Белый А. - Блоку А., 14 июля 1903 г.

БЕЛЫЙ - БЛОКУ

Июля 14-го <1903. Серебряный Колодезь>1

Милый, дорогой Александр Александрович,

Только 1-го июля получил Ваше письмо, помеченное 18-тым. У нас долго не ездили в город. Вероятно, оно пролежало на почте. Если я не сразу Вам ответил, так это потому, что отвратительно себя чувствую. Какой-то нервный упадок сил. Впрочем, теперь мне немного лучше.

Многое накопилось у меня сказать Вам, но бумага часто не выдерживает того, что доступно голосу, интонации, жестам, особенно когда созерцание указывает на все более утонченные оттенки всё того же, а слова остаются всё так застывшими. Вот почему мой девиз - молчание, особенно в печати, выражающийся, если угодно, истерическим "бунтованьем". Я первый знаю, что это и смешно и внешне, но коснувшись того, чему нет названья, - умолкаю. И вот роль юродивого, анархиста, декадента, шута мне послана свыше. С покорностью принимаю ее. Что же касается до главного пункта нашей переписки, то прежде всего я - вопрошающий, вопиющий, обнажающий пристрастие мысли к заветному души, протестующий, для собственного "закала" подчас срывающий видения. Вот почему даже Вам я задал столько внешних вопросов. Прочтите же без содрогания и нижеследующие мои слова: они - только покров, наброшенный на меня, покров, с которым еще не пришло время мне расстаться.

Противоположения между критицизмом и символизмом (внешним термином мистицизма) - не существует для нашей мысли. Второй (т. е. символизм) есть только углубленный критицизм, причем процесс углубления совершался не только в тайниках мысли, но и на протяжении всей истории философии - от Канта и до наших дней, открыто, среди бела дня. И если спали те, которые не подозревали, куда ведет переживаемый кризис, так в этом не повинна ни мысль, ни критицизм как миропонимание (я не упоминаю о скептицизме, как о чем-либо самостоятельном, ибо это - только серединность, не имеющая никакой подкладки, это только "здравый смысл", который учит, например, что солнце ходит вокруг земли, земля неподвижна и т. д.). Кантовская теория познания есть необходимый переход от плоского миропонимания к глубинному - вернее, начало перехода, ибо конец его необходимо в символизме и т. д.; это своего рода доказательство от противного или, по гениальному определению Шопенгауэра, - огромный скачок от посылок к основанию (подразумеваемому у Канта и выясненного лишь после Соловьева, Ницше, т. е. в наши дни). С замечательным остроумием Шопенгауэр подробно останавливается на необходимости рассмотрения Канто-Платоновской системы, а не кантовской или платоновской в отдельности, находя, что Кант и Платон - две половинки, которые всегда подразумевали себя (Платон - Канта, Кант - Платона). Если и возможно сомневаться относительно Платона (подразумевал ли он Канта), то многое говорит в пользу существования у Канта чего-то своего, интимного с платоновским оттенком. Наша философская система, если официальное существование ее необходимо, не должна обходить ни Канта, ни Платона, а преодолевать и того, и другого. Мы должны уметь спускаться к Канту, если претендуем на духовное руководство - мы, мистики... В настоящую минуту вот конспект огромного перелома, внешний рычаг, перевертывающий многое:

Кант. Существует мир нуменов, недоступный нам (многие, желая внести поправку, говорят "недоступный мышлению", но они вносят серединную поправку). Шопенгауэр. Кант нестрого определяет сущность понятия, не останавливается на связи между понятием и тем, что рождает его. Отсюда даже он путает формы закона основания. Следствием является непризнание Кантом интуитивно-психологического (гениального) мышления, на стороне которого все преимущества.

Признавая метод психологический, Шопенгауэр не делает всех важных выводов, вытекающих из признания его, что стоит в связи с пониманием воли метафизической - этого абстрагированного понятия - как некоторой сущности. Есть лишь "моя воля". Отсюда "эго--теизм".

Гартман. Бессознательное заключает в себе и волю, и представление. Подстилая явления, будучи их фоном - бессознательное и есть то, что Шопенгауэр неверно считал метафизической волей. В нем (в бессознательном) тонет все личное (и воля между прочим). Отсюда "пан--теизм". Метод откровений (см. о мистиках у Гартмана)2.

