39. Андрею Белому. 20 ноября 1903. Петербург
<20 ноября 1903. Петербург>1
Милый Борис Николаевич.
Спасибо Вам за все сведения о Ваших отношениях к Скорпиону и Грифу. Мне было очень важно знать это, потому что верю в Вас глубоко. То, что Вы пишете не об этом, мне в высшей степени понятно. "Ненужные и посторонние слова" собственные так и лезут на меня со всех сторон, когда я пытаюсь говорить с понимающими или не понимающими людьми. Потому, кажется, все меня знающие могут свидетельствовать о моем молчании, похожем на похоронное. Молчу и в тех случаях, когда надо говорить. Чувствую себя виноватым и все-таки молчу по странному чувству давнишней известности моих возможных слов для тех людей, с кот<орыми> в данную минуту нахожусь в общении. И удивительно, что выходит действительно похоронно как будто, - хотя у меня внутри редкая ясность, не всегда бывающая и в одиночестве или в присутствии самых близких. Разговоры самые нужные приходят только тогда, когда я внутренно кричу от восторга или страха. Состояние же молчания стало настолько привычным, что я уже не придаю ему цены. Вы, как мне показалось, не привыкли к тому, что лишь второстепенно, и поставили Ваше состояние молчанья для себя на первый план. А я уже мирюсь с этим, потому что не вижу крайней необходимости тратить пять лошадиных сил на второстепенное... Вот и я "все о себе". Только, мне кажется, это ничего. Вам может быть интересно обо мне так же, как мне всегда захватывающе интересно все о Вас. Да и как же нам раскрыться, если не писать о себе. Ваша оговорка, мне кажется, напрасна, потому что мы понимаем уже навязчивость и ненавязчивость, так же как схоластику и не схоластику, как когда-то сказали Вы, и потому можем пользоваться свободно тем и другим для единой цели.
Ах, нам многое известно, дорогой Борис Николаевич! Вы спрашиваете, кто я, что я! Разве Вы не знаете? То же и то же опять, милое, единое, вечное в прошедшем, настоящем и будущем. Дойти до напряженного проникновения - "и след мечты опять стряхнуть с чела"2. И что такое, эти наросты окружающих толков, aprior'ных определений шаблона жизни - для всех одинаковой - так ли? Чем лучше то, что выходит только из кабинета, чем то, что выходит только из будуара. То и другое - метафизическая сплетня. Я говорю о самом близком окружающем меня. Один из петерб<ургских> поэтов пишет мне: "про Вас ходит легенда, что вы, женившись, перестали писать стихи"3. M-me Мережковская, кажется, решила это заранее4. Что же это значит? M-me Мережковская создала трудную теорию о браке, рассказала мне ее в весеннюю ночь, а я в эту минуту больше любил весеннюю ночь, не расслышал теории, понял только, что она трудная. И вот женился, вот снова пишу стихи, и милое прежде осталось милым; и то, что мне во сто раз лучше жить теперь, чем прежде, не помешало писать о том же, о чем прежде, и даже об Иммануиле Канте, как оказалось впоследствии из анализа стих<отворения> "Сижу за ширмой". А тут "сложилась легенда"... Это порой кажется просто глупым, отдаленным от смысла. Извините за откровенность, она не цинична (как Вы, я думаю, знаете), мне хочется только сказать Вам то, чего во всяк<ом> случае не скажу Мережковским, если даже их еще увижу. Не отнеситесь только к этому с "судорогой презрения", хотя это тоже "словесное", не особенно нужное, разумеется. Таковой же мне кажется размолвка Скорпиона с Грифом. Я совершенно понимаю, если хотите, Брюсова, восстающего на Грифов. Хотя - зачем? Мне кажется, что это не навсегда, даже может быть ненадолго. Тому доказательство - Urbi et Orbi. Это - Бог знает что - только в обратном смысле. Книга совсем тянет, жалит, ласкает, обвивает. Внешность, содержание - ряд небывалых откровений, озарений почти гениальных. Я готов говорить еще больше, чем Вы, об этой книге. Долго просижу еще над ней, могу похвастаться и поплясать по комнате, что не всю еще прочел, не разгладил всех страниц, не пронзил сердца всеми запятыми. При чтении могут прийти на ум мысли круглого идиота о том, как много на свете делается, сколько на небе звезд, какая бывает хорошая погода - и прочие5. Возвращаю с охотой и страстью, не отнимаю у Вас, Ваши слова - автору:
В венце из звезд... 6
Бальмонт тоже натворил чудес, выпустив последние две книги7. А Вы!!! Молчание. Милый Борис Николаевич, мне Вы написали столько незаслуженного, что я краснел, читая.
