278. Андрею Белому. 6 июня 1911. Шахматово
6 июня 1911. Шахматово1
Милый Боря.
Я получил Твое большое письмо, только не успеваю Тебе ответить. Во-первых - большое спасибо за приглашение обоим Вам; но не могу приехать: во-первых - еду очень скоро за границу, во-вторых - не через Границу, а через Стокгольм2 тем, я чувствую, что мы с Тобой друг друга очень давно не видали как следует; что наши так странно сходные во многом и радикально несходные в меньшем, но тоже существенном, жизни - должны встретиться как-то по-особому, совсем не так, как встречались даже в прошлом году в Москве (не говоря уже о прежнем). Вы вдвоем теперь; и это опять знаменует, что мы должны встретиться совсем, совсем по-новому. Передай, пожалуйста, Асе Тургеневой, что я радуюсь тому, что она мне пишет, и что Ты пишешь о Вашем отношении ко мне; ведь всем нам необходимо знать друг друга не только вместе, но и каждому каждого. И тут я боюсь всегда, что другие (родные) могут помешать; Ты прекрасно знаешь, как это бывает при самых лучших отношениях. Вот почему еще я боюсь к Вам теперь приехать; а совсем не от "плохой комнаты, собаки" и проч.
Милый друг, между нами стояли и наши матери, и бесконечные друзья и враги, не говоря о самом важном; и все это еще тогда, когда мы оба по-разному, но и чудесно сходно, были так далеки от "воплощения" или "вочеловечения"; когда мы оба вступали в ночную глушь, неизбежную для увидевших когда-то слишком яркий свет. Можно сказать, что человеческого почти и не было между нами; было или нечеловечески несказанное, или не по-людски ужасное, страшное, иногда - уродливое. Теперь все меняется для нас обоих (опять-таки), мы выходим из ночи, проблуждав по лесам и дебрям долгие годы; по разным дебрям - и по-разному выходим; долгие годы не слышали голоса друг друга, а если и доносился иногда голос, то лесные дебри преломляли его, делали иным. Все это я чувствую за плечами, точно прожито сто лет; но для меня это были годы, умерщвляющие душу, но освежающие дух, и я их всегда благословлю. Верно - и ты. Сходились не по-человечески, сходно переживали этот долгий и страшный поединок души и духа, сходно окончившийся (частичным) поражением души; должны выйти из ночи - чудесно разные, как подобает человеку. Сходствует несказанное или страшное, безликое, но человеческие лица различны. Сходны бывают "счастливцы" ("счастливчики"), осужденные не воплотиться, носясь по океану удач и легких побед. Воплощенный - всегда "несчастливец", лик человека - строгий и сумрачный (Вольфинг) - "нуждой и горем вдаль гонимый"3.
Думаю, что Ты согласен со всем этим; пишу Тебе, потому что думаю об этом давно.
Не думай, что я могу сердиться на полемику, перепечат<анную> в "Арабесках" (я их получил от Кожебаткина). Во-первых - я почти под всем, что обо мне тогдашнем (полемического), подписываюсь; единственно, что мне необходимо ответить Тебе, как самому проникновенному критику моих писаний, - это то, что таков мой путь, что теперь, когда он пройден, я твердо уверен, что это должное и что все стихи вместе - "трилогия вочеловечения"4 (от мгновения слишком яркого света - через необходимый болотистый лес {"Нечаянная Радость" - книга, которую я, за немногими исключениями, терпеть не могу. (Примечание Блока.)} - к отчаянью, проклятиям, "возмездию" и... - к рождению человека "общественного", художника, мужественно глядящего в лицо миру5"добра и зла" - ценою утраты части души). Отныне я не посмею возгордиться, как некогда, когда, неопытным юношей, задумал тревожить темные силы - и уронил их на себя. Потому отныне я {Подчеркнуто дважды.} не лирик. Кстати: получил "Антологию" "Мусагета": зачем она! Время альманахов прошло; я думаю, что это - лишняя книга6. Талантливое движение, называемое "новым искусством", кончилось; т. е. маленькие речки, пополнив древнее и вечное русло, чем могли, влились в него. Теперь уже есть только хорошее и плохое, искусство и не искусство. Потому, я думаю, и "смотров" довольно (Ты говорил, что антология Мусагета есть смотр). И зачем вдруг - Потемкин, или Л. Столица? Это уж какая-то нестроевая рота. - Отчего Рубанович второго сорта, когда у нас есть Рубанович лучшего сорта (по имени Мандельштам)7? Таких замечаний я бы сделал много, но, по-моему, главное - вся книга лишняя и совсем не Мусагетская.
Ты пишешь о журнале (не поэтов отнюдь, а писателей!). Это - инициатива Вячеслава - конечно; мы столько говорили об этом в последние месяцы (притом, о журналах не одного, а трех уже типов), что в письме не изложить и, конечно, надо говорить об этом лично. В частности, я не уверен в необходимости журнала, состоящего из нас троих. Все еще так висит в воздухе, так во многом нужно сговориться.
Еще хочу сказать Тебе в ответ на Твои слова о "Мусагете", что у меня с ним связано всегда некоторое беспокойство, которое я не умею преодолеть: я боюсь Зллиса, что-то в нем чужое - ужасное, когда не милое, и только милое, когда я его увижу и он повернет ко мне одно из своих многих лиц. Глубоко уважаю, ценю и чувствую тайную нежность к Э. К. Метнеру (Вольфинг) - и дичусь его. Сережа - он, конечно, "не у дел". К Сереже особенное отношение, но совсем не связанное с "Мусагетом": милый Сережа, блестящий человек, будущий ученый филолог, брат по духу и по крови, великолепный патриарх, продолжатель рода (а я истребитель), и т. д.
Спасибо Асе Тургеневой и Тебе за приглашение и Софии Николаевне Кампи-они за гостеприимство. Крепко Тебя целую и люблю.
Твой Ал. Блок
Отсюда уеду, вероятно, в 20-х числах июня. Мож<ет> быть, побываю в Москве. Может быть, успеешь написать еще сюда, или в Петербург (М<алая> Монетная 9, кв. 27) - до 1 июля?
Примечания
2 Блок выехал за границу 5 июля 1911 г. через Вержболово - Эйдкунен. Замысел путешествия через Стокгольм не осуществился. 3/16 июня 1911 г. Блок сообщал жене: "Боря написал длинное письмо из Луцка о Мусагетских делах - с настоятельным приглашением приехать к ним (и от Аси). Они живут у Асиной матери. Мне это трудно теперь, я не поеду" (Литературное наследство. Т. 89. Александр Блок. Письма к жене. М., 1978. С. 261).
3 Источник цитаты установить не удалось.
4 Ср. развитие той же мысли в авторском предисловии к "Собранию стихотворений" (9 января 1911 г.): "... каждая книга есть часть трилогии; всю трилогию я могу назвать "романом в стихах": она посвящена одному кругу чувств и мыслей, которому я был предан в течение первых двенадцати лет сознательной жизни" (ПСС I, 179).
5 Эта тема развивается в Прологе к поэме "Возмездие", написанном в начале марта 1911 г. (ПСС V, 387).
"Антология" (М., "Мусагет", 1911): "Альманах "Мусагета" - никуда не нужная книга. "Стихи в большом количестве - вещь невыносимая", - очень справедливо. Надоели все стихи - и свои" (ЗК, 182).
7 Ко времени написания письма в "Аполлоне" были опубликованы две подборки стихотворений О. Э. Мандельштама - всего 10 поэтических текстов (1910. No 9. Отд. III. С. 5--7; 1911. No 5. С. 32-34).