Блок А. А. - Белому Андрею, 8 или 9 ноября 1903 г.

<8 или 9 ноября 1903. Петербург>¹

Милый, дорогой Борис Николаевич.

Благодарю Вас за "Симфонию"². Прочитал и, больной от радости и печали, намарал т<ак> назыв<аемую> рецензию, которую, по справедливости, не хочет печатать "Новый Путь". Увы! Она еще более "непромокаема", чем первая³. Посылаю⁴.

Дорогой Борис Николаевич! Что значит история с "Грифом"? Живу далеко от Москвы, ничего не знаю. Вдруг приезжают Мережковские, говорят, что Вы и все остальные (кроме Бальмонта) ушли из "Грифа"⁵. Между тем, Вы передали мне предложение Соколова. Я послал Соколову стихи, он ответил, обещая "напечатать и выслать гонорар", но предупреждая, что Скорпион "вероятно разошлет всем своим сотрудникам "ультиматумы" относит<ельно> того, что "все участвующие в Грифе не будут приняты в Скорпион". Далее говорится, что все это - "дело моей совести", что ясно, кто прав, потому что, чем больше способов распространения одного и того же, тем лучше, и т. д. Что есть несогласные со Скорпионом, напр<имер> Бальмонт. Наконец, "есть и другие". Таково письмо Соколова⁶. Это - ужасик. Сразу я подумал, что тут замешаны какие-то деньги. Новый Путь отрицает это и страшно ругает Грифов. Уйти из Грифа я готов, хотя это сделать трудновато, боюсь, что стихи в наборе. "Сев<ерным> Цветам" я больше сочувствую, чем Грифу. Наконец, м<ожет> б<ыть>, правда, что Гриф мешает, я не могу судить, ибо одинок, ибо оторван от Москвы, сижу и пишу стихи, распеваю вне партий, страстно хочу так и продолжать. Каково же Ваше мнение? Напишите, прошу Вас. Я не верю одной Зин<аиде> Никол<аевне>, потому что имею несчастие знать ее прошлые поступки, напр<имер> с Ольгой Михайловной⁷. Все это дико и странно тем более, что вокруг ревмя ревут позитивисты. Право, они часто готовы вцепиться мне в волосы, - да и всем нам. Я подозреваю, что Грифы "подмигивают не о том". Так ли? Жду письма от Вас и Сережи об этом. Прилагаю записку Ефима Александров<ича> Егорова, который просит карточек с Огыгами⁸. Ограничусь замечанием, что он хохочет животом, остальное предоставляю Вам.

Андрей Белый. Северная Симфония (1-я, героическая). Книгоиздательство "Скорпион". Москва. 1904.

Патология. Бред. Сумасшествие. Чепуха. Пасквиль. Декадентство. Все это уже есть у французов. Так завтра напишут в газетах. Напишут в журналах.

Зевнул. Болтаю ногами, сидя на балконе в гостях. Захотел вернуться домой. Захотел есть. Захотел спать.

Распрощался. Иду по дорожке, машу палочкой. Встречаю знакомых. "Читали? - Читал - Поняли? - Нет, не понял"... Иду франтом. Насвистываю, как все.

"... И вот наконец, Чуть-чуть страшной"⁹.

И тогда мне стало бесконечно тяжело, бесконечно больно, потому что я узнал старого друга, и понурил голову, чтобы никогда больше не встречать знакомых.

Все уставились на меня. Мутные зрачки. Еще никто не раскаялся. Они смотрят на меня жадно и безобразно. А я читаю северную сагу, печальный сердцем, бунтую и плачу. И плачу. "Испугался... Убежал с королевой из этих стран"¹⁰.

Кто-то нежный взглянул на меня. Кому-то ласковому захотелось меня утешить. "Кто-то милый мне шепчет: Я знаю. Поцелуем смыкает глаза"¹¹. Поднимаю взоры, мучительно-медленно поднимаю взоры. Ах, как мало, как мало я знаю! Как мало успел сказать!

"Глубоким лирным голосом кентавр кричал мне, что с холма увидел розовое небо"...¹² Господи! Неужели я ничего не успею? Господи! Сжалься над ребенком! Я - черный человечек, я - ласковое созданье Твое! Рассветает. Гашу огонь.

"И пока бледнела ночь, бледнели и гасли светильники, а короли расплывались туманом. Это были почившие короли, угасавшие с ночью. Дольше всех не расплывался один, чья мантия была всех кровавей, чья борода всех длинней..."¹³

Было утро. Было лучшее время. Была пора любви. Тогда неуловимые сны приснились. Тогда зашумели волны. Кто-то розовый взбежал на скалу, весело пожал мне руки, шептал. И кинулся в залив, разбился белеющей пеной, рассмеялся с зеленого дна. И я остался один на скале - шаловливый - веселый - свободный.