Вы говорите, что, может быть, навсегда замолчите. Это невозможно. Вам не о чем молчать, потому что Ваши богатства неисчерпаемы и повторения Вас не будет... Однако, однако, мы обмениваемся разговорчиками! Я боюсь, как бы с моей стороны это не кончилось полнейшим отсутствием словесных знаков. Вы будете печатать, а я в ответ, вместо никуда не годных "рецензий" - мычать.
Вы знаете, наверно, что разрывание от понимания окружающего иногда еще болезненнее скуки. Потому, вероятно, как и я, не всегда позволяете себе понимать. Впрочем, часто этого предотвратить невозможно, а потому начинается усиленное заглядывание в зеркала и на перепутья, где веет снеговой ветер, - не появится ли там к своему весеннему юбилею какой-нибудь морщинистый Кантик, или напротив - Кантище на соломенной табуретке8
Бывает и так. Но поймите же, наконец, Вы, московский и не петербургский мистик, что мне жить во сто раз лучше, чем прежде, а стихи писать буду, буду, буду, хотя в эту минуту мне кажется, что мои стихи - препоганые.
Как бы это Вам приехать в Петербург? Мы с женой, кажется, поедем в Москву в нач<але> января. Страшновато мне встретиться с Вами. Как-то это выйдет "официально"... Немножко пахнет могилкой, в которой похоронили этой весной маленькую девочку в голубом платьице9. Этот факт мне известен из достоверных источников, едва ли не иноземных, полученных от "влюбленных гостей поздних веселых времен"10. Оказывается, они дальние родственники Виндалая Левуловича... 11 оказалось - пропал без вести, пришел к невесте и провалился на месте. Только его и видели.
Все это все-таки ужасно не нравится. Чего доброго, - старичка где-нибудь и повстречаешь. Юбилей - не мудрено!
До свиданья, милый Борис Николаевич, - по-настоящему прошу Вас, когда можете, пишите, не забывайте. Спасибо за все. Я люблю Вас, как свою тишину и сон наяву - "среди белого дня".
Преданный Ал. Блок
20/XI 1903.
<ом> написано было: "Осторожно!!!". На перекрестке из ящика просунул голову Иммануил! Он сказал: здравствуйте! Нынче хорошая погода и приятно покататься на лодке. Постарайтесь к вечеру доставить меня в Кенигсберг12.
* * *
"Опрокинут, канул в бездну"
Зинаидин грозный щит13.
Ах! сражаться бесполезно
С той, которая ворчит.
На извозчике - вдвоем!
Мы Семенова с Смирновым
И с Кондратьевым найдем!
Жду московского ответа
Чтоб Вы видели поэта
Прежде гнусного портрета,
Коий будет снят с него14.
Ал. Блок
1 Ответ на п. 30. Ср. запись Блока от 21 ноября 1903 г.: "Послал письмо Бугаеву" (ЗК, 55).
2 Заключительная строка стихотворения Каролины Павловой "Зовет нас жизнь: идем, мужаясь, все мы..." (1846), впервые опубликованного под заглавием "Думы" в альманахе "Северные Цветы на 1901 г." (M., 1901. С. 71--74). См.: Павлова К. Полн. собр. стихотворений. ("Библиотека поэта". Большая серия). М. --Л., 1964. С. 131.
3 Имеется в виду А. А. Кондратьев; 17 ноября 1903 г. он писал Блоку: "Вы несказанно обрадовали бы всех нас, явясь со стихами и наглядно доказав, что Вы пишете не хуже прежнего. Ибо, должен Вам сообщить, что относительно Вас существует легенда, будто после свадьбы Вы уже не пишете" (ЛН. Т. 92. Кн. 1. С. 556).
