БЕЛЫЙ - БЛОКУ
<Конец октября 1910. Москва>1
Милый Саша,
не случайно я молчу в ответ на Твое последнее письмо: то, что имею Тебе сказать, не весомо, не укладывается оно в слова письма. Кроме того: мы живем здесь в Москве в такой напряженной атмосфере; мне лично приходится много работать и одному, и по делам Редакции2, и с кружком студентов3; кроме того: у меня на ответственности одно очень важное дело4. Если прибавить еще к тому то обстоятельство, что в моей личной жизни очень много важного и трудного, хотя и радостного5, то Ты поймешь, что моя немота от перегруженности важным; работаю я, как последний чернорабочий; а знаешь, как-то неловко говорить (да еще в письме - все письма суть печальная необходимость), не отмыв лица и рук от рабочей пыли. Кроме того, эмпирически я смертельно устал, зол и сух, и не хотелось бы, чтобы тень чисто физической усталости, внешней сухости и злости пала на мое письмо к Тебе. Итак, вот почему я молчу.
Дорогой, старинный друг, бывший не раз и моим врагом (верю - это уже сожжено раз навсегда), да, я Тебе верю; принимаю всяким. Все личное между нами, психологически затруднявшее меня, сгорело бесследно: могу относиться к Тебе спокойно. И в этом спокойствии нахожу в себе мою любовь к Тебе: кто бы Ты ни был, принимаю; если Ты хочешь гибели себе, или вообще гибель преобладает в Твоей душе, я могу нежно жалеть, что душа Твоя еще в "Пепле"; но умалит ли погибельность Твоих переживаний любовь мою к Тебе? Если Ты вообще хочешь гибели всем, если Ты активно от погибельного и деятельность Твоя сеет смерть, то я объективно бы это почувствовал, и не написал бы Тебе письма. Более того: Ты не писал бы того, что Ты пишешь, ибо Твою статью в "Аполлоне" я понимаю и принимаю до конца, до дна. Ты пишешь мне, что "Балаганчик" и "Незнакомка" - Твои: не сомневаюсь. Но в эпоху появления этих драм мне казалось, прости меня, если я ошибался, что ужасное подразумеваемое содержание Ты преподнес нам всем с каким-то тайным злорадством: "На-те", "съешьте". Этот аккомпанемент, быть может, послышался мне потому, что между нами стояла стена взаимных подозрений; все, что Ты писал, воспринимал я сквозь туман болезненных отношений между нами. И потому не стою на своем; не в факте существования "Балаганчика" и "Незнакомки" суть дела, а в отношении автора к ноте гибели в себе; одно дело, если он говорит своей нотой "не чувствую, что свет победит тьму"; другое дело, если он говорит "разрушу в вас свет". Итак: знаю, что "Балаганчик" - Твой до конца (ведь и у меня есть свой "Балаганчик" - "Панихида"6); и все-таки приемлю Тебя.
Статья Мережковского есть позор и гадость; слышать о ней не хочу; после этой статьи, как и многого другого, я просто без всякого объяснения отвернулся от Мережковских; фактически я отвернулся от них два года; есть в памяти любовь к людям; полемизировать и бороться с ними не хочу, как не хочу вообще ни с кем никакой полемики; просто фактически молчаливо я ушел от них. Статья же о Тебе и Иванове есть форменная провокация; смысл: символисты "начали гладью - кончили гадью" (слова Мережковского)7. Блок изобразил революцию в виде "Балаганчика" (это - донос читателям "Русс<кого> Слова"). После статьи я написал было Мережковскому: "Разрываю с вами все". Но не послал: они поняли бы, что это - истерика; а у меня никакой истерики нет; все, что делаю, делаю четко и холодно. И я холодно закупорился от них еще более. Между нашими отношениями - горы льдов. Вот все, что чувствую к Д. С. И странно: Булгаков, Бердяев, Гершенсон8 ближе мне Мережковских.
Мне было бы обидно за Тебя, если бы Ты не дал понять так или иначе Мережковским, что данная статья о символистах не есть просто "полемика", а либеральный дешевый донос жидам на своих друзей9.
Вот что я почувствовал в статье Мережковского; после нее еще более уверовал в нужность Твоих слов.
