Белый А. - Блоку А., 24 или 25 февраля 1903 г.

БЕЛЫЙ - БЛОКУ

<24 или 25 февраля 1903. Москва>1 

Многоуважаемый и милый Александр Александрович,

Простите меня за мое долгое молчание. Но теперь до лета у меня такая бездна дел, что решительно нет времени даже и письма толком написать. К тому же у меня накопились письма, на которые нужно было непременно отвечать. Прежде всего о Ваших стихах: как и всегда, я в восторге (и это не комплимент - совсем нет). "Запевающий сон, зацветающий цвет"2 -- сколько тут милой ясности и свежести! Врубелевская глубина и не врубелевская нежность - слиянно, нераздельно. Скажу откровенно: последние Ваши стихи по моему убеждению наиболее глубокие и поэтически-прозревающие. "Страх"3 -- небывалое, а это "все забылось -- забылось давно"4 -- как оно знакомо там, где мы все знаем друг друга. Большое спасибо за них. Что касается до числа "4" -- откровенно говоря, - оно мне порой не нравится, представляя 1/2 восьми - числа нуменального до такой степени, что "7" (это священное число) является лишь отражением, тенью, проекцией "8" на земном. Если "7" (7 цветов спектра) - бело, то 8 - внецветно, т. е. выше белого. Это число Отца, про которого Господь Иисус Христос говорит: "Видящий Меня видит Пославшего Меня" (Иоанн, гл. XII, ст. 45). И вот 1/2 восьми = 4 (половинчатость вообще нехорошая вещь). Замкнутое пространство с четырех сторон ограничено. Еще есть выражение "в четырех стенах"... Но не в выражении дело... Да и моя нелюбовь к "4"-м субъективна, так что на нее не следует обращать никакого внимания. Что же касается до моей вещи, как таковой, как аллегории, как символа, и как воплощения, то следует помнить, что Символ есть начало воплощения и как таковое не имеет особенного бытия (собственного). Остаются: действительность позитивная, аллегорическая и воплощенная (3, а не 4). Символ я выделяю, чтобы оттенить важность его для нашей эпохи, в которой мы усматриваем начало воплощения.

Дорогой Александр Александрович, мне бы совсем не хотелось, чтобы Вы дали Перцову мое письмо для печатания его в "Новом Пути". Этого обычая я совсем не понимаю. То обстоятельство, что они поместили мое письмо5, случилось благодаря моему неведению. Мне бы совсем не хотелось, чтобы мои слова с глазу на глаз были преданы гласности в "Новом Пути". "Частная переписка" заметку приблизительно на однородные темы6. Так что я бы просил Вас не давать Перцову моего письма.

Что касается до четвертой стадии духовного развития (если угодно, "посвящения"), то тут я весьма субъективен: буду говорить прямо, надеясь на гений Вашей понятливости.

Белый цвет - символ богочеловечества. Белый сверкнувший луч мистического солнца, условие необходимое для восприятия божественного "видения". Отсутствие "белого" - противоположное (черное). Цвет ужаса - черный. Ужас, воплощенный в бытие (в белое) = серое. Серая пыль - ужас; и тут чрезвычайно глубок Мережковский7. Со времен грехопадения между белым лучом и нами - серая пыль, а белое сиянье, засеренное пылью, дает подобие красного цвета. Огненно-красное - это обман, это - отношение серого к сверкающей белизне и обратно. Вот что открывает ряд видений.

1-ая стадия, когда сияние, мерцающее в нас, загашено и везде мрак; мрак этот черен, ибо слой серой пыли так толст, что сияние белизны, мерцающее на горизонте, не пробивается. 2-ая стадия. Первые лучи начинают пробивать черноту - все окрашивается желтошафранным цветом. Это еще даже не красное (т. е. белое сквозь серое), а прямо-таки коричневое (т. е. красное сквозь серое = белое сквозь вдвойне больший слой серого). Это настроение Ваших слов:

"Мое болото их затянет...
Мои глаза - глаза совы"8, и т. д.

