БЛОК - БЕЛОМУ
<1 августа 1903. Шахматово>1
Милый, дорогой Борис Николаевич.
Ваше последнее письмо прекрасно. Этим мне хотелось бы выразить Вам все многостороннее впечатление от него для того, чтобы приступить прямо к ответу.
Позвольте отвечать Вам не по порядку, а по мере встречи с излюбленным. И простите "интимности", если таковые встретятся.
Конечно, Вы "слишком рано встали над кручей"2. Весь стиль звездной плеяды Ваших писем и творений свидетельствует о "бодром" настроении умытого серебряной росой, стоящего в сырости окна, звенящего в стекла, надеющегося на пробуждение... Они спят, Вы знаете сами, спят даже "открыв рот", посвистывая носом. И я говорю об этом именно потому, что Вы знаете это, может быть, лучше меня. "Озлобленный вздох" в миллион раз лучше благодушного позевывания. Ей Богу, если они проснутся, у них только расстроятся желудки.
Это - рассуждение чисто "светское". Мне хотелось только начать с него, в виде "вступления". Но мне не выдержать его, и я перейду к "духовному".
Скорее всего, я не так выразился, когда писал Вам о скепсисе. Я хочу понимать его шире, не как филос<офскую> систему, не как житейскость.
Я думаю о скепсисе, который достоин содроганий. Его не надо "объезжать", но его и преодолевать рано. Что, если на нем строить?
Вечное призывание стоит меньшего, "ухода, забвения и начинания".
Уйти и забыть нам нет сил. В этом - живая основа того скепсиса, о котором я говорю. Хорошо бы, ах, как хорошо, скажу я, остановиться, оглядеться, возрадоваться на все феноменальное, замереть от счастья перед "кажущимся", "являющимся" (φαινόμενον). Розанову хочется, может быть, устроиться так, но вся пружина его громадного (по-моему) творчества держится на трагедии (т. е., как всегда - борьбе, страдании и беспокойстве). Те, котор<ые> приблизились однажды (хоть однажды!), - не забудут, - и уже этот крест тяжел. Нельзя забыть, и дверь прочна, только златотканный покров, образ на груди, восковая свеча в восковых руках - укажут на вечно-звездный путь.
Я к ночи сердцем легковерней,
И буду верить как-нибудь,
Что жизнь, гася мой свет вечерний,
Укажет мне на звездный путь.
Полонский3
Я допускаю возможность нежелания проникнуть. Возможность желания обойти, уйти, забыть, сотворить крестное знаменье, прошептать слова заклятий, слова о пощаде. Невозможно! "О н и" застигают в пути, застигают в восторге. "Она" - Одна приносит царственность, "они" - клеймо. Тут - мое "виденье", оно другое, чем у Вас. Цветов нет. Поднимается изнутри, застилает окружающее. Я не хотел "скепсиса", теперь - хочу, потому что знаю неизбежность другого. "по-человечески" примитивно, чаще и чаще предпочитаю это "истерическому бунтованью". Благодаря тому, что Вы в Вашем письме поставили окончательные грани (в вопросах о Христе и феноменальности пола), - пишу Вам, по крайней мере, искренно, не то, что "признаюсь", а говорю опять-таки под строжайшим вопросительным знаком: зачем бы мне был подобный вышеописанному скепсис? Вот зачем:
1) Еще (или уже, или никогда) не чувствую Христа. Чувствую Е е, Христа иногда только понимаю.
2) Страдаю (?) крайним индивидуализмом (вытекает из первого?): люблю "махать колпаком" и не хочу "крестных мук"4. Не чувствую участия народа и общества в Ее Благодати. В жизни иногда отделываюсь презрением. Пишу стихи по преимуществу.
3) Вытекает из второго: страдаю (как в узком, так и в широком смысле: обладая малым запасом положительных знаний), не чувствую глубокой потребности в них и нахлобучиваю метафизические фуражки то с тоской, то охотно.
4) Боюсь еще (м<ожет> б<ыть>, перестану бояться) утратить Соловьевские костыли, подпиравшие меня сильно (при жизни Мих<аила> Серг<еевича>). Не переставая "тянуться в голубоватую мглу", рискую встретиться черт знает с кем. Угрожающие симптомы: никогда не предполагаю феноменальности пола, хотя это непременный (с точки зр<ения> единства) вывод из Соловьевских слов, цитированных Вами: (о перенесении животн<ых> отнош<ений>... велич<айшая> мерзость). Но...
... Не знаю внезапной причины, -
... Приходят веселые дни
(А. М. Добролюбов!!!)5
Вот, это главное.