"И когда рассеялись последние остатки дыма и темноты, на горизонте встал знакомый и чуть-чуть грустный облик в мантии из снежного тумана и в венке из белых роз... Поднимал голову. Улыбался знакомой улыбкой... Чуть-чуть грустной"¹⁴.

Ах, как мало мы знали! Как мало успел я сказать! Как много свершилось. Милый. Я люблю тебя.

Стихов бы мне Ваших!

* * *

Крыльцо Ее, словно паперть.
Вхожу, - и стихает гроза.
На столе - узорная скатерть.
Притаились в углу образа.

На лице Ее - тихий румянец.
В очах Ее - утренний свет.
В душе - кружащийся танец,


Я давно не встречаю румянца,
И заря моя мутно тиха.
А в каждом движении танца
Я вижу пламя греха.

Но таких, как Она, я не знаю
И не стану больше искать.
Я с Ней мою жизнь встречаю,
С Ней буду мою жизнь провожать...¹⁵

* * *

Сижу за ширмой. У меня
Такие крохотные ножки...
Такие ручки у меня!
Такое темное окошко. -

Тепло и темно. Я гашу
Свечу, которую приносят,
Но благодарность приношу...
Меня давно развлечься просят, -

Но эти ручки... Я влюблен
В мою морщинистую кожу.
Могу увидеть сладкий сон, -
Но я себя не потревожу. -

Не потревожу забытья, -

И ручки скрещиваю я,
И также скрещиваю ножки.

Сижу за ширмой. Здесь тепло.
Здесь кто-то есть.
Не надо свечки.
Глаза бездонны, как стекло.
На ручке сморщенной колечки¹⁶.

ДВА СТИХОТВОРЕНИЯ АНДРЕЮ БЕЛОМУ

I

Я бежал и спотыкался.
Обливался кровью, бился
Об утесы, поднимался,
На бегу опять молился.

И внезапно повеяло холодом.
Впереди покраснела заря.
Кто-то звонким, взывающим молотом
Воздвигал столпы алтаря.
На черте горизонта пугающей,
Где скончалась внезапно земля,
Мне почудился ты, умирающий -
Истекающий кровью, как я.

Неужели и Ты отступаешь?

Или Ты, испытуя, мигаешь,
Будто в поле кровавый платок?

И я увидел его, несчастный...
Увидел красный платок полей...
Заря ли кинула клич свой красный?
Во мне ли грянула мысль о Ней?
О, я увидел! Ты - тот - несмелый,
Ему подобный, Ты - дух толпы...
Я думал в страхе - то брат мой Белый,
Но там воздвиглись Ее столпы -

Столпы, убегающие
Ее Алтаря,
Во мне воздвигающие
Все, что убила заря... -

То - заря бесконечного холода,
Что послала мне сладкий намек...
Что рассыпала красное золото,
Разостлала кровавый платок...
Ты, что думала, веяла, реяла,
Отражала в себе мою кровь,
Что меня с колыбели лелеяла,

Из огня душа моя скована
И вселенской мечте предана,
Непомерной мечтой взволнована -
Угадать Ее Имена.

Ах, какие в поле яркие цветочки!
Черный человек их рвет и поет;
Это я - иду, спотыкаясь о кочки:
В сердце человеческом дождик идет¹⁷.

II

Образ Возлюбленной --

Образ Возлюбленной --

Вечности¹⁸

Так. Я знал. И Ты задул
Яркий факел, изнывая
От тоски.
В бездне - мрак, а в небе - гул.
Милый друг! Я снова знаю
В синем небе огоньки.

Неразлучно - будем оба
Клятву Вечности нести.
Поздно встретимся у гроба
На серебряном пути.


Руку нежную сожму.
Молчаливому от скуки
Шею крепко обниму.

Так. Я слышал Весть о Новом!
Маска траурной души!
В оный день - знакомым словом
Снова сердце оглуши.


Небывалого огня -
Дева-Мать откроет двери
Ослепительного Дня ¹⁹.

Александр Блок

<ябрь> - Ноябрь 1903. Петербург.

¹ Датируется по упоминанию о посещении Мережковских (8 ноября) и дате написания приложенного стихотворения "Крыльцо Ее, словно паперть...".

² Книга Андрея Белого "Северная симфония (1-я, героическая)" (М., "Скорпион", 1904); вышла в свет в середине октября 1903 г. Подаренный Белым экземпляр в библиотеке Блока не сохранился; о судьбе его можно судить по записи Блока: "Пропало у М. И. Т." (М. И. Терещенко). См.: Библиотека Блока, 3.

³ Имеется в виду рецензия Блока на "Симфонию (2-ю, драматическую)" Белого, опубликованная в "Новом Пути" (1903. No 4). См.: V, 525.

⁴ Рецензия Блока на "Северную симфонию" впервые была опубликована в кн.: Александр Блок и Андрей Белый. Переписка. М., 1940. С. 60.