Это низшие зоны астральной области (выражаясь теософским языком). Один из теософов (Ледбитер) говорил про низшие зоны астрального: "Это еще как бы густой туман - или желтое болото"9. А другой (кажется, Мид) говорил, что Россия очень подвинута в эзотеризме, только... ей грозят астральные опасности и ей в астральном следует помочь... Не правда ли, Александр Александрович, отсюда надо вырваться. Это еще скорее по сю сторону грозового облака, отделяющего вершины от низин. И это - настроение, характерное для России, понимая под этим равнодействующую всех неурядиц (политических, душевных, мистических). 3-ья стадия. Слой серой пыли уменьшился - все окрашено огненно-красным. Ужас огня - бунт Ивана Карамазова. Всем доступное и понятное в ницшеанстве. Это здесь впервые грехи горят на собственной душе и душа или боится сгореть - ужасается жгучестью огневицы (41&#176; жара), или же бунтует, обращаясь ко Злу. Здесь невольно возникает обманная мысль о равноправности добра и зла, о равенстве черта и Бога, о двух творцах мира. Отсюда психологически ясно выливаются секты, аналогичные альбигойцам, манихеям, богомилам10. Богомилы говорили, что Сатаниил брат Христа (старший из сыновей Божиих). Как это понятно: ведь понимается двояко (или белым, пронизывающим серое, или серым, превращающим белое в красное). В первом случае центр в белом: и красное (1-ое пришествие Христово совершилось кровию и багряницею, т. е. красным) является святым цветом страдания; во втором случае центр в сером, красное греховно; "если грехи ваши как багряное" и т. д. (слова пророка Малахии, кажется)11. Тут мысль о Сатанииле (старшем брате Господа). 4-ая стадия. Слой серой пыли еще тоньше, но белое сияние продолжает казаться огненным. Все же центр в белом, и отсюда: на 4-ой стадии красное свято; это Голгофа, где пролилась кровь воздвигнутого на Кресте Господа. Здесь уже невозможно лихорадочное напряжение и огненный ужас серые тучи, потому что крест охраняет границу между старым (ступень богопознания ужасом и страхом) и новым (богопознание радостью). Дальше уже серое настолько пропадает, что белое сиянье кажется только розовым. Начинаются все оттенки от темнорозового до бледнорозового: это "убеление риз кровию Агнца"12, после того, как грехи багряные третьей стадии сожжены и душа еще уцелела. Вот существенные черты того, что мне известно о 4-ой стадии.

Здесь должен еще извиниться за корявость выражений и неразборчивость почерка: но сегодня я, как почти и всегда, адски устал и перо падает из рук. Как Вы говорите хорошо об Ее "спокойном" и "вихревом". "сущностью" и "видимостью", между "волей" и идеей. Она (Душа Мира) воплощает сюда к нам оттуда Христа и обратно: здешнее превращает в тамошнее. Христос грядет через Нее к нам, сюда, а мы восходим к Ней, чтобы приблизиться к Господу. "Она" же сама ни всецело "оттуда", ни тем более "отсюда". "Душа Мира - существо двойственное; поскольку она воплощает Бож<ественный> Логос, она прославленное тело Христово, мистическая Церковь - София". (Своими словами передаю выд<ержки> из "Чтения о Богочеловечестве" 13.

Сережа вернулся из Киева через Харьков, где гостил у своей двоюродной сестры. Теперь он оправился, хотя из Киева писал о своем ужасном самочувствии. Он будет жить отдельно, что и наиболее подходит к нему, с прислугой и одной очень хорошей знакомой, которая всячески будет стараться, чтобы ему было хорошо14.

Пока до свиданья. Господь да хранит Вас, дорогой Александр Александрович. Остаюсь любящий Вас от всего сердца

Борис Бугаев

P. S. Посылаю Вам стихи, хотя и оговариваюсь, что писать их не умею. Одним словом, в стихах не я сам, а кто-то посторонний мне.  

