БЕЛЫЙ - БЛОКУ
<26 или 27 сентября 1907. Москва>1
Дорогой, Милый Саша,
одно скажу: грустно. И, конечно, я опять верю в Тебя вопреки всему, всем видимым недоумениям, сомнениям. Неужели Ты думаешь, что наше свидание в Москве прошло бесследно. Если я в Главном поверил Тебе, то все, что я мог бы иметь против Тебя, стало поверхностью. Но чтобы сжечь эту поверхность, необходимо время, необходима работа духа, чтобы уничтожить те недоумения, которые росли и крепли долгими месяцами молчания, непонимания. И в минуту уныния, нервной слабости нет-нет и впадаешь в сомнения, потому что, раз усумнившись в том, в чем я полагал достоверность, я стал мнителен и недоверчив до чрезвычайности. А внешних поводов много: хотя бы Твоя статья в "Зол<отом> Руне", с которой я несогласен абсолютно2. Не будь у меня веры, что <Ты> еще существуешь, как я еще существую (а сколькие уже не существуют), я усмотрел бы Бог знает что в Твоей статье. Она поразила, как громом: Сережу3, Леву, окружающих, искренно удивила Брюсова. Все заговорили о мотивах Твоей тактики, и мне было больно, больно слышать. Но я остался еще верен Тебе (а ведь я никому уж не верю, Брюсову - еще тоже верю и уже <не> верю). Но хочу укрепить, утвердить вечную точку: ведь кругом все клубится, все чревато и "голос все тот же звучит в тишине без укора"4: "Не опускай меча; еще рано. Еще плотнее закуйся в броню: плотнее надень шлем. Еще неизвестно, что будет". И я ни за кого, ни против кого, я только за Правду, за голос Искренности, как я понимаю его по своему крайнему разумению. А разумения и сил у меня мало. И вот слабыми силами своими еще стараюсь что-то спасти от поругания в литературе, чтобы и слова шли от прямоты: и пусть лучше суровее будут слова, пусть скуднее они выражают, я за скудость, за хмурость, лишь бы "душа" слов была убежденная.
А иногда мне начинает казаться, что наше дело, дело достойного носительства знамени, безвозвратно погибло; и тогда хочешь просто уйти, выйти из жизни: верить людям и их путям и уже огульно коситься на литературный ритуал.
Но одно скажу: я хочу еще раз узнать Тебя, проверить себя Тобой, пути проверить души своей, потому что все более и более смещаюсь в своем отношении к будущему "наших горений" в темных душах современников - смещаюсь в сторону плача. Плач и рыдание да воцарятся: еще не все погибло. Омоем слезами наши засоренные души: но пусть этого никто не видит, не слышит.
Я не знаю, зачем я пишу так, а не иначе. Просто горько; у меня инцидент за инцидентом. Я все хожу к людям и предупреждаю, и сомневаюсь о них: и все чаще говорю просто, что я думаю. А они устраивают "инцидент". Сегодня разорвал все с Зайцевым, Стражевым и прочими из "Недели"5. Пришлось им сказать, что они задают хулиганский тон. Меня потребовали к ответу. Я пришел и повторил всем, что имел против них, чуть ли не со слезами. А они не услышали, о чем я: притворились юридическими крючками. Стали на точку зрения "инцидента". Я шел к ним с исповедью и бичующим сомнением; они исповеди не захотели принять и потребовали извинения. Я повторил, что тон их органа - хулиганский, махнул рукой и пошел прочь: Зайцева одного прошибло: побежал за мной, я взял его за руку: он расплакался6. Стражев чернел, как сажа, от злости: стояли, застыв в злобе. Было что-то из "ужасных" сцен Достоевского: думал, что Зайцев вдруг освободится и "скажет". Через два часа получаю от него письмо. Вижу, и он не имел силы взглянуть, вспомнить, исповедаться: значит - сел в литературное кресло: значит - спокойно просидит жизнь в "генеральских чинах".