⁵ Блок был у Мережковских и в редакции "Нового Пути" 8 ноября (ЗК, 55). 10 ноября он писал С. М. Соловьеву: "Был я у Мережковских. Он был мил и мягок. Она необычно суха. Я только и делаю, что падаю в ее глазах. Прежде всего женился, а теперь еще участвую в Грифе" (Ж

⁶ С. Соколов писал Блоку 3 ноября 1903 г.: "Идя навстречу одной возможности, я считаю долгом сообщить Вам следующее: "Скорпион", недовольный развивающейся деятельностью "Грифа", намерен потребовать от всех своих сотрудников, чтобы они воздержались от участия в "Грифе" на том основании, что "Гриф", будучи в общем аналогичен "Скорпиону" по направлению, является, по его мнению, "лишним" <...> более, чем вероятно, что в скором времени Вы получите ультиматум в том смысле, что все, печатающие свои вещи в "Грифе", не будут приняты в "Северные Цветы". Как отнестись к этому, - дело Вашей совести, но я хочу думать, что Вы отнесетесь так, как только и может отнестись человек, которому дорога его внутренняя свобода. <...> Считаю нужным заметить, что точку зрения "Скорпиона" разделяют далеко не все его сотрудники. С ней, например, вполне не согласен К. Д. Бальмонт, стоящий очень близко к "Грифу" и являющийся его внутренним руководителем. Есть и другие" (ЛН. Т. 92. Кн. 1. С. 529).

⁷ О неровных взаимоотношениях З. Н. Гиппиус и О. М. Соловьевой см. в примечаниях Н. В. Котрелева в кн.: С. 174; см. также письмо О. М. Соловьевой к А. А. Кублицкой-Пиоттух от 11 апреля 1902 г. (Там же. С. 181--182).

⁸ Имеются в виду шуточные визитные карточки, изготовленные типографским способом, которые Белый рассылал своим знакомым. Среди писем Белого к Блоку сохранились две такие карточки:

Три таких же визитных карточки Белый послал 18 октября 1903 г. Брюсову (РГБ. Ф. 386. Карт. 79. Ед. хр. 5). С. Соловьев сообщал Блоку в недатированном письме (после 20 октября 1903 г.): "Недавно Бугаев наделал переполох своими Огыгами, Единорогами и т. д. К нему чуть ни призвали психиатра, и много было тяжелого и для него самого, и для нас" (ЛН. Т. 92. Кн. 1. С. 347). В письме к Э. К. Метнеру от 22 октября 1903 г. Белый писал в той же связи: "Должен просить прощения у Вас за неостроумную шутку, в которой не последнее место занимал и Ал<ексей> Сергеевич <Петровский>, так как собственно он заказал карточки. Карточки эти были разосланы моим добрым знакомым (между прочим, я послал в "Н<овый> П<уть>" и "М<ир> И<скусства>" и т. д.), вследствие чего один почтенный господин объявил меня сошедшим с ума, так что мне стоило больших хлопот доказать, что я 1) здрав, 2) что не желал обидеть почтенного и уважаемого мною лица... Принимайте карточки, как озорство <...>, не имеющее ничего серьезного по существу, как "странные" сочетания букв" (РГБ. Ф. 167. Карт. 1. Ед. хр. 26).

⁹ Андрей Белый. Северная симфония. С. 12--13;

¹⁰ Андрей Белый. Северная симфония. С. 19; Симфонии. С. 39.

¹¹ "Возмездие" (Золото в лазури. С. 230).

¹² Андрей Белый. Северная симфония. С. 13; Симфонии.

¹³ Андрей Белый. Северная симфония. С. 97--98; Симфонии. С. 78.

¹⁴ Андрей Белый. Северная симфония. С. 102; С. 79.

¹⁵ Датируется 7 ноября 1903 г., впервые опубликовано (в переработанной редакции) в "Вопросах Жизни" (1905. No 6. С. 155).

¹⁶ Датируется 18 октября 1903 г., впервые опубликовано (под заглавием "Испуганный") в журнале "В мире Искусств" (1909. No 1. С. 13). Об этом стихотворении Белый написал Э. К. Метнеру в середине декабря 1903 г.: "А. Блок, которому я послал карточку Огыги, прислал мне в ответ стихотворение, полное ужаса. Он за Огыгу принимает... Иммануила Канта - он, а не я, Эмилий Карлович!.." (ЛН. Т. 92. Кн. 3.

¹⁷ Датируется 18 октября 1903 г., впервые опубликовано (в сокращенной редакции) в книге Блока "Стихи о Прекрасной Даме" (М., 1905. С. 110--111) как второе в цикле из трех стихотворений под общим заглавием "Андрею Белому".

¹⁸ Эпиграф из стихотворения Белого "Образ вечности" С. 38).

¹⁹ "Стихи о Прекрасной Даме" (С. 112--113) как третье в цикле из трех стихотворений под общим заглавием "Андрею Белому".

• Главная страница → Письма Блока