БЕЛЫЙ - БЛОКУ
<17 или 18 января 1912. Москва>1
Дорогой, близкий друг!
Прости мне мое долгое молчание: оно - вынужденное; я работал, как диавол; в 272 месяца, даже менее (много дней у меня пропало даром: Сережина болезнь, Мусагет) написал около 15 печатных листов2; если принять во внимание, что я работаю медленно над прозой, то эта работа невероятна. Можешь себе представить, в каком я сейчас виде! Оттого и не писал.
Теперь же, два-три дня отдыхаю: но отдых не в отдых. "Р<усская> М<ысль>" ввиду того, что я не представил конца романа, отказалась мне дать хотя бы что-нибудь. У меня даже нет сил возмущаться: это поступок, которому нет названия; теперь, из Москвы, воюю со Струве, требую, чтобы он заплатил мне хотя бы долг, в который меня ввела "Р<усская> М<ысль>" (разумею Твои 500 рублей); я, конечно, не говорю, у кого я брал, но утверждаю, что они меня поставленным условием лишили на 3 месяца возможности где бы то ни было искать заработка и, следовательно, юридически будучи правы, нравственно обязаны мне заплатить, я не представил конца романа не потому, что я ленился, а потому, что роман разросся; я обещал 12 печатных листов (и весь роман); дал же около 15-ти листов (но окончание не готово); прошу отсрочки на 3 месяца и обязуюсь в 3 месяца закончить; их же прошу оплатить мне представленную часть рукописи.
Ответ "Русской Мысли": никакого аванса до окончания романа. Ну не жиды ли? И на этот раз это не Брюсов, а Струве. Ведь писателю после этого остается кричать караул! Подумай: три месяца я живу надеждой на роман; существую в долг и думаю, что только бы натянуть на 10 печ<атных> листов; пишу не 10, а 15. Радостно несу рукопись; и ответ: Вы не выполнили условия и, как бы, договор разрывается.
Что я могу предпринять?
Кричать об этом, протестовать - но ведь я всем известный скандалист.
Пишу это, милый, чтобы, во-первых, пожаловаться (вчера Брюсов мне преподнес этот сюрприз - и даже кровь бросилась в голову: весь день пролежал в мигрени, так было обидно); во-вторых, пишу для того, чтобы объяснить Тебе, почему я не выплачиваю Тебе часть долга; по моим расчетам я бы мог Тебе выплатить значительную часть долга на сумму помимо гонорара "Р<усской> М<ысли>", а теперь на эту сумму приходится жить3.
Извини меня, милый друг: придется еще повременить; если война моя со Струве (ему пишет и Булгаков) окончится в мою пользу, я Тебе смог бы на этих же днях вернуть часть долга. А теперь, пока, не могу.
Но довольно о гадостях.
-----
Мы с женой рассчитывали в этих числах быть в Петербурге, чтобы лично мне поговорить с Тобой и Ивановым по делам "Трудов и Дней", выходящих уже в начале февраля (No 1-ый набирается уже). В письме все равно не договориться, а разговор с Тобой и Ивановым у меня сериозный, деловой, от которого зависит все мое отношение к журналу, ибо без поддержки с Вашей стороны журнал неизбежно свалится в сторону "Логоса", и конечно для меня станет не своим, родным.
4. Хотелось бы кроме всего еще организовать петербургский состав сотрудников.
Кстати о Сюннерберге: безумно длинна его статья; я бы за нее не прочь (не ах какая, но почтенная, вдумчивая), но подумай: ведь у нас же тип карликового, лапидарного журнала, лапидарного и в интимном, и в официальном отделе. В статье же Сюннерберга чуть не 40 страниц5.
Посуди сам, что с ней делать? Я еще о нем подумаю.
-----
Все-таки, может быть, как-нибудь попаду.
-----
Милый друг, спасибо за книгу о Твоем отце6: я ее читаю; книги же для рецензии передал в "Логос", и они обещали непременно в ближайшем No дать отчет7.
-----
Что сказать?
Трепетно слушаю 12-й год, а пока - ничего. На поверхности много всяких гадостей, а внутри как-то стало яснее и чище.