Теперь меня, верно, вызовут на третейский суд, или опять поднимется инцидент ("Золотое Руно" No 27), но я больше не объяснюсь: а меня ждет кара.
взял его руку и сказал: "Знаю, кто вы?". А он опустил голову и плакал.
А вот потом пришел в себя и вспомнил о "литературных приличиях": литератор победил человека: так будут в нем вспыхивать искры, и будет он рваться к чему-то, кого-то звать и про то писать рассказы - и всякий раз будет усаживаться в кресло: в кресле жизнь свою проведет. "А могло бы быть, да не вышло".
Я не знаю, куда я иду: иду, быть может, туда, где "вечный покой" - это в жизни, а в литературе все больше и больше сбиваюсь в плач, гнев, воздыхание: но есть тишина за моим криком. Я познал в шуме "Голос Безмолвия"8.
-----
Итак, что же?
Подумаем, помолчим вместе, решим: так, ведь, нельзя - я знаю: я знаю - Ты брат, милый, любимый мне брат: так было, так будет - и броня из гримас между нами истает.
И Сережа мне брат, милый, любимый. У меня завет: не оставлять его одного: сейчас отошел, но зорко за ним слежу. Я должен знать, из каких глубин Ты о Сереже: откуда "это" у Тебя о нем: с поверхности или "оттуда". Слова Твои знаки ли, или "просто так только" разбор - что-то не верю9.
"просто так только", делу надо помочь.
Да не знаю я, понятен ли? Очень уж трудно писать: еще труднее говорить (сегодня попробовал - и вышла сцена из "Достоевского").
Ах - широкие поля, широкие раздолья! Ах, леса и хижина.
Обнимаю Тебя, милый брат, и целую крепко.
Твой Боря
P. S. Вот несколько моих фельетонов (из последних)10.
Продолжение фельетона о Коммиссаржевской вышло слишком длинно для газеты: его только со временем напечатают11.
12 - гадость: я ему напишу: он уже вычеркнут из "Весов"13.
P. P. S. Не рассказывай никому о Зайцеве: он теперь будет стыдиться, что плакал.
Примечания
1 Ответ на п. 190. Датируется на основании пометы Блока красным карандашом: "Получ. 28. IX. 07".
"О лирике".
3 С. Соловьев, вероятно, отрицательно воспринял статью "О лирике" не только за ее общее содержание, но и за данную в ней пространную и весьма нелицеприятную оценку его первой книги стихов "Цветы и ладан". См.: V, 151--156.
4 Цитата из стихотворения Вл. Соловьева "Сон наяву" ("Лазурное око...", 1895).
5 Имеется в виду газета "Литературно-художественная неделя", начатая изданием в Москве 17 сентября 1907 г. (вышло 4 номера); учредителями ее были В. И. Стражев, П. П. Муратов, Б. А. Грифцов, Б. К. Зайцев. В 1-м номере газеты содержалась критика идейно-тактической линии "Весов" за "уродливый характер" полемики по поводу "мистического анархизма" и за "тон нападок" на Чулкова, "совершенно исключительный по грубости"; в редакционном предисловии были сформулированы упреки по адресу Брюсова - за "литературное генеральство" и "олимпийское величие". Белый, участвовавший в газете (в том же номере была опубликована его статья "Смерть или возрождение" - о "Жизни Человека" Л. Андреева), внял доводам коллег по "Весам", и прежде всего Эллиса (см. письмо Эллиса к Брюсову, после 17 сентября 1907 г. // Ж Т. 92. Кн. 3. С. 305--306), и заявил о своем выходе из числа сотрудников. Сохранились связанные с этим инцидентом ультимативные письма редакторов "Литературно-художественной недели" Белому (от 24 сентября 1907 г.) и ответное письмо Белого В. И. Стражеву, а также мемуарные свидетельства о происшедшем. См.: Русская литература и журналистика начала XX века. 1905--1917. Буржуазно-либеральные и модернистские издания. М., 1984. С. 126--127; Между двух революций. С. 225--226, 512--514; О Блоке. С. 288; Зайцев Б. К. Соч. В 3 т. М., 1993. Т. 3. С. 356--359. См. также подробное изложение инцидента с публикацией относящихся к нему документов: Малмстад Дж. Кое-что об Андрее Белом. I. Буря символистов в стакане воды // Новое литературное обозрение. 2000. No 41. С. 204-210.