Я молчал эти недели потому еще, что было очень много черной работы. Наш официальный Редактор Метнер, как португальский король10, сбежал за границу с мая; и с начала августа до последних дней мне пришлось фактически входить во все детали издательства. В месяц мы напечатали большой том "Логоса" (No 2-ой), Гераклита; выпустили "Камену" Садовского, готовим Гильдебрандта "Проблему формы", допечатываем "Арабески" (вышел большой том), "Музыку и модернизм"11; все лежало на мне. Кроме того: сейчас при "Мусагете" маленькие курсы. I. Семинарий по эстетике Канта (с рефератами и обсуждениями)12. II. Работы по ритму (отнимающие много времени). Человек 15 здесь работают жарко; у нас создалась своя как бы лаборатория ритма13. III. Курс по Фету (Садовского). IV. Курс по истории французского символизма (Эллиса)14. Три вечера уходят на курсы. Прочие вечера на подготовления. Сейчас нужна огромная созидательная, подземная работа. Весь "Мусагет" есть попытка сохранить символизм, но пересадить его на кремнистую почву подтянутости и энергии из болот "психологических туманов". Настроение у нас вот какое: вчера над морем плавали символические корабли; но была "Цусима". Думают, что нас нет и флот уничтожен. "Мусагет" есть попытка заменить систему кораблей системой "подводных забронированных лодок". Пока на поверхности уныние, у нас в катакомбах кипит деятельная работа по сооружению подводного флота. И мы - уверенны и тверды. И без Рождественского15 (Брюсова) мы только выигрываем.
Твою руку.
О лекции... прежде вот о чем: через 1 1/2 месяца (это между нами) я поеду отдохнуть за границу; после годовой упорной работы над "Мусагетом", "Символизмом", "Голубем"16 и друг им я чувствую крайнее физическое утомление; за границей пробуду не меньше году (надо спокойно дописывать трилогию "Восток или запад"17); итак, вопрос о лекции Твоей усложняется; на днях с Метнером (только что вернувшимся) мы обсуждаем или отвергаем план публичных лекций; в случае Твоего желания, мы, конечно, устраиваем Твою лекцию в Москве18. Но чтобы была согласованность, ритм выступления, которое принципиально считаю важным, нужно бы повидаться. Конечно, я не хочу с Тобой говорить о личном (сохрани меня Бог!). Просто надо увидеть друг друга; да о многом не скажешь в письме; "Мусагет" страстно хочет мира и единства между "символистами"; в прошлом году Вячеслав Иванов жил в "Мусагете"19. Пока он был у нас, он многое создал. "Мусагет" считается с Вячеславом, как безусловно со своим. И Ты мог бы внести в деятельность "Мусагета" свою ноту, ибо "Мусагет" не есть предприятие чье-либо; кто к нам придет с добрым словом, кто научит нас своему, тому мы предоставим возможность и осуществлять свое.
Полемика "Весов", деление на Москву и Петербург, в связи с ростом жидов-ства и рекламности принесло только вред, расстроила личные отношения. Мы все как бы не знаем друг друга - еще косимся. Познакомься с нами, как познакомился с нами Вячеслав. Поживи у нас хоть с недельку. Это не я, Андрей Белый, зову Ал. Блока; это "мы" все (я один из...) зовем к себе почитаемого брата. Не прошлое притягивает нас друг к другу, а возможное лучшее будущее. Вот мое предложение: вопрос о лекции вытечет само собою. (Конечно, формально мы беремся тотчас устроить лекцию, но будет ли она так ритмична, как выступление Вяч. Иванова в прошлом году20, когда взаимное понимание создало из его выступления "событие"...). Внешне приезд Твой был бы тем удобнее, что в "Мусагете" мы отвели бы Тебе комнату, в которой жил Вячеслав. Внешне "Мусагет", конечно, был бы счастлив принять Ал. Блока, видеть его своим гостем.
Но если Ты считаешь, что нам встречаться неловко (чего я не думаю), то, конечно, я Тебя не зову. Понимаю и принимаю. Продолжаю любить издалека.
В последнем случае, благодаря моему предполагаемому отъезду на год, мы невольно остаемся с взаимной любовью и общей целью, но с трудом реализуемой вовне.
Итак, жду ответа. Кроме того: у нас в "Мусагете" дружба с Религиозн<о>-Филос<офским> Обществом и с издательством "Путь", задача которого - Россия21. Как это ни странно, но "Мусагет", "Веховцы"22 "собака" Садовской23, Гершенсон, Булгаков, Бердяев как-то ближе друг к другу, чем к Брюсову, Серг<ею> Соловьеву24. Мы все-таки в Москве - семья. И я предлагаю Тебе читать лекцию и в "Мусагете" и в "Религ<иозно>-Филос<офском>" Обществе, где тема, Тобой уже высказанная в "Аполлоне", встретит сочувствие со стороны очень и очень многих. С Тобой будет Гершенсон, Рачинский, Эрн, Булгаков, Бердяев, я (мы все почти члены совета); и только будет тупо (но без злобы) не понимать необидный Евгений Трубецкой.