ПРИЗЫВ

<1>

Призывно-грустный шум ветров
Звучит, как Голос откровений.
От покосившихся крестов
На белый снег ложатся тени.
И облако знакомых грез
Летит беззвучно с вестью милой.
Блестя сквозь ряд седых берез,
Лампада светит над могилой
Пунцово-красным огоньком.
Под ослепительной луною
Часовня белая, как днем,
Горит серебряной главою.
Там... далеко... среди равнин

Стоит затерян и один,
Как часовой, подъявший руки.
Там... далеко... в полях шумит
И гонит снег ночная вьюга.
И мнится - в тишине звучит
Давно забытый голос друга.
И снова веришь прежним снам.
Но ветер северный несется...
Среди могил то тут, то там
Как будто шепот раздается.
Старинный дуб порой вздохнет
С каким-то тягостным надрывом,
И затрепещет, и заснет
Среди полей глухим порывом...15    

2

Как невозвратная мечта,
Сверкает золото листа.

Душа полна знакомых дум.
Меж облетающих аллей
Призывногрустный, тихий шум


Восток печальный мглой объят.
Над лесом, полные мечты,
Благословенные персты
Знакомым заревом горят.

Туманный, краснозолотой
На нас сверкнул вечерний луч
Безмирноогненной струей
Из-за осенних, низких туч.

Душе опять чего-то жаль.
Сырым туманом сходит ночь.
Багряный клен, кивая вдаль,
С тоской отсюда рвется прочь.

И снова шум среди аллей
О близости священных дней.16

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ

Мы задыхалися от пошлости привычной.
Ты на простор нас звал.
Казалось им, твой голос необычный
Комично прозучал.


Над подвигом своим,
Разнообразные, бессмысленные касты
Причли тебя к своим.

В борьбе с рутиною свои потратил силы,
Но не разрушил гнет...
Пусть вьюга снежная венок с твоей могилы
С протяжным стоном рвет.

Окончилась метель. Не слышен голос злобы.
Тиха ночная мгла.
Над гробом вьюга белые сугробы
С восторгом намела.

Тебя не поняли. Вон там сквозь сумрак шаткий
Пунцовый свет дрожит.
Спокойно почивай: огонь твоей лампадки
Мне сумрак озарит17.

СТАРИННЫЙ ДРУГ

Янтарный луч озолотил пещеры.
Я узнаю тебя, мой друг старинный!
Пусть между нами ряд столетий длинный -


Из тьмы идешь, смеясь: "Опять свобода,
Опять весна и та же радость снится..."
Суровый гном, весь в огненном, у входа
В бессильной злобе на тебя косится...

Вот мы стоим, друг другу улыбаясь...
Мы смущены все тем же тихим зовом.
С тревожным визгом ласточки, купаясь,
В эфире тонут бледнобирюзовом.

О этот крик из бездн, всегда родимый!..
О друг, молчи, не говори со мною!..
Я вспомнил вновь завет ненарушимый,
Волной омыт воздушно-голубою...

Вскочил, стуча ногой о крышку гроба,
Кровавый карлик с мертвенным лицом.
"Все улетит... Все пронесется сном...
Вернетесь вы в свои могилы оба..."

И я проснулся. Старые мечтанья!..
Бесцелен сон о пробужденьи новом...
Бесцельно жду какого-то свиданья...
18.

УЖ ЭТОТ СОН МНЕ СНИЛСЯ

На бледнобелый мрамор мы склонились
И отдыхали после долгой бури.
Обрывки туч косматых проносились.
Сияли пьяные куски лазури.
В заливе волны жемчугом разбились.

Ты грезила. Прохладой отдувало
Сквозное золото волос душистых.
В волнах далеких солнце утопало.
В слезах вечерних, бледнозолотистых
Твое лицо искрилось и сияло.

