БЕЛЫЙ - БЛОКУ
<8--9 марта 1913. Боголюбы>1
Милый Саша!
Бесконечное Тебе спасибо за все то участие и любовь, которые Ты выказал по отношению ко мне... У меня нет слов - благодарности: Твое письмо2 снимает с нас действительно громадную тяжесть и просто развязывает руки на очень многое; если действительно то, о чем Ты пишешь, есть факт, то мы обеспечены на год, а это очень важно хотя бы для того, что теперь, по окончании романа, я могу отдаться спокойно исполнению своих литературных планов, могу писать, ибо по окончанию романа (к маю)3 я после паузы могу приняться за следующее, стоящее на очереди произведение и через год, надеюсь, предложить его "Сирину"4; далее, теперь выясняется, что через год дело с залогом имения в частные руки может еще и наладиться и, таким образом, 1914 год я могу и прожить на свои средства, и расплатиться с долгами5. Кроме того, моя свобода у Доктора обеспечена, ибо для меня теперь понятие свободы есть понятие свободы при Докторе... от Москвы, а не обратно: от Доктора.
Москва за 1912год действительно посягала (дружески) на нашу свободу... вплоть до дружеского ареста; если бы вовремя я не вырвался за границу, то... составил бы компанию Гр<игорию> Ал<ексеевичу> Рачинскому в его периодических путешествиях в Ригу6...
Теперь в Боголюбах гостит Сережа с женой (оба только что вернулись из Италии)7. Он - великолепен, блестящ, но... когда он рассказывает о своих терзаниях в лечебнице Лахтина8, меня охватывает ужас: е-г-о д-е-й-с-т-в-и-т-е-л-ь-н-о у-п-е-к-л-и; Наташа и Ася весной 1912 года к нему прорвались с д'Альгеймами сквозь полицейский кордон докторов, бабушки9 и Рачинских: это было началом его быстрого выздоровления. Дружеская любовь и искреннее желание блага ближнему не мешает, как видишь, упеканию этого ближнего в "сумасшедший" дом (вместо санатории); ибо, как-никак, упекатель - Рачинский. И даже на него нельзя сердиться: ведь ездил же Гр<игорий> Ал<ексеевич> Рачинский, упекши благородно Сережу, отдыхать в... Ригу (Гр<игорий> Ал<ексеевич> уезжает в Ригу - в знакомую санаторию). Как видишь, свобода нам нужна теперь так, как никогда; моя теософия (между прочим, я н-е т-е-о-с-о-ф) есть объект столь усиленных, решительных и подчас оскорбительных кривотолков в Москве, что, не будь у меня возможности соблюдать пафос дистанции относительно многих людей и учреждений, от которых я в деловом смысле зависел, я не знаю, к чему бы привел нас с Асей вынужденный возврат в первопрестольную столицу Российской империи. Благодаря Тебе, Твоему благородному и любовному вмешательству и помощи мне в деле с "Сирином", мы - свободные и вольные птицы год (с надеждою и на дальнейшую свободу в будущем - имение).
Спасибо же!...
Спешу о делах.
Все подробно на днях пишу Р. В. Иванову10, а Тебе лишь сообщаю,
1) Меня удивляет, что Некрасов утверждает, будто я у него брал авансом 1600 рублей, ибо я в счет гонорара получил 1100 рублей (300 в Москве и 800 получил в Брюсселе); может быть, эти 500 рублей, которые он накидывает на сумму, мной от него полученную (1100), есть то отступное, которое он предъявляет "Сирину"! В таком случае мне не ясен его поступок?
2) За вычетом 1600 из 5000 и 600 ("Пут<евые> Заметки") мне остается приблизительно 4000 рублей. Если 4000: 12, то получается месячный аванс в 333 рубля. Если не 4000, а менее, то, скидывая 33 рубля, получаем 300 X 12 = 3600; эта сумма великолепно нас устраивает.
3) На днях высылаю "Радес".
4) Дней через 7 высылаю 6-ую главу.
Надеюсь лично привезти в "Сирин" окончание романа (в середине, конце апреля, в начале мая), когда, возмещая курс Доктора в Гааге11, поедем на курс в Гельсингфорсе (числа курса не установлены). Тогда надеюсь проездом с Тобой видеться, побывать в "Сирине", мож<ет> быть, лично установить порядок рукописей "Путев<ых> Заметок" и разбить на главки и заглавия 4-ую и 5-ую главу романа, которые, вероятно, к этому времени окажутся у М. И. Терещенки. Милый, только об этом моем проезде чрез Петербург никому не говори; мне не хочется видеть людей, кроме Тебя, да тех, с кеми придется, может быть, говорить о делах (М. И. Терещенко, А. М. Ремизов или Иванов-Разумник). Мы будем день, два - не более - проездом.