Между прочим: в понедельник 1-го ноября в закрытом заседании я читаю в "О<бщест>ве" доклад "Трагедия творчества у Достоевского"25 (тема все та же); вот предлог идейно понять друг друга, познакомиться с нами. Если бы Ты захотел приехать, приезжай к 1-ому.
Остаюсь любящий Тебя неизменно
Б. Бугаев
P. S. За стихи спасибо. Конечно, все подойдут; стихи - превосходны; они будут украшением Альманаха (это вполне искренно). Напиши об условиях Твоих: ставишь ли Ты условия нам, или "Мусагет" должен Тебе предложить свои условия?26
Примечания
"Осень 1910".
"Мусагет". Среди писем Белого к Блоку хранится коллективная телеграмма, отправленная из Москвы в Шахматово 19 октября 1910 г.: "Мусагет, Альциона, Логос приветствуют, любят, ждут Блока" (РГАЛИ. Ф. 55. On. 1. Ед. хр. 151. Л. 18; Литературное наследство. Т. 27/28. М., 1937. С. 521).
3 Имеется в виду кружок "Молодой Мусагет", собиравшийся в студии скульптора К. Ф. Крахта (см.: Между двух революций. С. 333, 343).
4 Возможно, Белый подразумевает свое руководство работой Ритмического кружка, организованного при "Мусагете" в апреле 1910 г. с целью фронтального изучения русского стиха. См.: Между двух революций. С. 350--353; Гречишкин С. С, Лавров А. В. О стиховедческом наследии Андрея Белого // Структура и семиотика художественного текста. Труды по знаковым системам, XII (Ученые записки Тартуского гос. ун-та. Вып. 515). Тарту, 1981. С. 101--106.
5 Белый имеет в виду свое сближение с А. А. Тургеневой - будущей женой.
"Панихида" была опубликована в "Весах" (1907. No 6. С. 5--14); впоследствии Белый не перепечатывал ее, при подготовке книги "Пепел" (СПб., 1909) включил в нее отдельные главки "Панихиды" в виде шести самостоятельных стихотворений (см.: А. Белый. Стихотворения. Т. III. Примечания к стихотворениям / Herausgegeben, eingeleitet und kommentiert von John E. Malmstad. München, 1982. С 164--170).
7 Имеется в виду следующее рассуждение Мережковского в статье "Балаган и трагедия": "Начали гладью, кончили гадью. Как же это случилось с ними? Тщеславие быть не как все, страх общих мест погубил декадентов в общественности так же, как в искусстве. Не они "обманули глупцов", а сами, как глупцы, обмануты. Для них революция - тошнота после пира, цианистый калий после кометы, - "общее место". И не видят они, что именно сейчас в России нет более общего места, пошлейшей пошлости, чем религиозный отказ от общественности и религиозное самоуглубление, измена, предательство, проклятие всего, что было, благословение всего, что есть" (Русское Слово. 1910. No 211, 14 сентября).
8 Ср. свидетельство о Белом дочери М. О. Гершензона: "У него были свои отношения к словам и звукам. Так, нашу фамилию он всегда писал через букву "С" - Гершенсон, ощущая ее именно такой" (Гершензон-Чегодаева Н. М. Первые шаги жизненного пути. М., 2000. С. 30).
9 Возможно, эти суждения и оценки Белого способствовали решению Блока вступить с Мережковским в полемику. В ноябре 1910 г. он работал над незаконченной статьей (без заглавия), представлявшей собой ответ на "Балаган и трагедию" (см.: V, 442--445).
10 Имеется в виду король Мануэль, свергнутый с престола 5 октября 1910 г. (в ходе Португальской революции, начавшейся с восстания в Лиссабоне) и бежавший за границу.