Мы плакали от радости с тобою,
К несбыточному счастию проснувшись.
Среди лазури огненной бедою
Опять к нам шел скелет, блестя косою,
В малиновую тогу запахнувшись.

Опять пришел он. Над тобой склонился.
Опять схватил тебя рукой костлявой.
Тут ряд годов передо мной открылся.
"Уж этот сон мне снился".
Скелет веселый мне кивнул лукаво.

И ты опять пошла за ним в молчаньи.
За холм скрываясь, на меня взглянула,
Сказав: "Прощай, до нового свиданья"...
И лишь коса в звенящем трепетаньи
Из-за холма, как молния, блеснула.

У ног моих вал жемчугом разбился.
Сияло море пьяное лазури.
Туманный клок в лазури проносился.
На бледнобелый мрамор я склонился
И горевал, прося грозы и бури.
Да, этот сон когда-то мне уж снился...19

ПРОЛЕТЕЛА ВЕСНА

Пролетела весна.
Лес багрянцем шумит.
Огневая луна
Из тумана глядит.

Или вспомнила вновь
Ты весенние дни.

Заревые огни?..

Пролетела весна.
И былое - обман.
Побледнела луна.
Серебрится туман.

Отвернулась... Глядишь
С бесконечной тоской,
Как над быстрой рекой
Покачнулся камыш...20

ЛАСКА

Я знаю - ты загнан людьми.
В глазах не сияет беспечность.
Глаза к небесам подними:
С тобой бирюзовая Вечность.

С тобой, над тобою она.
Ласкает, целует беззвучно.
Омыта лазурью весна.
Над ухом звенит однозвучно.

С тобой над тобою она.


Хоть те же всё люди кругом.
Хоть так же и ты меж людьми сер. -
О, смейся и плачь: в голубом
Рассыпаны тучки, как бисер.

Закат догорел полосой.
Огонь там для сердца не нужен.
Там матовой, узкой каймой
Протянута нитка жемчужин.

Там матовой, узкой каймой
Протянута нитка жемчужин21.

ВОСПОМИНАНИЕ

Заброшенный дом.
Кустарник колючий, но редкий.
Грущу о былом.
"Ах, где вы - любезные предки?"

Из каменных трещин торчат
Проросшие мхи, как полипы.
Дуплистые липы
Над домом шумят.


Тоскуя о неге вчерашней,
Кружится под тусклым окном
Разрушенной башни.

Былое, как дым.
И жалко.
Охрипшая галка
Глумится над горем моим.

Посмотришь в окно -
Часы из фарфора с китайцем;
В углу полотно
С углём нарисованным зайцем.

Старинная мебель в пыли,
Да люстры в чехлах, да гардины... -
И прочь отойдешь... А вдали
Равнины, равнины.

Среди многоверстных равнин
Скирды золотистого хлеба.
И небо.
Один.


Обвеянный жизнию давней,
Как шепчется ветер с листвой,
Как хлопает сорванной ставней22.

ВСТРЕЧА
(посв<ящается> Сомову)

Вельможа встречает гостью.
Он рад соседке.
Вертя драгоценною тростью,
Стоит у беседки.

На белом атласе - сафиры.
На дочках - кисейные шарфы.

Подули зефиры -
Воздушный аккорд
Эоловой арфы.

Любезен, но горд.
Готовит изящный сонет
Старик.
Гладит вглубь аллеи, приставив лорнет,
Надев треуголку на белый парик.


Вот блеск этих золотом шитых кафтанов.
Идут вдоль аллеи
По старому парку...

Под шепот алмазных фонтанов
Проходят сквозь арку...
Вельможа идет для встречи.
Он снял треуголку.
Готовит любезные речи.
Шуршит от шелку23.

ОБЪЯСНЕНИЕ В ЛЮБВИ
(посв<ящается> Сомову)

Сияет роса на листочках.
И солнце над прудом горит.
Красавица с мушкой на щёчках,
Как пышная роза, сидит.