"Сирин".
-----
"музыку слов") о Докторе, ибо очень Тебя понимаю и не требую какого-то "теософического" взгляда на него (да и мой взгляд иной, свой, личный).
Что же касается до письма Петровскому, которое вдруг послал Тебе12, то относительно него меня мучила совесть, но... при личном свидании объясню Тебе "психологию" тех берлинских дней и мотивы такого поступка. Верь мне одно: я очень люблю А. С. Петровского и тех москвичей, на которых жалуюсь ему в письме; пуще же всего люблю я Э. К. Метнера, с которым давно и кровно связан - почти так, как с Тобой; и если я сетую, обвиняю, жалуюсь, то это - самозащита против систематических прорывов благородного, неизреченно хорошего отношения ко мне Э<милия> К<арловича> - прорывов, необъяснимых для меня, заставляющих меня издалека волноваться и тревожиться за самочувствие Э<милия> К<арлови>ча, которому так плохо, что иногда это плохо оборачивается у него в необъяснимую жестокость, черствость, "пунктики", одержание.
И поскольку я за эти 11/2--2 года многократно являлся козлом отпущения (невольно, в силу деловой связанности) этих "прорывов" его поведения, постольку у меня иногда является идея самообороны, почти граничащая с нападением.
Верь мне: Э. К. Метнер - честнейший, благороднейший, прекраснейший и ценнейший человек, но невменяемый в иных случаях, именно в тех, где деловые отношения перекрещиваются с идеологией; и в этом смысле я чувствую себя буквально освобожденным от плена с минуты, когда в делах, переписке, отчетности, почтовых посылок, рукописей, высылки денег буду зависеть от " Сирина", представители коего (секретарь, редактор-издатель) не мусагетские - интимные - друзья.
-----
Ну довольно. Спешу окончить письмо. Скоро напишу Тебе лично. Еще раз громадное спасибо, милый, глубоколюбимый друг: крепко буду помнить Твое нежное участие ко мне.
Ася просит Тебе передать сердечный привет.
Остаюсь нежно любящий Тебя
P. S. Адрес: Луцк (Волынской губернии). Лесничему В. К. Кампиони. Для меня.
Примечания
1 Датируется на основании пометы Блока (химическим карандашом): "Получ. 11 марта 1913, ответ. 15 III". 11 марта 1913 г. Блок записал в дневнике: "Письмо от Бори (доволен "Сирином") <...>" (VII, 229).
2 Это письмо Блока нам не известно. Вероятно, Блок в нем подробно сообщал о решении публиковать роман "Петербург" в сборниках "Сирин" и о финансовых условиях печатания (см. примеч. 2 к п. 291).
"Петербурга" были завершены и отправлены в редакцию "Сирина" лишь в ноябре 1913 г.
4 Речь идет о 3-й, ненаписанной части трилогии "Восток или Запад".
5 См. примеч. 8 к п. 261. Ср. сообщение в письме А. С. Петровского к Э. К. Метнеру (Мюнхен, 3 сентября н. ст. 1913 г.): "... у Б. Н. дела с имением подвигаются, оно разбито на участки, А<лександра> Дм<итриевна> отказалась от своей части, и он почти наверное вернет зимой часть долга" (РГБ. Ф. 167. Карт. 14. Ед. хр. 35).
6 Г. А. Рачинский выезжал в Ригу для поправки здоровья в лечебнице Соколовского.
7 СМ. Соловьев женился на Татьяне Алексеевне Тургеневой (младшей сестре А. Тургеневой) 16 сентября 1912 г.; после этого он с женой отправился в путешествие по Италии. Впечатления от путешествия отразились в поэме Соловьева "Италия" (М., 1914).
9 А. Г. Коваленская, бабушка С. Соловьева.
10 Это письмо Белого к Иванову-Разумнику, руководившему тогда редакционной деятельностью "Сирина", не сохранилось. Иванов-Разумник сообщает, что первые письма Белого к нему, "около десятка, остались в издательской части архива "Сирина", пропавшего в годы революции" (Андрей Белый и Иванов-Разумник. Переписка. СПб., 1998. С. 34).
12 См. примеч. 10 к п. 290.