132. Андрею Белому. 6 августа 1907. <Шахматово>
6 августа 1907. <Шахматово>1
Многоуважаемый и дорогой Борис Николаевич.
За последние месяцы я очень много думал о Тебе, очень внимательно читал все, что Ты пишешь, и слышал о Тебе от самых разнообразных людей самые разнообразные вещи. По-видимому, и Ты был в том же положении относительно меня; ввиду наших прежних отношений и того, что мы оба служим одному делу русской литературы, я считаю то положение, которое установилось теперь, совершенно ненормальным. Не только чувствую душевную потребность, но и считаю своим долгом написать Тебе это письмо2.
"Зол<отое> Руно"3. Первое: чтобы "Руно перестало опираться на группу, идейное значение которой равно нулю". Я не понимаю, какую группу Ты разумеешь; "Руно" определяет ее чисто внешним образом: "петербургские литераторы" - и разумеет под этим в данный момент Вяч. Иванова, Городецкого и меня. Если Ты считаешь, что эти трое и внутренним образом составляют группу, и ищешь в ней значения, как "в группе", то Ты жестоко ошибаешься; впрочем, я буду говорить только о себе и только за себя, ибо в последнее время все менее и менее чувствую свое согласие с кем бы то ни было и предпочитаю следовать завету - оставаться самим собой. Между тем, собрав отзывы обо мне из Твоих статей и заметок в "Весах", "Перевале" и киевском журнальчике4, я увидал, что Ты: 1) противоречишь себе на каждом шагу, а именно: называя меня одним из "корифеев русской литературы" (название, конечно, злое и ироническое)5 и намекая на мою "скромность и честность" (?)6, находишь в моих стихах "идиотское"7 "корифейством"?), говоришь, что я "неустанно кощунствую"8 и что я хвалю Чулкова за то, что он меня похвалил (где же тогда честность? Где Ты прочитал, что я его хвалю, или как мог счесть за похвалу цитированье одного удачного стихотворения? Уж не думал ли Ты, что я его называю "светловзором"?9).
2) Исходя из понятия ненавистного Тебе "мистического реализма", Ты наклеиваешь на меня этот ярлык, с которым я ничего общего не имел и не имею, и с этой точки зрения критикуешь меня, уверяя, что я "описываю крендель булочной так, что волосы становятся дыбом" (?) и что я хуже Чехова (утверждение справедливое, но странное)10.
Имею ответить на все это следующее:
1) Критику на свои произведения и критику самую строгую хочу слушать и хочу ею руководствоваться.
"мистич<еским> реализмом", "мистическим анархизмом" и "соборным индивидуализмом"11 никогда не имел, не имею и не буду иметь ничего общего. Считаю эти термины глубоко бездарными и ровно ничего не выражающими. Считаю, что мистический анархизм был бы давно забыт, если бы все Вы12 его не раздували так отчаянно.
3) Критики, основанной на бабьих сплетнях (каковую позволила себе особенно Зин<аида> Гиппиус в статье о "Перевале", по пов<оду> меня и Чулкова), - не признаю. Считаю, что такая критика должна оставаться на совести ее сочинителя13.
4) Не считаю допустимым намеков на личные отношения в литерат<урной> полемике.
14, и возмущаюсь выливанием помоев на голову его как человека. Считаю это непорядочным. Вяч. Иванова ценю, как писателя образованного и глубокого, и как прекрасного поэта, мировоззрение же его ("мифотворчество") воспринимаю как лирику. Сергея Городецкого ценю, как прекрасного поэта. Твои произведения высоко ценю и со многими из Твоих принципов соглашаюсь.
6) Построением философских и литературных теорий сам не занимаюсь и упираюсь и буду упираться твердо, когда меня тянут в какую бы то ни было школу.
7) Думаю, что все до сих пор написанные мной произведения, которые я считаю удачными (а таковых немного) - символические и романтические произведения.
8) Считаю, что стою на твердом пути и что все написанное мной служит органическим продолжением первого - "Стихов о Прекрасной Даме". Ввиду этого, не понимаю Твоего отношения к моей литературной деятельности, поскольку ты считаешь мои новые произведения не связанными с прежними.
"оргиазма" не понимаю и желаю трезвого и простого отношения к действительности.
Что касается второго условия, которое Ты поставил З<олотому> Руну, я не понимаю, почему Ты требуешь себе и В. Я. Брюсову права veto, которого нет у "петерб<ургских> литераторов". Я считаю, что было бы справедливым иметь равные права обоим лагерям, если это действительно реальные, а не бутафорские лагери, в чем я сомневаюсь.