Любезная сердцу картина!
Вся в белых, сквозных кружевах
Мечтает под звук клавесина.
Горит в золотистых лучах


И хмелью обвитый карниз,
И стены. Прекрасный и юный
Пред нею склонился маркиз

В привычно заученной роли,
В волнисто-седом парике,
В лазурноатласном камзоле,
С малиновой розой в руке.

"Я вас обожаю, кузина!
Извольте цветок сей принять"...
Смеются под звук клавесина.
И хочет подругу обнять.

Целует напудренный локон
И плечи скрывающий шелк.
Глядит из отворенных окон
Подкравшийся муж, точно волк.

Уже вдоль газонов росистых
Туман бледнобелый ползет.
В волнах фиолетово-мглистых
Луна золотая плывет24.

  

Как видите, всё "посторонние" стихотворения - лежащие или по сторонам, или вне Главного. Но я отдыхаю в них от "все той же думы".   

Комментарий Андрея Белого

* В рукописи Белого комментарий к этому письму помещен после комментария к письму 12.  

  15) К следующему письму без даты (моему, отвечающему на предыдущее ко мне письмо Блока): в том письме мне ясно, что мы разошлись с Блоком в наших интимных способах сигнализировать; я не понял глубины его пифагорейства, его тенденции символизировать числами; не понял его изумительной "четверки", введенной ныне в круг моих мыслей о "Софии" и "культуре"; он не понял моего подхода к "цветам"; и всего "эсотеризма", мной туда вложенного.

В этом моем письме все то, что я говорил о "четверке" Блока в связи с тем, что она есть 1/2 моей "восьмерки" (и, как 1/2 - половинчата), есть схоластический вздор слепоты моей. Далее, - я сызнова (спихнув грубо с дороги огромную мысль Блока) излагаю то, что уже изложено в статье "Священные цвета", скомкиваю свою мысль, обрываю начатое и извиняюсь усталостью: "сегодня, как почти и всегда, адски устал". "светской" жизни, которую я начал именно в то время вести (то собрание у Бальмонта, то у Брюсова, то у "Грифов", то у меня), придвинутость государственного экзамена; и - другая причина: не до "цветной" символики. Но в конце письма вставлена уже тенденция: "Она" (поэзии Блока) - только через Христа; "Христос", а не "Она": "Христос грядет через Нее...", "мы восходим к Ней, ЧТОБЫ приблизиться к Господу". Вне Христа - "Душа мира" - "существо двойственное".

 

1 Ответ на п. 9 и 10. Помета Блока красным карандашом: "1903 - весна".

2 Стихотворение Блока (сентябрь - декабрь 1902 г.), присланное Белому в рукописи.

3 Заглавие, предпосланное в автографах стихотворению "Здесь ночь мертва. Слова мои дики..." (9 января 1903 г.; см.: ПСС I, 325, 579--580), полученному Белым в рукописи.

4 Строка из стихотворения "Целый год не дрожало окно..." (6 января 1903 г.), также присланного Белому в рукописи и впоследствии ему посвященного (см.: ПСС I, 325, 578--579).

5 "студента-естественника" по поводу книги Д. С. Мережковского "Л. Толстой и Достоевский" (см. примеч. 12 к п. 1).

6 Имеется в виду статья "О религиозных переживаниях", отклоненная редакцией "Нового Пути" (см. ниже, п. 12). Последующие рассуждения Белого о цветовой семантике и символике в значительной степени соотносятся с ее содержанием.

7 Подразумеваются мысли о семантике серого цвета, развиваемые Мережковским в книге "Судьба Гоголя. Творчество, жизнь и религия", печатавшейся в "Новом Пути" (1903. NoNo 1--3; позднейшие заглавия книги - "Гоголь и чорт", "Гоголь. Творчество, жизнь и религия").

