БЕЛЫЙ - БЛОКУ
Каир. Понедельник. <21 марта/> 3 апреля <19>11 года. 1
Сегодня получил Твое письмо в день трудный: гора неприятностей из Москвы2, всякая путаница, сложность. И как же меня порадовало Твое письмо. Многое или даже почти все - мне родное; и чувство будущего, и "флагманский корабль": "флагманский корабль" - и: "эскадра плывет" пока что по тихим водам, но... по направлению к неприятелю. Знаю, знаю - родной, близкий, милый: как все это и - "мое" тоже. Только мне хотелось бы задержать эскадру где-нибудь на острове в Океане (на пути к Желтому морю) - продлить плавание на несколько лет. Одной готовности быть на своем месте, даже героически умереть - мало: мудрости, змеиной мудрости, выдержки пока что у нас мало, обходных движений еще мы не всегда умеем распознавать. Слабы мы, мало нас - ссорятся еще уделы, не вся рать стоит под знаменем, хочется подождать на дороге отставших, наших, но не ведающих, что они с нами; оттого - в глазах дело, забота.
Трудно!...
За одно благодарю небо - не одинок: мне тепло, я не один...
Странно, почти жутко от невероятности. Ты - в Питере; я - в Каире; но пространства для корабля нет.
Мне знакомо и то, что мое - немое; теперь, когда Господь послал мне личное счастье и успокоение, я благодарю Небо за былые года испытаний, во время которых судьба одно время жестоко столкнула наши пути. Годы боли, разуверенья и непрестанного ощущения личного умирания создали во мне единственное стремленье найти себя вне своей боли; "боль" была - "я" и "мне"; убегая от боли, я пришел к не я, не мне; мое стало - близкие; я полюбил дело, труд, утомление и биение жизни в товарищах по пути; и странно - тогда-то пришла тишина, смиренье и - мое, мне; мое мне вернулось, когда я с готовностью отказался от личного счастия. И тут - великая правда.
А теперь личное не мешает радоваться и огорчаться не своим. И много радостей, и много слез.
Да будет!
Сейчас пишу Тебе с перевязанной головой; весь день ругался, злился и писал злые письма, так что отчаянная от того развилась мигрень; и вот все же - важно, радостно, тихо.
И поддержка мне Твой "флагманский корабль".
Пусть мы разные, но то "психология", но Русь, будущее, ответственность - не "психология" вовсе, и как же не радоваться; мы - русские, а Русь - на гребне волны мировых событий. Русь чутко слушает и ее чутко слушают. Я, Ты, мы не покинуты в сокровенном; за нами следят благие силы, не покинут нас, поскольку мы - русские.
Тише, скрытнее, медленнее, важнее - вот мое желание. А там, в великом деле собирания Руси, многие встретятся: инок, солдат, чиновник, революционер, скажут, сняв шапки: "За Русь, за Сичь, за козачество, за всех христиан, какие ни есть на свете"3"За Русь, за Сичь, за козачество, за всех христиан, какие ни есть на свете"...
Аминь.
-----
В субботу едем в Иерусалим4. Выяснилось, не хватает сотни рублей; может быть, сядем на мель, ибо до Греции неоткуда ждать денег (на почве денег и злился сегодня), но... побывав в Египте, как же не изойти из него в Землю Обетованную, спасаясь от казней египетских, в числе которых, во-первых, чума (нам предстоит в Яффе карантин), во-вторых, бакшиш (на чай) и в-третьих, что всего ужаснее, блохи.
Ну, милый, целую, спасибо: не знаю отчего, но тихо радуюсь Твоему письму. Христос с Тобой.
Б.
Примечания
1 Ответ на п. 241. На конверте почтовые штемпели: Cairo. 5 IV И; Петербург. И. 4. 11. Помета Блока красным карандашом: "Апрель 1911".
2 В это время заметно осложнились отношения Белого с "Мусагетом" и лично с Э. К. Метнером - в частности, на финансовой почве (Белый долго не мог получить от "Мусагета" гонорарных перечислений, необходимых ему для продолжения путешествия).
"Тарас Бульба" (гл. VIII; см.: Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. Т. II. <Л.>, 1937. С. 130-131).