Мой метод - есть откровенный и истинный: эго-пантеизм современной теософии, признающей в личном начале человека вечной сущности, а следовательно и Кантовская теория познания меняется (теория познания Соловьева), соединение личного с вечным в символе новой и вечно-старой тайны о двуединстве...

Вот наше знание твердое, уходящее корнями во все системы мысли, но само оно не мысль, а именно "знание", уверенность, к которой необходимо пришло, приходит и будет еще долго приходить разделенное человечество. Назад пути нет: критицизм, лежащий глубоко в основе этой уверенности, запер обратный выход. Не могут быть теперь разговоры о схоластике и несхоластике, рассудочности и нерассудочности, ибо что такое рассудочность? Воистину она лишь межа между досознательным и сверхсознательным и межа хорошая, верная, нестираемая. Не может быть речи о сознании, как о чем-то противоречащем мистике. Может ли противополагаться безотносительное отношению? Речь может идти лишь о ступенях без- и сверх-сознательного, оттененных сознанием, и в этом великая польза его.

"Два преобладающих настроения - мистическое и скептическое"... "Скептицизм лежит камнем на дороге и объехать его нельзя" (Ваше письмо). А я прибавлю: "Да и пусть себе лежит камнем... Объезжать его совсем не надо"...

Если скепсис и может преградить путь, то это только житейски здравомыслящий скепсис, приводящий к очевидностям вроде: земля неподвижна, а солнце вертится вокруг земли и т. д. Сжечь его - значит углубить его до критицизма и еще далее углубить: привести к символизму. Да для этого великого дела следует объездить все дороги, ища камней преткновения, привить себе все сомнения и недоумения, чтобы все преодолеть! Так как человечество растянулось длинной вереницей и в то время как немногие идут от сознания к знанию, большинство еще только поднимается от бессмыслия к мысли и сознанию. Следовательно, чем больше скепсиса вокруг нас, тем все-таки лучше, ибо человечеству нужно пройти "сквозь строй" они к пониманию вершинных глаголов.

"Скептицизм" - само это слово исчезнет!.. Возьмите древнеиндусские прозрения вроде Веданты и Йоги, или позднейшие вроде Бхагават-Гиты - там "уже" нет наших "камней преткновения". С этой точки зрения богословская диалектика для сознающих и знающих может осветиться иным светом: все это может оказаться тончайшими видениями, противополагаемыми тончайшим же видениям; диалектика в видениях возникает из желания разогнать существующие в "методах искренности" оптические бездны, обманы, аберрации и т. д. (лично, например, я считаю столь излюбленное видение бездны под ногами оптическим феноменом, по ту сторону принимается за бездну в силу изменения направления уровня в противоположную сторону; точно так же "безбрежность" пробуждающегося хаоса - оптический феномен). Вот почему лично я не смотрю на свои вопросы, как на диалектику, схоластику; это даже не "психологический вопросник", а вопросы о "видениях", выраженные намеренно сухо и внешне, но зато сознательно внятней.

Далее...

Сознавая преимущественную важность религиозной жизни народа, необходимо дать себе отчет в видениях с точки зрения передаваемого нам всеобще признаваемого Откровения. Важно проверить свои видения системой видений других (ибо и другие видели, да еще и как!). Отсюда: насущная важность уяснения себе; богословско-догматические споры существуют и у с этим считаться все-таки необходимо. Нужно и знать, и сознавать свои моления, восторги, тайно-сладкие чаянья, раз желаешь приобщить к ним и других, а такое желание необходимо в религиозно-организованном обществе. Вот Вы, например, больше любите Ее, чем Христа, а я когда-то тоже любил Ее больше, но я тогда не знал Христа, не знал чувства Христова, Его дуновения. Теперь Она для меня - вечно-дорогие врата к Тому, что за Ней. Если Она - небо, Христос - второе... И я больше люблю Христа. Вот уж несовпадение в видениях наших: не есть ли оно импульс к изысканию причин такого несовпадения. Вот откуда и начинается частная замена "вершинно" не всем доступных "глаголов" богословствованием. Мы все знаем, что такое схоластика. Мы не должны бояться схоластики, если мы сознаем, где теперь мысль... Схоластика - наше орудие, при помощи которого часто располагаем целую систему последовательно развертывающихся символов. Право быть господами, а не слугами схоластики, воистину, мы завоевали. Если схоластика низинна, неогненна, то она все-таки отражает верные контуры виденных образов... Мое видение, несмотря на всю его огненность, раз я его выражаю горным наречием, не будучи пророком, может Вам показаться лишь образным выражением. И обратно...

