БЕЛЫЙ - БЛОКУ
<26 августа 1907. Москва>
Милый Саша,
Я считаю долгом - радостным и вместе спокойным - сказать Тебе, что я считаю наш с Тобой разговор1 таким, каким Ты предстал мне в Москве. Многое из того, что приближало меня к Тебе в прошлом, оказалось моей фикцией, но зато другое, что я в Тебе ценил и что было у меня к Тебе во время нашей переписки (до знакомства), определилось и обозначилось: и еще кое-что, чего я не видел, или чего в Тебе не было еще выявлено, тут я понял: понял и полюбил. Я пишу нарочно о себе, потому что 1) мое отношение к Тебе теперь (ясное и в высшей степени дружественное) не зависит от того, как Ты ко мне относишься: все равно: близок я Тебе или далек, Ты мне близок: и я сам для себя молчаливо изваиваю на камнях скрижали завета моего отношения к Тебе: вера, уверенность и любовь - солидарность. 2) Я верю, что и Тебе будет теперь легче ко мне относиться в те минуты, когда захочешь ко мне повернуться лицом. У нас друг к другу теперь дружба освобождающая, а не порабощающая, как прежде.
Спасибо Тебе, спасибо! Спасибо за то, что Ты - такой, а не другой.
Я считаю долгом Тебя предупредить, что в ближайшем No "Весов" Ты найдешь заметку о соборном гаме2, которую я писал в эпоху моего письма к Тебе (за которое Ты меня вызвал на дуэль). Она направлена против петерб<ургской> атмосферы: она гораздо сдержаннее ("Синематографа"3), но и там есть небольшие черты, которые как будто между прочим обращены против Тебя: но тогда я ничего не знал, я видел вместо Тебя - ужас. На другой день после нашего свидания я хотел ее изменить, но "Весы" сказали, что номер на днях выходит, что поздно что-либо менять, решительно отвергли мои просьбы, ссылаясь на технику печатания. Если бы заметка моя была в стиле "Синематографа", я во что бы то ни стало остановил бы No, но поелику она сдержаннее, я подчиняюсь. Выругай меня печатно за нее. Вообще не стесняйся и ругай меня в печати: это не может изменить моего гранитно-дружественного и близкого отношения к Тебе отныне. В заметке моей есть следы морального пафоса против провокации: отныне в статьях против Петербурга я Тебя отделяю от всех прочих, для меня подозрительных, ибо теперь я знаю, кто Ты. Я хотел бы, чтобы следы прошлого не посягали против того, что соединило нас солидарностью в Москве: это - убегающая тень: вот она истает. Мне радостно, что я Тебя нашел: я уверен, что я Тебя не потеряю.
Боря
Москва. 26-ое августа.
P. S. Фельетоны о театре Коммиссаржевской и о "Жизни Человека"4 пришлю. Мой привет и уважение Александре Андреевне.
Примечания
2 Имеется в виду фельетон "На перевале. IX. Детская свистулька" (Весы. 1907. No 8. С. 54--58. Подпись: Борис Бугаев); в нем, по позднейшему пояснению Белого, "певчая птица, недовольная нашей московской платформой, - опять-таки есть А. А." (О Блоке. С. 277).
"На перевале" - "VIII. Синематограф" (Весы. 1907. No 7. С. 50-53).
4 Речь идет о газетных, тогда еще не напечатанных статьях Белого - "Символический театр. К гастролям Коммиссаржевской" (Утро России. 1907. No 1, 16 сентября), "Символический театр. По поводу гастролей Коммиссаржевской" (Там же. No 11, 28 сентября), "Смерть или возрождение. "Жизнь Человека" Л. Андреева" (Литературно-художественная неделя. 1907, No 1, 17 сентября). Статьи вошли в книгу Белого "Арабески" (М., 1911). Видимо, темы этих статей затрагивались в ходе московской беседы Белого и Блока 24--25 августа.