250. Андрею Белому. 6 сентября 1910. Шахматово
6 сентября 1910. С<ельцо> Шахматово1
Милый и дорогой Боря.
Твое письмо, пришедшее с прошлой почтой, глубоко дорого и важно для меня. Хочу и могу верить, что оно восстанавливает нашу связь, которая всегда была более чем личной (в сущности, ведь сверхличное главным образом и мешало личному). Нам не стоит заботиться о встречах и не нужно. Я, как и ты, скажу тебе, что у меня нет определенного желания встретиться. Этой зимой мне было даже как-то неловко при встрече (впрочем, и Тебе)2. Но внутренно я давно с Тобой, временами страшно близко, временами - с толпою дум о Тебе и чувств к Тебе.
Недавно где-то близко от нас с Тобой прошла Минцлова и покачался Вячеслав. Мне от этого было хорошо, тут было со стороны их обоих - много нежности и... такта3.
Также мне хорошо то, что Ты просишь прощения у меня, - но я не принимаю этого. Или - принимаю лишь с тем, что и... Ты меня простишь за то, чего мы никогда не скажем (и не должны сказать) словами, но что я знаю, может быть, лучше Тебя. Есть какая-то великая отрада в том, что есть, за что прощать друг друга; потому что, действит<ельно>, то, что было, - было, это не пустое место, это "бес всех нас попутал".
Еще - мне очень дорого Твое отношение к моей статье. Оно меня поддержит более, чем чье-либо мнение; когда я писал эту статью (и не одну эту), я внутренно, почти бессознательно, справлялся у Тебя, отсутствующего: "так ли? не так ли?" Да, по-братски.
Ну, так правда торжествует. И я скажу: Аминь.
-----
Конечно, я с огромным удовольствием пришлю стихов для альманаха "Мусагет". Могу прислать на днях, но хотел бы узнать сначала, сколько можно? Можно ли цикл (небольшой), или лучше - отдельное стихотворение? Сообщи мне об этом, пожалуйста, или Ты, или попроси А. М. Кожебаткина написать. Жаль, что он не застал меня, но я давно уже в деревне и не знаю, когда вернусь в Петербург. Может быть, долго не вернусь, там нет теперь и квартиры4.
-----
Люблю Тебя до дна души и уже совсем без слов.
Твой Ал. Блок
Примечания
1 Ответ на п. 220.
"... в пустой лекторской остались неожиданно три человека, которые наименее всего в то время хотели встретиться, - А. А., Г. И. Чулков и я. Помнится, мы сухо протянули с А. А. друг другу руки и тотчас же заходили взад и вперед, не произнося ни одного слова и стараясь друг на друга не глядеть. А. А. ходил от стены к стене, я тоже, но в направлении перпендикуляра, а Г. И. измеривал пространство комнаты по диагонали. Это неловкое молчаливое хождение друг перед другом длилось несколько минут, но я чувствовал уже в глубине души, что путаница между мной и А. А. ликвидирована, что то безусловное, верное и духовное, чему основа заложена нашим двенадцатичасовым разговором в Москве, развивается в нас вопреки всем формам духовного понимания и непонимания, вопреки всякой полемике, нас отделяющей" (Записки мечтателей. 1922. No 6. С. 118. Упоминаемый "двенадцатичасовой разговор" - 24--25 августа 1907 г.).
"... новое сближенье с Ивановым - дело рук Минцловой <...> Иванов, в свою очередь, делает все усилия, чтобы сгладить шероховатости моих отношений с Блоком, мечтая о конъюнктуре: он, я и Блок <...>" (Между двух революций. С. 350--351). О взаимоотношениях Минцловой, Иванова и Белого в это время, сложившихся в "мистический треугольник", см.: Carlson Maria. Ivanov - Belyj - Minclova: the Mystical Triangle // Cultura e memoria. Atti del terzo Simposio Internazionale dedicato a Vjaceslav Ivanov. I. A cura di Fausto Malcovati. Firenze, 1988. P. 63--79; Богомолов H. A. Русская литература начала XX века и оккультизм. М., 1999. С. 68--109.
4 С ноября 1910 г. Блок с женой поселились по адресу: Петербургская сторона, Малая Монетная ул., д. 9, кв. 27.