8 Строки из стихотворения Блока "Сбежал с горы и замер в чаще..." (21 июля 1902 г.). С неизвестного нам автографа этого стихотворения Белый сделал две копии, одну из которых 4 января 1903 г. послал Э. К. Метнеру (см. комментарии 3. Г. Минц: ПСС I, 540).

9 В записях "Касания к теософии" Белый сообщает, что в 1901 г., благодаря знакомству с А. С. Гончаровой, познакомился с рядом теософских изданий, в том числе с книгами Ч. Ледбитера "Невидимые помощники" ("Les aides invisibles". Paris, 1902), "Астральный план" ("Le plan astral". Paris, 1899), "Le son dans la Nature" (книга Ледбитера "L'occultisme dans la Nature" вышла по-французски, однако, позже, в 1911--1913 гг.). См.: Минувшее. Исторический альманах. Вып. 9. Paris, 1990. С. 449, 455--456 (публикация и комментарий Дж. Мальмстада).

10 и персидских учений с христианством и гностицизмом; рассматривало мир как извечное противостояние двух начал - света и тьмы (материи), добра и зла. Сблизившись с христианством, манихейство оказало влияние на формирование дуалистических ересей - альбигойцев, действовавших в XII--XIII вв. во Франции, Италии и Германии; богомилов, существовавших в Болгарии с X в. Согласно учению богомилов, верховный Бог сотворил невидимый, ангельский духовный мир во главе с первородным старшим сыном Сатанаилом; сын возмутился против отца, был низвержен с неба на землю и сотворил видимый мир и тело человека.

11 Ис. I, 18.

12 Откр. VII, 14: "... убелили одежды свои кровию Агнца".

13 Эти положения развиваются в "Чтениях о Богочеловечестве" (чтение девятое; 1880): "... все единое человечество, или душа мира, есть существо двойственное <...> Поскольку она воспринимает в себя Божественного Логоса и определяется им, душа мира есть человечество - божественное человечество Христа - тело Христово, или София" (Соловьев В. С. Соч.: В 2 т. М., "Правда", 1989. Т. 2. С. 131).

14 Ср. мемуарные свидетельства Белого о С. М. Соловьеве: "... ему отыскали квартирочку: на Поварской; туда перевезли; появилась - друг дома, Любимова, взявшаяся за хозяйство" С. 226).

15 Опубликовано: Золото в лазури. С. 223 - с посвящением "Памяти М. С. Соловьева", без ст. 21--24. Впервые: Северные Цветы. М., 1903. С. 35 - в составе цикла "Призывы", без заглавия и посвящения.

16 С. 221 - под заглавием "Ожидание", с посвящением С. Соловьеву; вариант в ст. 10.

17 Золото в лазури. С. 219 - с посвящением М. С. Соловьеву; варианты в 1-й строфе.

18 Золото в лазури. "Старинный друг", посвященного Э. К. Метнеру; отдельные варианты. Впервые: Альманах книгоиздательства "Гриф". М., 1903. С. 46--47 - под заглавием "Старинный друг".

19 Золото в лазури. С. 152 - с посвящением А. П. Печковскому. Впервые: Альманах книгоиздательства "Гриф". М., 1903. С. 47--48 - без посвящения, в составе цикла "Возврат". В автографе Блок отметил ст. 11 звездочкой.

20 Золото в лазури. С. 171 - под заглавием "Осень", вариант в ст. 10.

21 С. 5 - в составе цикла "Бальмонту"; варианты. В автографе Блок отметил стихотворение звездочкой.

22 Золото в лазури. С. 80--81 - под заглавием "Заброшенный дом", с дополнительной строфой; вариант в ст. 23.

23 Золото в лазури. "Менуэт", без посвящения, вариант в ст. 17.

24 Золото в лазури. С. 66--67 - с посвящением "Дорогой матери", без 6-й строфы; вариант в ст. 20. В автографе предпоследняя строфа перечеркнута Блоком.

Раздел сайта: