной степени является инсценировкой весенней «поэмы», только на этот раз вместо ресторана местом действия взята пивная. Бекетова сообщает, что пивная «Незнакомки» не вымышлена, но наблюдена в скитаниях по глухим углам Петербургской стороны. «Пивная из “первого видения”, — читаем в биографии Блока, — помещалась на углу Геслеровского переулка и Зелениной улицы. Вся обстановка, начиная с кораблей на обоях и кончая действующими лицами, взята с натуры: “вылитый Гауптман и Верлен”, господин, перебирающий раков, девушка в платочке, продавец редкостей, все это лица, виденные поэтом во времена его посещений кабачка с кораблями».
В этот кабачок с кораблями мы и попадаем в зимний не поздний вечер. В пивной — несколько пьяных компаний — «пьяниц с глазами кроликов» из весеннего стихотворения.
Блок очень удачным приемом раскрывает общую «тематику» пивной. Вместо того, чтобы развивать действие, он оставляет его как бы в одной и той же временной плоскости, и перебегая, точно пламя по пороховой нитке, с одной компании на другую, заставляет вспыхивать куски разговора за отдельными столиками. В этих вспышках естественно темы «Незнакомки» еще нет, но на лицо великолепный гротескный фон, долженствующий затем оттенить высокий лиризм основной темы.
Эта основная тема начинает звучать только с появления в пивной поэта. Его рассказ за пивом половому — «подставному лицу» о женских глазах, о том, как «среди этого огня взоров, среди вихря взоров, возникает внезапно, как бы расцветает под голубым снегом — одно лицо: единственно прекрасный лик Незнакомки, под густой темной вуалью…» подготовляет кульминационный пункт видения — покупку поэтом у человека в желтом трепаном пальто камеи, на которой «с одной стороны — изображение эмблемы, а с другой — приятная дама в тюнике на земном шаре сидит и над этим шаром держит скипетр: подчиняйтесь, мол, повинуйтесь — и больше ничего».
воздействия, постепенно вводить в ткань драмы основной лейтмотив. В дальнейшем мы скажем кто подсказал Блоку эту мизансцену с камеей.
Переходом ко второму видению служит сцена поэта с купленной камеей. Рассматривая ее, он узнает в «даме с тюникой» свою Незнакомку. Бессвязные слова создают тот танцующий ритм, при котором «медленно, медленно начинают кружиться стены кабачка, пока не открывается в голубых вечерних снегах конец улицы на краю города» — место действия второго видения драмы. Нетрудно заметить в этой окраине города черты петербургского пейзажа. И большая река, над которой повис темный пустынный мост, и дремлющие по обоим сторонам моста корабли с сигнальными огнями, и тянущаяся за мостом бесконечно прямая как стрела аллея, обрамленная цепочками фонарей и белыми от инея деревьями — все это наполнено отзвуками того города, который Блок в цикле «Снежной Маски» назовет потом «моим снежным городом».
Действующими лицами второго видения являются — Звездочет, Поэт, Незнакомка, господин в котелке, два дворника. Все видение построено так же, как и «Балаганчик», по типу «арлекинады»; в этой арлекинаде роль Арлекина исполняет господин в котелке, Пьеро — Поэт и Коломбины — Незнакомка. Арлекинада «Незнакомки» начинается своеобразным прологом Звездочета. Слова Звездочета о полнозвездной ночи, о туманной млечной стезе хорошо вводят нас в звездную игру видения. Звездочета прерывают два разъяренных дворника, волокущих через сцену пьяного Поэта. Третья сцена — появление Незнакомки. В обычном согласии с «посланиями» Блок изобразил это появление, как падение звезды. Ремарка гласит: «описывая медленную дугу скатывается яркая и тяжелая звезда. Через миг по мосту идет прекрасная женщина в черном, с удивленным взором расширенных глаз». С момента появления Незнакомки и начинается собственно — самая арлекинада. Ее первым эпизодом является разговор стоящей у перил моста Незнакомки с тем, кого Блок называет Голубым. Как мы можем судить из последующих реплик «Поэта» — Голубой это двойник его, какая-то часть души поэма принявшая образ «голубого господина». Вся эта сцена дана Блоком, как сон хмельного Поэта, который после того, как протащили его дворники, упал в снег и заснул. Также продолжением сна служит и появление Арлекина — господина в котелке. В том, что Арлекин показан Блоком в этом пошлейшем образе, вновь слышна «Трансцендентальная» ирония Блока, какой-то порыв отчаяния, кощунства и попирания заветных святынь. Как в «Балаганчике» задумчивому рыцарю средневековья противопоставлен размалеванный паяц, так здесь Голубому Поэту — штампованный человек в котелке.