Однако, я знаю, что Она отлична от Трехвенечной6. Знаю внутренно. Каково же отношение аскетизма ли чистое (?) служение, пребывание в "свете немеркнущем Новой Богини"7 - необходимость и самую возможность поэтического творчества? Если бы не стояли на пути постоянно пленительной загадкой стихи Соловьева и, в последнее время, Ваши - я сказал бы утвердительно: исключает. Скажу даже так: именно Ваши стихи: они удивительны мне особенно по одной причине: при крайнем богатстве формы, еще более крайнем - содержании и, наконец, главное, субстанции (неизреченности) - полное отсутствие "натуралистических" образов (при реальности их). Вы купаете вещи в эфире, насыщаете их "горным воздухом". Даже "кентавры" таковы, даже Сомов!8 Я бы сказал, что Ваши стихи безгневны - и сам Соловьев гневнее Вас в стихах. У него "созревший расцвет", "сладкая тоска"9. Несравненно "бесстрастнее"
"Ей машу колпаком:
Скоро, скоро увидимся мы"10,
чем:
"К нам скорей через запад дождливый -
Для тебя мы безоблачный юг"11.
И вместе - равно пленительно.
Напрасно сказали Вы, что эти стихи Ваши (последние) неинтересны. По-моему, так: первые (в письме) мне понравились далеко не все, дальше (в "Сев<ерных> Цв<етах>")12 <ерных> Цв<етах> есть лучше). Соловьев и особенно Вы - не задыхаетесь от песен, как Лермонтов, как даже Тютчев, как маленький, но важный Апол<лон> Григорьев, Фет, Полонский, - как все, кто поет ныне (Бальмонт, Брюсов, Сологуб). И это - непонятно мне. Соловьев, например, не усумнился в "бесплотскости" "Царь-Девицы" Полонского13, а я думаю наверное, что "яркий, влажный глаз", роняющий "ключи и капли слез"14, есть несомненный символ Другой... Ваши образы не имеют ни одной точки соприкосновения с этим. Загадка для меня.
Возвращаюсь к покинутому. Уйти и забыть нельзя - "начинать?" Или это тоже, что "будем делать" из "Судьбы Гоголя", из II тома "Толстого и Достоевского"?15 Не хочу, не верю, если это то же. Ах, я перечитал "Войну и мир", прочел юношеские творения Достоевского. Этим отрезал себя от II тома, слава Богу, не хочу, не боюсь больше. Больше того: лучше скажу крупную пошлость: "его" жена умнее "его" (Мережковские)16. Извините...
Конечно, мне не хочется этого тона капризной дамы. Но я не трепещу перед "тайновиденьем плоти" и "тайновиденьем духа"17 - этого нет. Ужаснее открыть окно в лунную ночь. Великолепнее услышать без слуха песню, голос.
Ваше "начинать", думаю, не то. Ваше "начинать" ужаснее, чем в стихотворении "Начинание"18. Оно неизъяснимо?
Ваш "эсотеризм" я нежно люблю. Не надо дальше. Это просто вытекает из самого важного для меня расхождения с Вами: Вы любите Христа больше Ее. Я не могу. Знаю, что Вы впереди - без сомнений. Но - не могу. Отсюда происходит: у Вас устранена часть мучительного, древнего, терзающего меня часто, мысленного соблазна: "вечной мужественности". Оттого Она мне меньше знакома. Оттого я кутаюсь часто в старый халат (символически). Мне бы место у настоящих декадентов - без дна и покрышки. Но часто не хочется - и отступаю еще назад.
"Там стерегут мое паденье
Веселых Ангелов четы".19
Милый Борис Николаевич, спасибо Вам за Ваши пожелания. Пожалуй, Вы не захотите писать, уж очень я высказался во многом "плоско". Я непременно пришлю Вам карточку, когда снимусь (думаю, скоро). Будьте здоровее, мне очень хотелось бы с Вами познакомиться. А вот - стихи, но я-то уж предупреждаю справедливо, что они неинтересные и внешние, хуже прежних20.
P. S. 18-ого я уже буду в Петербурге - на прежнем месте.
1 августа 1903.
Н<иколаевская> ж<елезная> д<орога>, ст. Подсолнечная, с. Шахматово.
Комментарий Андрея Белого
20) К письму Блока от 1-го авг<уста> 1903 года:
"Ваше последнее письмо прекрасно" -- первая фраза письма; это - не ответ, а отход от ответа, как отход и апелляция к спящим: "Они спят". Ответ на мой тезис "принять скепсис" (для просвещения его Христовым Умом) понят А. А. неправильно, как искус "страхом". "Преодолевать его (скепсис) рано". Для меня - "пора", "уже"; "уже" Блок отвечает: "Еще рано!" Вечное "changez" меж нами наших "еще" и "уже", - источник стольких будущих даже житейских недоразумений.
"Начинать?" Или это то же, что "будем делать" из "Судьбы Гоголя", "Толстого и Достоевского". "Не хочу, не верю, если это то же". (Боязнь "литературщины" и рационализации всяких начинаний.)
