5
Уфа. Центральная ул., дом Шейх-Алиева.
Кв. д-ра Урванцова.
27 апр<еля> 1902.
Душистому цветку, чистому, умытому — нетопырь привет.
Вашему письму обрадовался. И потому, что оно Ваше, и потому, что Вы в нем посылаете мне добрые вести о том, что на меня не сердиты. Карточкой очень доволен. С большим вкусом выбрана. Благодарю Вас за нее. Я ее сохраню. Это будет первая, к<о>т<орую> сохраню. Вас я мыслю чистым, в белой ризе, и мне приятно от Вас сохранить карточку столь нежного нюанса. Только шокирует меня подпись, но ведь это не Ваша нестильность. Кстати. Когда Вы, наконец, сниметесь?
Как идут Ваши стихи? Увижу ли я когда-нибудь Вас напечатанным и Ваш талант расцветшим и нашедшим свою форму?
Как Вы можете думать, что я на Вас сержусь. Я вообще не сержусь ни на кого, а на Вас и не сумею даже. Охотно расскажу Вам о себе, но ведь ничего мистического не случилось со мной. Все было банально. Был беспросветно занят, потому и не мог попасть к Вашим. Хотя я, право, очень скучал по Вас. Я ведь очень полюбил Вас. Уехать должен был сразу и неожиданно, потому что иначе я, задержавшись, не справился бы с работами, а некоторые из них по обязательству чести должен был кончить к сроку. В Уфу поехал, чтобы устроиться на лето на кумыс. Я чрезвычайно утомлен и вообще болен. Всю зиму и теперь занят, по заказу, церковными пьесами. Свою обедню давно кончил, и, в настоящее время, она печатается. Как жаль, что Вы равнодушны к музыке; я лишен большого удовольствия дарить Вам экземпляры своих сочинений. Удастся ли мне что сочинять для себя летом — не знаю. Времени, пожалуй, не хватит, а главное — <не> * могу устроить себе уединения. Передайте мои приветствия и пожелания всего лучшего уважаемым Елизавете Григорьевне, Марии Андреевне, Александре Андреевне, Францу Феликсовичу13. Вас, чистого, крепко обнимаю и много целую.
Преданный Вам С. Панченко.
P. S. Если на обратном моем пути, осенью, Вы будете еще у себя в деревне, хотите, я к Вам приеду в гости на один день?
С. П.
13
* Частица уничтожена дыроколом.