Заключительная часть арлекинады состоит в том, что одерживает верх традиционный сценарий: Пьеро остается один, Арлекин уводит Коломбину.
На авансцену вновь выдвигается «пролог» — Звездочет, который, как будто перефразируя пушкинские слова:
«А царица вдруг пропала,
Будто вовсе не бывала».
говорит:
«Нет больше прекрасной звезды.
Синяя бездна пуста».
«астроному» вторит протрезвившийся Поэт:
«Мне больше не встретить ее:
Встречи такие
Бывают в жизни лишь раз».
Обменявшись колкостями — «оба грустят под голубым снегом. Пропадают в нем. И снег грустит». Затем снег начинает слагаться в белые стены и перед нами открывается — «большая гостиная комната с белыми стенами, на которых ярко горят электрические лампы». Мы попадаем в гостиную на званый вечер, изображенный Блоком, как парафраз первой картины, с тонко выдержанным параллелизмом сцен. Подобие гостиной и пивной придает всей «Незнакомке» характер триптиха, в котором центральную часть занимает звездная арлекинада на мосту, а боковые крылья изображают «дольний мир» в тонах сгущенного гротеска с правильным повторением одного и того же композиционного рисунка. Это сближение буржуазного журфикса и мелко-мещанской пивной позволяет Блоку развернуть превосходную игру жанровых деталей, обработанных в крепком сатирическом духе старых голландцев.
гномами в пивной. В том же русле соответствия протекает и разверстка сценария.
Так же, как первое видение начинается с разговора о шубе, так и третье начинается с того же — Молодой человек Миша в третьем видении ведет сцену семинариста о той, что танцевала, как небесное создание. И так же, как второй собутыльник говорит семинаристу «мичтатель», так и молодой человек Жорж говорит молодому человеку Мише: «Мечтатель. Завел машину, и т. д.». В пивной — одинокий посетитель шарит в блестящей посудине с вареными раками, перетрогивает их. В гостиной тот же Миша рассеянно шарит в корзинке с бисквитами. За малыми изменениями Блок и дальше играет схожестью ситуаций. Вот: «в комнату впархивает молодая дама; за ней идет огромный, рыжий господин» — ее жених. И так же, как девушка в платочке просит у рыжего мужчины: «Дай двугривенный» — и когда тот «хмуро вынимает» — говорит: «Тебе нешто жалко». Так и впорхнувшая дама, вдруг обернувшись к жениху, спрашивает: «У тебя мой платок». И когда жених «угрюмо вытаскивает его» — замечает: «Тебе жалко, что ли». И на оба эти «жалко» рыжий мужчина и рыжий господин огрызаются одной и той же фразой: «Пей, да помалкивай». Установивши вместо подобия тождество — Блок сохраняет его еще некоторое время. Начало следующей ремарки написано теми же словами, что и соответствующая ремарка первого видения: «Молчат. Пьют. Вбегает молодой человек и радостно бросается к…» Гауптману (1‑е видение)… другому (3‑е видение). Молодой человек 3‑го видения говорит то же, что молодой человек 1‑го: «Костя, друг, да она у дверей дожида…» Молодой человек запинается на полуслове. И Блок продолжает: «Все становится необычайно странно. Как будто все внезапно вспомнили, что где-то произносились те же слова и в том же порядке». В эту минуту, как и в 1‑м видении: там — в пивную, здесь — в гостиную входит Поэт.
Прежде чем продолжать наше изложение 3‑го видения, мы должны обратить внимание на того, к кому обратился молодой человек со словами: «Костя и т. д.». В первом видении это был «вылитый Гауптман», в 3‑м «в нем, — говорит Блок — легко узнать того, кто увел Незнакомку». Таким образом, тема Незнакомки начинает впервые в этом видении искаженно звучать через образ «Кости».