6 В мемуарной книге "Далекое" Зайцев вспоминает о заключительной части этого инцидента: "... Белый вылетел в переднюю, я за ним. <...> Мы пожимали друг другу руки и уверяли, что "лично" по-прежнему друг друга "любим", в литературной же плоскости "разошлись" и не можем, конечно, встречаться, но "в глубине души ничто не изменилось". У обоих на глазах при этом слезы. Комедия развернулась по всем правилам. Мы расстались "друго-врагами" и долго не встречались, как будто даже раззнакомились" (Зайцев Б. К. Соч. В. 3 т. Т. 3. С. 358).
"Золотого Руна" объявили Д. Мережковский, З. Гиппиус, В. Брюсов (21 августа), Ю. Балтрушайтис, М. Кузмин, М. Ликиардопуло (22 августа). См.: Русская литература и журналистика начала XX века. 1905--1917. Буржуазно-либеральные и модернистские издания. С. 160--163.
8 "Голос Безмолвия" (Отрывок I из "Книги золотых правил") - одно из теософских сочинений Е. П. Блаватской (1893); Белый впервые прочитал его в 1901 г. (Андрей Белый. Касания к теософии // Минувшее. Исторический альманах. Вып. 9. Paris, 1990. С. 449. Публикация Дж. Мальмстада). См.: Голос Безмолвия. Семь Врат. Два Пути. Из сокровенных индусских писаний. Обнародовано Е. П. Блаватской. Перевод с английского Е. Писаревой (Е. П.). Калуга, 1912.
9 Подразумевается критический анализ "Цветов и ладана" в статье "О лирике".
10 По сообщению В. Н. Орлова, среди бумаг Блока сохранились газетные вырезки, присланные Белым, следующих его статей: "Пшибышевский" (Час. 1907. No 18, 2 сентября), "Смерть или возрождение. "Жизнь Человека" Л. Андреева" (Литературно-художественная неделя. 1907. No 1, 17 сентября), "Иван Александрович Хлестаков" (Столичное Утро. 1907. No 117, 18 октября) - и ряд более поздних газетных публикаций Белого (Александр Блок и Андрей Белый. Переписка. М., 1940. С. 219). Как явствует из п. 192, Белый вместе с письмом выслал Блоку также первую статью "Символический театр. К гастролям Коммиссаржевской" (Утро России. 1907. No 1, 16 сентября).
"Символический театр. По поводу гастролей Коммиссаржевской" была напечатана в "Утре России" 28 сентября 1907 г. (No 11).
"Дела домашние" (см. примеч. 4 к п. 190), в которой подвергались резкой критике содержание и приемы внутрисимволистской междоусобной полемики.
13 Начиная с No 9 "Весов" за 1907 г., имя Философова исчезло из списка сотрудников журнала. 29 сентября / 12 октября 1907 г. Брюсов писал Философову: "Я прочел Вашу статью в "Товарище" и, признаюсь, был поражен. <...> В P. S. Вы пишете, что после этой статьи редакции "декадентских" журналов, может быть, предложат Вам отказаться от сотрудничества у них. Я полагаю, что самым фактом напечатания этой статьи Вы сами отказались от сотрудничества по крайней мере в "Весах". В "Весах" место лишь тем, кто их любит и уважает. Вы не уважаете "Весы" и их сотрудников, если готовы "совать нас в один общий мешок мистического анархизма". Итак позвольте в следующем списке сотрудников "Весов" Вашего имени уже не упоминать" (Лавров А. В. Письма Андрея Белого и Валерия Брюсова в собрании Амхерстского центра русской культуры // Памятники культуры. Новые открытия. Ежегодник 1996. М., 1998. С. 52-53).