"Ваш эсотеризм" я нежно люблю. Это - не ответ мне: не "гнозис" гнозиса моего, не отрицание, но и не согласие. Молчание!
"Приглашение" в первых письмах; и "отступание" от моего гнозиса теперь. Hésitation!
Примечания
1
2 Обыгрываются строки из стихотворения Белого "Возмездие": "Слишком рано я встал над низиной"; "но стою я, как идол, над кручей" (Золото в лазури. С. 229); стихотворение было известно Блоку по публикации (в составе цикла "Призывы") в "Северных Цветах" (М., 1903).
3 Неточно приведена строфа из стихотворения "Вечерний звон" ("На все призывы без отзыва...", 1890). См.: Полонский Я. П. Соч. В 2 т. М., 1986. Т. 1. С. 257.
4 "Вечный зов" ("Ей машу колпаком") и "Начинание" ("Ведите меня // На крестные муки!.."), посланных Блоку при письме 21 (с. 83, 84 наст. изд.).
5 Строки из стихотворения "Подражание древним" ("Каждый звук церковного звона..."): "И не знаю внезапной причины, // Но приходят веселые дни" (Добролюбов А. Собрание стихов. М., 1900. С. 30).
6 Подразумевается образ "Изиды трехвенечной" из стихотворения Вл. Соловьева "Нильская дельта" (1898).
7 Строка из стихотворения Вл. Соловьева "Das Ewig-Weibliche" (1898).
8 Подразумеваются стихотворение "Кентавр" ("Был страшен и холоден сумрак ночной..."), опубликованное в составе цикла Белого "Призывы" в альманахе "Северные Цветы" (М., 1903. С. 31), и посланные Блоку в рукописи стихотворения "Встреча" и "Объяснение в любви", посвященные К. А. Сомову (с. 49--51 наст. изд.). Ср. заметки Блока в записной книжке (июль-август 1903 г.): "Мистический скепсис (задумчивость). Отсутствие натурализма в стихах Бугаева" (ЗК, 52).
9 "Души созревшего расцвета // Не сдержит снег седых кудрей" - из стихотворения "Воскресшему" ("Лучей блестящих полк за полком...", 1895), "И сладкая тоска" - из стихотворения "Лишь только тень живых, мелькнувши, исчезает..." (1895).
10 Цитата из стихотворения Белого "Вечный зов", посланного Блоку в рукописи (с. 83 наст. изд.).
11 Цитата из стихотворения Вл. Соловьева "Белые колокольчики" ("Сколько их расцветало недавно...", 1899).
12 Имеется в виду цикл стихотворений Белого "Призывы", опубликованный в кн.: Северные Цветы. Альманах III книгоиздательства "Скорпион". М., 1903. С. 26--38.
13 "Царь-Девица" в статье Вл. Соловьева "Поэзия Я. П. Полонского" (1896) (Соловьев Вл. С. Собр. соч. СПб., "Общественная польза", б. г. Т. VI. С. 620-622).
14 "Царь-Девица" ("В дни ребячества я помню...") (Полонский Я. П. Полн. собр. стихотворений. В 5 т. СПб., 1896. Т. 2. С. 201--203).
15 Подразумеваются финальные патетические формулировки в книгах Мережковского "Судьба Гоголя" ("Гоголь. Творчество, жизнь и религия"): "Мы хотим, чтобы жизнь была во Христе и Христос в жизни. Как это сделать?" - и "Л. Толстой и Достоевский": "... ранним утром, когда вершины дубов еще во мраке - мы уже светимся; мы видим то, чего никто не видит; мы первые видим Солнце великого дня <...>".
16 Подразумевается З. Н. Гиппиус, жена Д. С. Мережковского. О взаимоотношениях Блока с ними см.: Минц З. Г. А. Блок в полемике с Мережковскими // Наследие А. Блока и актуальные проблемы поэтики. Блоковский сборник IV (Ученые записки Тартуского гос. ун-та. Вып. 535). Тарту, 1981. С. 116--222; Королева Н. В. Неизвестные письма А. А. Блока к Д. С. Мережковскому и З. Н. Гиппиус в американском архиве // Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник 1994. М., 1996. С. 27--43.
17 "Тайновидцем плоти", согласно концепции Мережковского, развитой им в "Л. Толстом и Достоевском", является Толстой, "тайновидцем духа" - Достоевский.
18 Рукопись этого стихотворения была послана Блоку при п. 21 (см. с. 84 наст. изд.).
19 "Стремленья сердца непомерны..." (15 сентября 1902 г.)
20 Автографы стихотворений при письме отсутствуют. Из ответного письма Белого выясняется, что в присланной подборке были "По городу бегал черный человек..." и "День был нежно-серый, серый, как тоска..."