"Мусагета": "Логос". 1910. Кн. 2; Гераклит Ефесский. Фрагменты. Перевод Вл. Нилендера. М., 1910 (вышло в начале октября 1910 г.); Садовской Б. Русская Камена. Статьи. М., 1910 (вышло в первой половине ноября 1910 г.); Гильдебранд А. Проблема формы в изобразительном искусстве и Собрание статей. Перевод Н. Розенфельда и В. А. Фаворского. М., 1914 (вышло в январе 1915 г.); Андрей Белый. Арабески. Книга статей. М., 1911 (вышло в начале марта 1911 г.); Вольфинг <Метнер Э. К.>. Модернизм и музыка. Статьи критические и полемические. М., 1912 (вышло во второй половине июня 1912 г.).
12 Руководителем этого семинара был Ф. А. Степпун.
13 См. выше, примеч. 4.
14 В архиве Эллиса сохранились записи по истории французской символистской школы (РГАЛИ. Ф. 575. Оп. 1. Ед. хр. 12).
15 Адмирал З. П. Рожественский во время русско-японской войны командовал 2-й эскадрой Тихоокеанского флота, разгромленной в морском сражении 14--15 мая 1905 г. у островов Цусимы в Корейском проливе.
"Символизм" (М., "Мусагет", 1910) Белый написал для нее (во второй половине 1909 г.) несколько новых статей, а также пространные комментарии ко всей книге. Роман Белого "Серебряный голубь", печатавшийся в 1909 г. в "Весах" (NoNo 3, 4, 6, 7, 10/11, 12), в мае 1910 г. был выпущен отдельным изданием (М., "Скорпион", 1910).
17 О замысле прозаической трилогии "Восток или Запад" Белый оповестил в предисловии к отдельному изданию "Серебряного голубя"; этот роман был назван первой частью трилогии, второй частью должен был стать роман "Путники". См.: Между двух революций. С. 434; Долгополов Л. Андрей Белый и его роман "Петербург". Л., 1988. С. 200--202.
18 Блок с лекцией в Москве тогда не выступил; общий план публичных лекций при "Мусагете" тогда также реализован не был.
19 Речь идет о пребывании Вяч. Иванова в Москве в марте 1910 г., куда он приехал из Петербурга вместе с Белым; последний вспоминает: "Остановился В. И. в помещении редакции "Мусагета"; принимал и знакомился ближе с кружком "Мусагета"<...>; потянулись паломники к мусагетскому гостю" (О Блоке. С. 356). См. также описание редакционной квартиры "Мусагета" на Пречистенском бульваре (Между двух революций. С. 339--340).
20 Имеется в виду доклад Иванова, прочитанный 17 марта 1910 г. в московском "Обществе свободной эстетики"; 26 марта он повторил его в петербургском "Обществе ревнителей художественного слова" (см. конспект, сделанный Блоком: ЗК, 167--170; а также: Кузнецова О. А. Дискуссия о состоянии русского символизма в "Обществе ревнителей художественного слова" (обсуждение доклада Вяч. Иванова) // Русская литература. 1990. No 1. С. 200--207) и в переработанном виде под заглавием "Заветы символизма" опубликовал в "Аполлоне" (1910. No 8).
"Путь" (1910--1919) в поисках новой русской идентичности. СПб., 2000; отдельно рассмотрены в ней взаимоотношения Белого с "Путем" (С. 127--134).
22 Участники "сборника статей о русской интеллигенции" "Вехи" (М., 1909) - М. О. Гершензон, Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, С. Л. Франк и др. Белый откликнулся на появление сборника статьей "Правда о русской интеллигенции" (Весы. 1909. No 5. С. 65--68; см.: "Вехи": pro et contra. Антология. СПб., 1998. С. 255--258).
23 Выражение "весовская собака" Белый приписывает И. А. Бунину; согласно Белому, Бунин высказывался так по адресу Эллиса (Начало века. С. 64).
24 Согласно свидетельствам Белого, в 1910 г. между ним и С. Соловьевым наметилось взаимное отчуждение: "... наши идейные пути с Соловьевым вполне разошлись; и с той поры не было уже между нами былой жизненной связи; в заседаниях он не участвовал, нас избегая" (Между двух революций. С. 334. Подразумеваются редакционные заседания "Мусагета"). Ср. записи Белого об июле--августе 1909 г.: "Углубляется расхождение путей с С. М. Соловьевым"; "... разрыв с С. М. Соловьевым (почти на год)" (Андрей Белый. Ракурс к дневнику // РГАЛИ. Ф. 53. Оп. 1. Ед. хр. 100. Л. 49).
"Трагедия творчества. Достоевский и Толстой" (М., "Мусагет", 1911), написанной в ноябре 1910 г.