«Прекрасной Дамы». Для этого он заставляет поэта по просьбе хозяйки дома читать «прекрасное» стихотворение о «прекрасной даме». На словах:
«И от иконы в нежных розах
»
— в передней раздается тоненький звонок. И через несколько минут в гостиной появляется Незнакомка. Налицо все участники арлекинады 2‑го виденья Однако, «арлекинада» не повторяется. Воспользовавшись отвлечением внимания, ускользает из комнаты смущенный «господин в котелке». Выходит из игры и Поэт, садясь в дальний угол и задумчиво смотря оттуда на Незнакомку. «Все забыли о поэте». Затем Блок снова возвращается к картине «вечера». Горничная разносит «что полагается» среди бессмысленного говора. Как бы для того, чтобы снова восстановить параллель пивной и гостиной драматург выделяет из общего разговора — разговор о сыре и заставляет толстого человека выкрикнуть с увлечением: «Бри». Возглас «Бри» выводит Поэта из задумчивости и «мгновение кажется, что он вспомнил все». Ремарка гласит: «Он делает несколько шагов в сторону Незнакомки. Но дорогу ему заслоняет Звездочет в голубом вицмундире, входящий из передней».
Появление Звездочета и уход вслед за этим всех гостей в столовую ужинать знаменует конец 3‑го и последнего видения.
«В потемневшей гостиной остаются некоторое время Незнакомка, Звездочет и Поэт». Поэт и Звездочет стоят в дверях, готовые выйти. Незнакомка медлит в глубине у темной полуоткрытой занавеси окна.
Поэт и Звездочет узнали друг друга. Звездочет сообщает Поэту, что он только что сделал доклад в астрономическом обществе о падении звезды «Мария». На вопрос о результатах поисков Поэтом, «Женщины с моста» — Поэт отвечает: «Поиски мои были безрезультатны». Блок пишет: «Он оборачивается вглубь комнаты. Безнадежно смотрит. На лице его — томленье, в глазах пустота и мрак. Он шатается от страшного напряжения. Но он все забыл».
«Где же Мэри?» (так называет она Незнакомку), но «у темной занавеси уже никого нет. За окном горит яркая звезда». Исчезает и звездочет. «Падает голубой снег, такой же голубой, как вицмундир исчезнувшего Звездочета».
«историю» глазами театра — ясно ощущаешь ее сценическое очарование. Режиссерскому воображению «Незнакомка» открывает прекрасные возможности. Призрачность голубого снежного мира и яркая преувеличенная выразительность мира человеческой пошлости дана Блоком в таких тонких касаниях друг к другу, что оба параллельных течения не противоречат, а взаимно пополняют друг друга. Фантастика не кажется привнесенной извне в мертвый быт гостиных и пивных, но возникшей изнутри. Получается впечатление гейзера, разорвавшего плотную земную кору и выбросившего наружу свою горячую стремительную струю. Схожесть кабачка и гостиной превосходна по заложенной в ней сатирической силе. Лепка отдельных фигур настолько отчетлива, что даже в чтении видишь ясно, как из импрессионистической, в сущности, манеры передавать их возникают фигуры, почти предельные в своем смешном реализме. Все эти посетители пивной и гостиной, хозяева и гости, все они изображены двумя-тремя черточками, но эти черточки выбраны с меткостью самого злого и наблюдательного карикатуриста. Но что особенно делает и театрально и литературно ценной «Незнакомку» — это выдержанность и последовательность ее драматургического стиля.
Обозначив три сцены «Незнакомки» словами: «видения», Блок взятое этим обозначением обязательство выполнил в полной мере. Не мир вообще, но мир созерцаемый, мир, как представление — вот художественный принцип «Незнакомки». Этот постулат оправдывает все неожиданности построения драмы. Кружатся ли стены кабачка, рассыпается ли в снежный прах Голубой, становится ли звездой женщина — все это не производит впечатления искусственности даже у самого трезво настроенного человека. Ибо все психично, все субъективно — в драмах души, в драмах замкнутого в себе я. Поэтому-то и чтение такой драмы, как «Незнакомка» требует от читателя акта своеобразного отречения. Надо «забыть» себя, подходя к «Незнакомке» (так же, как, разумеется, и к двум другим частям трилогии), надо научиться смотреть на мир сквозь зрачки автора, отожествить себя с ним, уничтожить чувство своей ему противоположности. Реальности в наивном смысле нет у Блока. Его драмы текут лишь в сознании их героев, этих заместителей одинокого героя лирической драматургии Блока — его самого.
Излагая содержание трех видений «Незнакомки», плывя по течению ее сюжета — мы сознательно уклонились от более вдумчивого постижения самого образа, от объяснения некоторых особенностей построения и от осознания темы Незнакомки, как темы духовного пути Блока. Теперь нам к этим вопросам следует вернуться и попытаться хотя бы бегло, наметить их очертания.