-----
Остаюсь близко любящим Тебя
Борис Бугаев
P. S. От Аси привет. Читаю Тебя. Ничего ведь выглядит 2 часть Собрания Стихов8. А издание наше "Ночных Часов" менее (даже вовсе не нравится)9.
"Ночных Часах" хочу долго и много с Тобой говорить; в письме не напишешь.
Примечания
1 Датируется на основании дневниковой записи Блока от 20 января 1912 г.: "Письмо <...> вчера от Бори" (VII, 126). Помета Блока химическим карандашом: "I 1912".
2 Речь идет о начальных главах романа, позднее получившего заглавие "Петербург". 10 января 1912 г. Белый писал Брюсову: "... моя порция романа "Злые тени" готова; задержка лишь за ремингтоном, который может опоздать и быть готовым 14-го, 15-го. Итак 15-го или 16-го числа я очень хотел бы видеться с Вами, чтобы лично Вам передать роман. Оконченная порция представляет собой около 13 печатных листов (12У2 приблизительно); состоит из четырех очень больших глав (три последние представлю до апреля--мая, чтобы к моменту предполагаемого печатания у Вас весь роман был на руках") (Литературное наследство. Т. 85. Валерий Брюсов. М., 1976. С. 425).
3 Описываемые Белым обстоятельства скрывали под собой решительное нежелание П. Б. Струве, ознакомившегося с представленной в "Русскую Мысль" рукописью начальных глав романа, печатать его в журнале. Брюсов пытался уговорить Струве (в одном из писем к нему) санкционировать публикацию романа: "Достоинства у романа есть бесспорные. Все же новый роман Белого есть некоторое событие в литературе, интересное само по себе, даже независимо от его абсолютных достоинств. Отдельные сцены нарисованы очень хорошо, и некоторые выведенные типы очень интересны", и т. д. (опубликовано в статье И. Г. Ямпольского "Валерий Брюсов о "Петербурге" Андрея Белого" // Ямпольский И. Поэты и прозаики. Л., 1986. С. 349; см. также: Черников И. Н. В. Я. Брюсов и творческая история романа А. Белого "Петербург" // Брюсовские чтения 1983 года. Ереван, 1985. С. 206--213). 2 февраля 1912 г. Струве информировал Брюсова: "... относительно романа Белого я пришел к совершенно категорическому отрицательному решению. Вещь эта абсолютно неприемлема, написана претенциозно и небрежно до последней степени. Я уже уведомил Белого о своем решении <...>. Мне лично жаль огорчать Белого, но я считаю, что из расположения к нему следует отговорить его от печатания подобной вещи, в которой проблески крупного таланта утоплены в море настоящей белиберды, невообразимо плохо написанной" (ИРЛИ. Ф. 444. Ед. хр. 65). См. также: Между двух революций. С. 437--440. Причины, которые могли побудить Струве к принятию такого решения, анализируются в статье М. А. Колерова "Почему П. Б. Струве отказался печатать "Петербург" А. Белого" (De Visu. 1994. No 5/6. С. 86--88).
5 Статья Конст. Эрберга (К. А. Сюннерберга) "Искусство - вожатый" была опубликована в "Трудах и Днях" (1912. No 3. С. 10--17) - явно в сокращенном объеме по сравнению с тем, о котором говорит Белый.
6 Имеется в виду книга Е. Спекторского "Александр Львович Блок, государствовед и философ" (Варшава, 1911). 7 декабря 1911 г. Блок (согласно его дневниковой записи) получил "от Спекторского - 25 экземпляров его брошюры об отце" (VII, 101); в письме к Е. В. Спекторскому от 12 декабря 1911 г. Блок сообщил, что роздал часть экземпляров книги и несколько экземпляров разослал на отзывы (см.: ЛН. Т. 92. Кн. 2. С. 307).
7 В журнале "Логос" рецензия на книгу Спекторского не появилась.
"Собрание стихотворений. Кн. 2. Нечаянная Радость (1904--1906)" (М., "Мусагет", 1912), вышедшая в свет в середине декабря 1911 года.
"Ночные часы. Четвертый сборник стихов" (М., "Мусагет", 1911) вышла в свет в конце октября 1911 года.