Считаю долгом сообщить Тебе, что я принял приглашение "Зол<отого> Руна" вести критич<еский> отдел независимо ни от кого, и ничьих влияний и давлений испытывать не согласен15. Считаю, что, по отношению к людям, я minimum имею право требовать от них честного и прямого к себе отношения - и обязанность - учиться у них тому, чего во мне недостает. Maximum 'ов, т. е. любви, комплиментов и проч. (что часто связано с незаметным насаживанием на плечи) я не только не требую, но часто избегаю, ибо считаю себя достаточно сильным, чтобы быть одним.
Прошу Тебя ответить мне на это письмо. На Твои вопросы я готов отвечать. Что касается журнальной полемики, то я считаю своим неприятным долгом (потому что полемика, по-моему, слишком мелочна и ставит в тупик читающую публику) кратко высказаться в postscriptum'e одной из моих критич<еских> статей в "3<олотом> Руне"16.
17.
Жму твою руку.
Александр Блок
Адрес мой до 15 августа: Н<иколаевская> ж. д., ст<анция> Подсолнечная, с<ельцо> Шахматово.
Примечания
2 В черновике далее зачеркнуто: "... в котором касаюсь своего отношения и к основным и к злободневным вопросам".
3 Подразумеваемое здесь письмо Г. Э. Тастевена в архиве Блока не сохранилось. Сотрудничать в "Золотом Руне" Белый отказался в знак протеста против редакционно-издательских манер и амбиций владельца журнала Н. П. Рябушинского. В письме к З. Н. Гиппиус от 7-- 11 августа 1907 г. Белый сообщал: "С "Руном" у меня война. Еще в апреле я вышел из состава сотрудников. Потом Рябушинский просил меня вернуться. Я ответил ему письмом, что пока он Редактор, путного из "Руна" ничего не выйдет" (Минувшее. Исторический альманах. Вып. 5. Paris, 1988. С. 211. Публикация В. Аллоя). Подробнее о коллизиях, обусловивших затрагиваемую конфликтную ситуацию, см. в статье А. В. Лаврова "Золотое руно" (Русская литература и журналистика XX века. 1905--1917. Буржуазно-либеральные и модернистские издания. М., 1984. С. 153--162).
4 Имеется в виду издававшийся в Киеве в 1907--1909 гг. двухнедельный иллюстрированный литературно-художественный журнал "В мире Искусств", придерживавшийся модернистской ориентации.
5 Белый определяет Блока "корифеем российской словесности" в иронической рецензии на драму Г. Чулкова "Тайга" (СПб., "Оры", 1907). См.: Весы. 1907. No 6. С. 70.
"На перевале. VII. Штемпелеванная калоша": "Восхищаются тому, что символ последнего дерзновения - золотой "булочный" крендель, как о том возвестили. Но автор золотого кренделя скромен и честен" (Весы. 1907. No 5. С. 52. Обыгрывается строка из стихотворения Блока "Незнакомка" (1906): "Чуть золотится крендель булочной").
7 См. это определение в рецензии Белого на "Нечаянную Радость" (примеч. 2 к п. 175); в других новейших произведениях Блока Белый видит "подделку под гримасу идиотизма" (Весы. 1907. No 7. С. 73. Рецензия на кн.: Белые Ночи. Петербургский альманах. СПб. 1907), "бессмысленные, идиотские бесчеловечные гримасы" (Перевал. 1907. No 5 (март). С. 51. Рецензия на кн.: Литературно-художественные альманахи издательства "Шиповник". Кн. 1. СПб., 1907). В таких аттестациях блоковского творчества Белого всецело поддерживал С. М. Соловьев, написавший ему (31 января 1907 г.) по прочтении его рецензии на "Нечаянную Радость": "Относительно книги Блока вполне с тобой согласен. Идиотство и гениальность. Преобладает первое. Замечательно, что Блок первый в истории литературы совместил идиотство с дарованием" (ЛН. Т. 92. Кн. 1. С. 314).
8 О том, что Блок "неустанно кощунствует", Белый пишет в рецензии на альманах "Цветник Ор. Кошница первая" (СПб., 1907). См.: Весы. 1907. No 6. С. 67.