Для этого мы должны, прежде всего, обратить внимание на те эпиграфы, какие Блок поставил перед текстом своей пьесы. Таких эпиграфов — три. Один из них — четверостишие апрельского стихотворения, два других являются отрывками из романа Ф. М. Достоевского — «Идиот».
«Идиота» имеют важное значение.
Первый из них касается портрета Настасьи Филипповны и взят из третьей главы 1‑й части; второй относится к четвертой главе той же части и представляет, кусок разговора из первой встречи Настасьи Филипповны и князя Мышкина.
Посмотрим, что дал Блоку портрет Настасьи Филипповны. Прежде всего, материал для создания внешнего образа Незнакомки. Черты сходства между наружностью Незнакомки и Настасьи Филипповны несомненны. Незнакомка Блока — прекрасная женщина в черных, тугих шелках, с удивленным взором расширенных глаз. Необыкновенной красоты была и Настасья Филипповна. Но даже не в красоте дело, а в самом стиле этой красоты очень простой, благородной, порывистой и страстной. Цитируя описание портрета, Блок дает как бы указание на то, какой должен рисовать читатель образ Незнакомки, вплоть до упругих шелков, которые у Достоевского превращены в «черное шелковое платье чрезвычайно простого и изящного фасона».
Размышляя дальше над значением портрета Настасьи Филипповны, мы видим, что он оказал влияние не только на образ Незнакомки, но и на архитектонику драмы. Подобно тому, как Настасья Филипповна неожиданно и случайно предстала в первый раз глазам князя Мышкина, как свой портрет, — так и Незнакомка предстала глазам Поэта впервые, как изображение.
— камеей, но не заменил самой сущности явления, поэтому сцену покупки Поэтом камеи и следует рассматривать, как навеянную сценой с портретом в кабинете генерала Епанчина.
— кусок разговора Настасьи Филипповны и князя Мышкина. Блок, воспроизводя его в качестве эпиграфа, текст сократил и благодаря этому сокращению, выделил один из моментов, а именно то, что до жизненной встречи своей Настасья Филипповна и Мышкин уже друг друга где-то видели. Блок обрывает цитирование на фразе князя: «Может быть во сне…»
Это «во сне» князя Мышкина, как мы выше указывали, Блок рассматривал в «трех посланиях», как встречу в звездном мире, как причастность Поэта и Незнакомки горним сферам. В этом смысле его драма есть драма о павших звездах, рассказ о тех, кто знал и не мог забыть небесную высоту, воспоминание о лермонтовской невозможности для души, знавшей звуки неба, найти замену в скучных песнях земли.
Если же отойти от всех этих зыбких образов, мерцающих мелодий, если спросить просто о том основном, что таится в видениях Незнакомки, то следует счесть и эту заключительную часть лирической трилогии Блока — выражением его духовною кризиса. Только на этот раз процесс распада коснулся идеи Эроса, как любви, преодолевшей темное начало. «Незнакомка» означает возвращение Эроса в древнее лоно родимого хаоса.
— Незнакомка рисуется нам и отображением кризиса метафизики Блока. С этой точки зрения очень любопытно обратить внимание на одну подробность драмы. А именно, на то, что Незнакомка в 3‑м видении появляется в тот момент, когда читавший стихотворение о «Прекрасной Даме» Поэт дошел до строк:
«И от иконы в нежных розах
…»
Что знаменует собою это сошествие? Ответ на этот вопрос надо искать не в переходе символов один в другой, но в той метафизике Блока, отдельные черты которой разбросаны в его стихах, драмах и статьях. Эта метафизика утверждает, что мир обладает душой, и что мировая душа пленена хаосом. Здесь не место входить в подробности данной — по нашему убеждению — центральной идеи блоковского миросозерцания. Но следует указать, что «Незнакомка» является поворотным пунктом в метафизических построениях Блока. Мысля мировую душу, как Прекрасную Даму, Блок мыслил ее, как начало трансцендентное мировому процессу. «Незнакомка» в этой концепции производит переворот — делая мировую душу имманентной истории, а историю, как ее становление. Таков метафизический смысл «падения» звезды на землю.
«страдания и ад души» преобразить в ту легкую красоту, какую мы ощущаем, читая снежную лирическую драму о «Незнакомке».