Белый А. - Блоку А., 27 января 1903 г.

Многоуважаемый и дорогой Александр Александрович!

Только теперь пришел окончательно в себя. Спешу ответить на Ваше второе письмо. Оговариваюсь - впопыхах оно попало в мои бумаги. Я тщетно искал его. Поэтому отвечаю на память.

Если не ошибаюсь, Вы говорите о двойственности природы, двойственности отражения ее у меня. Я сказал бы - не следует упускать неоднозначность противополагаемых элементов, когда приходится разбираться в этой двойственности. Речь не может идти о синтезе разнородных начал природы, а только о преодолении одного начала другим. В искусстве, стремясь к такому преодолению, мы тем самым повышаем темп напряженности между этими двумя началами, резче их контрастируем (контраст необходим там, где нужно выдвинуть одно в ущерб другому); отсюда "старый бой разгорается"² с особой силой; отсюда иллюзия равноценности борющихся начал, из которых оба потусторонни (обстоятельство, не предвиденное никакой философией), отчего эта иллюзия получает свою якобы законную санкцию на существование. Но это - фантасмагория. Природа, отражая оба начала, - все еще в самом интимном своем Божья, т. е. святая, а извне очернена, затенена (нам, живущим поверхностью, она должна являться особенно черной, как скоро впервые повязка спадает с глаз). До Христа не было средств глубоко окунуться в интимное мира, чтобы увидеть во всем Это извне Затененное, Божье. Христос помог нам, дал средства к преодолению. Началось медленное искупление. Мировое очищение, продолжаясь, отражается в искусстве именно не путем соединения добра и зла, а путем прохождения от внешности к центру сквозь строй зла.

Но синтез существует в искусстве; это особого рода синтез. Тут мы касаемся зерна моего эзотеризма.

Если позволите мне, я в следующем письме коснусь подробнее этого соединения. Здесь же я пишу и коротко и внешне: устал и занят.

Двойственные элементы могут казаться до четвертого посвящения, до границы между ветхим и новым Заветом равноценными. Стоя по сю сторону видений четвертой стадии, можно еще говорить о святом соединении в смысле Мережковского, а выше - невозможно и гибельно.

Вполне согласен с Вашей схемой о возможном взаимоотношении музыки к поэзии. Ничего против не имею. Моя схема не противоречит. Если она и кажется немного неподвижной, то это благодаря фиксации в моем сознании картины соотношений между формами искусств в определенный исторический момент. Моя схема извне очерчивает искусства, не касаясь внутренней связи, их все пронизывающей. Две точки, устремляясь друг <к> другу по прямой линии, могли бы дать новую линию пути. Должен заметить, что эволюция искусств, по моему глубокому убеждению, протекает сообразно не только с чертежом No 1, но и сообразно с чертежом No 2.

т. е. рождается новый путь, новое направление эволюции, не входящее в мою схему, чтобы не слишком усложнять ее.

Что касается Сережи, то он окончательно успокоился и теперь уехал в Киев³. За него я спокоен. Многое ожидаю от него.

Дорогой Александр Александрович, у меня есть к Вам покорнейшая просьба. Не будете ли Вы от времени до времени присылать мне Ваши стихи, которые я так люблю и ценю и которых теперь, со смертью Михаила Сергеевича, я лишился?⁴ Надеюсь, память о нем и об Ольге Михайловне тесней нас свяжет.

Остаюсь глубокопреданный и готовый к услугам

• Главная страница → Письма Блоку и о Блоке