9 В указанной рецензии на "Цветник Ор" Белый, давая крайне негативную характеристику стихов Г. Чулкова, продолжает: "Но г. Блок, в статье неосторожно задевший покойного Канта, восхвалил таинственного "светловзора" (решившего то, что не решил Кант) и потом неожиданно провозгласил поэтом г. Чулкова, что после восхвалений Чулковым Блока как-то... неожиданно" (Весы. 1907. No 6. С. 68--69). Здесь подразумевается статья Блока "Девушка розовой калитки и муравьиный царь" (Золотое Руно. 1907. No 2), в заключительной части которой возникает образ "светловзора" и далее говорится о "настоящих людях, с человеческим удивлением в глазах", которые "придут и заговорят на новом языке"; в подтверждение высказанных надежд приводится (по рукописи, в полном объеме) стихотворение Чулкова "Гагара" ("Стоит шест с гагарой...") с сопроводительной характеристикой: "Хочется сказать об этих северных светловзорах <...> простыми словами певца тайги - Георгия Чулкова" (V, 94). Хотя Блок и отрицает связь образа "светловзора" с Чулковым (композиционно в статье обозначенную вполне отчетливо), нельзя не отметить, что, кроме Чулкова, другого человека в кругу его знакомых, который "провел несколько лет в Сибири, среди тайги, в центре шаманства", как сообщается о "светловзоре" (V, 93), насколько известно, не было; безусловно, для создания этого условно-поэтического образа Блок воспользовался деталями биографии Чулкова и его рассказами о тайге и шаманстве.
10 Речь идет о следующем фрагменте из статьи Белого "Антон Павлович Чехов": "... среди символистов последнего времени процветают тенденции, извне сочетающие реализм с символизмом. После Чехова такое сочетание - абсурд. Мистические реалисты открывают в баранке и кренделе что-то особенное; они описывают крендель так, что волосы становятся дыбом" (В мире Искусств. 1907. No 11/12. С. 11. См. выше, примеч. 6).
"Соборный индивидуализм" (СПб., 1907), пытавшегося на свой лад развить философско-эстетические положения Вяч. Иванова.
12 Подразумеваются основные критики-полемисты "Весов" (помимо Белого, в первую очередь Брюсов, З. Н. Гиппиус и Эллис), активно выступавшие против "мистического анархизма" Г. Чулкова и близких ему идейно-эстетических веяний.
13 Речь идет о статье З. Н. Гиппиус "Трихина", опубликованной под псевдонимом "Товарищ Герман" (Весы. 1907. No 5. С. 68--72). Негативно оценивая в ней деятельность журнала "Перевал", Гиппиус попутно высмеивает Чулкова и, в частности, его отзыв о "Балаганчике" Блока, помещенный в "Перевале": "... над Блоком он так надрывается, что за Блока страшно. Блока Чулков прямо износил, истер. По поводу одного "Балаганчика", этой милой, не новой и никакого ни для кого не имеющей значения вещицы, - Чулков до сих пор высыпает, раз за разом, свой горох. В "Перевале" сызнова только что высыпал. Блок - "избранник", около Блока полезно сыпать, думает Чулков" - и т. д. (с. 71).
14 В черновике письма: "К Георгию Чулкову имею отношение, как к человеку, [как поэта ценю Чулкова очень] мало".
15 В No 4 "Золотого Руна" за 1907 г. было помещено редакционное объявление о том, что, вместо упраздняемого библиографического отдела, в журнале будут печататься "критические обозрения, дающие систематическую оценку литературных явлений. На ведение этих обозрений редакция заручилась согласием своего сотрудника А. Блока <...>"; там же было опубликовано заявление Блока, в котором определялись задачи и перспективы его работы в журнале. См.: V, 675, 788-789.
"Золотого Руна", а в статье "О современной критике", опубликованной в газете "Час" (1907. No 61, 4 декабря), в которой в развернутом виде сформулировал ряд тезисов этого письма. См.: V, 203--208. Белый откликнулся на нее ответным полемическим фельетоном "О критических перлах", опубликованным 5 декабря 1907 г. в газете "Раннее Утро".
17 О причинах, побудивших к написанию этого послания, Блок рассказал в письме к Е. П. Иванову от 9 августа 1907 г.: "Дело касается развития наших отношений с Андреем Белым. Ты знаешь, как он отзывался в последнее время обо мне в "Весах". Недавно приезжавший ко мне секретарь "Золотого Руна" сообщил о его состоянии, крайне изнервленном, и отказался повторить те выражения, которые он употреблял в разговоре с ним обо всех "петербургских литераторах", и обо мне, вероятно, в том числе. Судя по всему этому и помня наши прежние отношения с ним, я решил, что он совершенно забыл меня или же никогда не знал; кроме того, сплетни оказали большое действие. В этом духе я написал ему очень определенное письмо, прося его точно указать пункты нашего с ним разногласия <...>" (VIII, 192). Ср. запись Блока от 1 августа 1907 г.: "Не считая ни для себя, ни для кого позором - учиться у Андрея Белого, я возражаю ему сейчас не по существу, а только на его способ критиковать, который погружает его самого, чисто внешним образом, в безвыходные противоречия" (ЗК, 96).