Goethe. «Zueignung»[25]
(По поводу перевода Пастернака)
У Гете буквально:
1
Настало утро; шаги его вспугнули
Легкий сон, который меня кротко охватывал,
Так что я, проснувшись, из моей тихой хижины
Пошел на гору со свежей душой;
На каждом шагу я радовался
Новому цветку, который сгибался от росы;
Молодой день вставал в восторге,
И все было освежено, чтобы освежить меня.
2
И пока я всходил, потянулся с луговой реки
Туман мягкой полосой, он клубился и менялся, чтобы охватить меня,
И вырастал, окрыленный вокруг моей головы:
Я больше не мог любоваться красивым видом,
Местность была покрыта неясным туманом (флером);
Скоро я оказался как бы залитый облаками
И заключенный сам с собою в сумерки.
У Пастернака все тяжеловесно, непросто, искусственно. 5-я октава – тоже от гетевской божественной ясности.
Разве ты меня не знаешь?
Знаешь ли меня, произнесла она устами.
Узнаешь ты меня, ту, которая на столько ран
Твоей жизни пролила чистейший бальзам?
Ты знаешь меня хорошо, ту, в вечном союзе с которой
Твое смертное сердце связывалось все крепче и крепче.
Разве я не видала тебя с горячими слезами сердца,
Как ты мальчиком уже ревностно тосковал обо мне?
стремился ко мне.
Рифмы невозможны.
Последняя октава лучше, хотя ряд образов пропущен и есть лишние.
Придите же, друзья, если на вашем пути
Ноша жизни будет давить тяжелее и тяжелее,
Украсит цветами, уберет золотыми плодами,
Мы вместе пойдем навстречу новому дню!
Так мы живем, так мы идем, счастливые.
И так же должна, когда нас будут оплакивать внуки,
Сам по себе перевод литературен, но пестрит очень многими выражениями, обличающими комнатность, неразвязанность переводчика; что-то кропотливое, домашнее, малоталантливое. Правда, октава – очень трудная для перевода строфа.
Надо или предложить переводчику переработать все в корне, или отказаться от перевода, потому что редактировать его больший труд, чем переводить сызнова.
«Тайн», то я не мог сравнить их с подлинником, но перевод Сидорова, кажется мне, производит впечатление более гетевское.
Примечания
25. Гете. «Посвящение» (нем.).