4 Об отношении З. Н. Гиппиус к женитьбе Блока см.: Минц З. Г. А. Блок в полемике с Мережковскими // Наследие А. Блока и актуальные проблемы поэтики. Блоковский сборник IV. (Ученые записки Тартуского гос. ун-та. Вып. 535). Тарту, 1981. С. 145--147. 25 июня/8 июля 1903 года Блок писал отцу: "<3. Гиппиус> со всеми своими присными не сочувствует моей свадьбе и находит в ней "дисгармонию" со стихами. Для меня это несколько странно, потому что трудно уловить совершенно рассудочные теории, которые Мережковские неукоснительно проводят в жизнь, даже до отрицания реальности двух непреложных фактов: свадьбы и стихов (точно который-нибудь из них не реален!). Главное порицание высказывается мне за то, что я, будто бы, "не чувствую конца", что ясно вытекает (по их мнению) из моих жизненных обстоятельств" (Письма к'родным, I. С. 86--87).
"Urbi et Orbi" Блок отразил в двух рецензиях, одна из которых была опубликована в "Новом Пути" (1904, No 7; V, 540--545), а другая, написанная ранее, была представлена в журнал "Весы", но отклонена Брюсовым, одним из руководителей журнала, во избежание упреков за печатание восхвалений по своему адресу (см.: V, 532--534). Предельно высоко Блок оценил "Urbi et Orbi" также в письме к Брюсову от 26 ноября 1903 г. (VIII, 72). Подробнее см. вступительную статью З. Г. Минц к переписке Блока с Брюсовым (ЛН. Т. 92. Кн. 1. С. 469-474).
6 Цитата из стихотворения Белого "Маг", посвященного Брюсову (Золото в лазури. С. 123).
7 Имеются в виду книги К. Д. Бальмонта "Будем как солнце. Книга символов" (М., "Скорпион", 1903) и "Только любовь. Семицветник" (М., "Гриф", 1903). Блок опубликовал общую рецензию на обе книги (Новый Путь. 1904. No 1; V, 528--530).
8 "Весенний юбилей" - 100-летие со дня смерти Канта (12 февраля 1904 г.). Образ "морщинистого Кантика" соотносится со стихотворением Блока "Сижу за ширмой. У меня..." (18 октября 1903 г.).
9 Блок обыгрывает строки из своего стихотворения "У берега зеленого на малой могиле..." (24 апреля 1903 г.): "Белые священники с улыбкой хоронили // Маленькую девочку в платье голубом".
"Вербная Суббота": "Влюбленные гости заморских племен - // И, может быть, поздних, веселых времен..."
11 См. примеч. 8 к п. 28.
"Воспоминаниях о Блоке", Белый говорил о переплетении у Блока темы "страха" с темой Канта: "... он все возвращается к Канту, как к испугавшемуся во веки веков; темы страха и темы Канта не раз повторяются; не оттого ли, что столетняя годовщина со смерти философа приближалась в то время, иль оттого, что вопрос о границах познанья впервые решительно выступает перед А. А.; переплетение темы Канта и темы о "страхе" - весьма показательно; мысль о границе, черте - есть продукт потрясенья, страха; граница сознанья - тень, мной отброшенная; А. А. посвящает свои стихи Канту; рисуется Кант весь в тенях, скрещивающих и ручки и ножки; химера преследует Блока; творит он мифологему о Канте: по петербургским каналам какие-то люди везут в лодке ящик, а в ящике - Кант; он - увозится к юбилею в родной Кенигсберг подозрительными колпачниками; этот "шарж" увозимого Канта и шаловливо, и жутко выглядывает в одном из объемистых писем в нешаловливых, скорее очень грустных страницах" (О Блоке. С. 56--57).
13 Неточная цитата из стихотворения Вл. Соловьева "Три подвига" ("Когда резцу послушный камень...", 1882); в оригинале: "И щит зеркальный вознесен, // И опрокинут - в бездну канул // Себя увидевший дракон". Подразумевается занятая З. Н. Гиппиус непримиримая позиция по отношению к издательству "Гриф".
14 Датируется 10 ноября 1903 г. - на основании письма к С. М. Соловьеву, написанного в этот день (ЛН. Т. 92. Кн. 1. С. 348--349), в котором Блок сообщает о предстоящей завтра поездке вместе с С. А. Соколовым к "студентам-декадентам" (т. е. к Л. Д. Семенову, А. А. Смирнову и А. А. Кондратьеву). Белый в "Воспоминаниях о Блоке" характеризует стихотворение как "разоблачение гиппиусовой интриги" (О Блоке. С. 55).