В Христовом Лике для меня три цвета: бархатнобелый (Св. Дух, человеко-божеское) фон, переливающий в голубое и наконец совершенно голубые, ослепительные пролеты (Сын Божий, богочеловечество). И все это резко очерчено узкими полосками пурпура (Отец). Христос - узел между символом и воплощением. Вот скажу своим жаргоном, по всей вероятности непонятным, но мне дорогим, ибо он выражает метод, которым я сделал не одно теософское открытие, - вот скажу: голубое - это белое, сквозящее вне-цветным, символом Отца на символическом плане ("Принимая Меня, принимаете Отца")3. Пурпурное - символ Отца на воплощенном плане. (Он замыкает спектр)

Белый А. - Блоку А., 14 июля 1903 г.

До грехопадения так и было со спектром; он был замкнутой линией. Грехопадение - ошибка благодаря смешению огненно-красного с огненно-пурпурным, и отсюда срыв). Пурпур - тот огонь Отца, которым Христос сожжет землю и который для праведных будет восторгом, а для грешных озеро огненное, в которое будут повержены вместе со смертью ("И смерть, и ад повержены в озеро огненное"...)4. Белый цвет - предвкушение Христова II Пришествия через св. Дух - предвкушение св. Духом. Но белое Доброго, не подходит к Его Лику).

Она - Лучезарная Подруга - манит нас к себе розовым {По крайней мере ее общедоступное, первое определение таково, т. е. розовым. (Примечание Белого.)}. Розовое или: 1) белое + красное, 2) белое + пурпурное. Красное - багряница страданий, сжигание греха, искупление, 1-ое пришествие; белое (св. Дух Утешитель, Предтеча II пришествия)} розовое - узел между Христом II пришествия и 1-го пришествия. Она не узел ли между Христом и нами - окно мира, дверь, "Дева Радужных Ворот" и т. д. Вот одно Ее существенное определение.

Пурпур - от Отца. Белое - человекобожеское, а еще не богочеловеческое, утешенное св. Духом. Розовое - св. Дух, Которого Он посылает, и Который исходит от Отца (пурпур). Она - "не св. Дух ли Утешитель?"

Вот другое Ее существенное определение - это бездонно в Вашем письме... Более чем кто-либо я понимаю и чувствую весь raison d'&ecirc;tre Вашего вопроса. Она - двоится для нас (то розовая, то белая), то "вижу в свете зори я улыбку твою"5, то "белые (?) странные те же они" - "белые ангелы, вставшие кругом"!..6 И тогда она о неловекобожеском... Человекобог - не Ее ли младенец, а может быть, не младенец Ее, а Она Сама с какой-то новой потусторонней плоскости. Есть нечто, что является то как Вечно-Женственное, то как убеленно-детское. (Будьте как дети, Ницше, детскость - конец развития, цель, окончание истории). Отсюда еще шаг, и связь между белым младенцем, воплощением св. Духа Утешителя на Земле, и Ею, как Матерью... Еще шаг и..... в ней какое-то отношение двух разных начал, узел, перегиб, а вернее - исчезает Она, а является Нечто, что может быть и Вечно-Женственным, и убеленно-мягким, детским, человекобожеским... И это Нечто - не есть ли св. Дух Утешитель?.. Вечная Женственность - только определение отсюда Чего-то в терминах феноменальных, ибо прилагательные женственный, мужественный говорят о поле, а пол, вопреки Розанову, феноменален и только. Углубляясь до нуменального, пол через аскетизм себя отрицает в феноменальном, как и скепсис, - оба суть змеи, кусающие свой хвост, и следовательно, конечно: "Перенесение плотских животно-человеческих отношений в область сверхчеловеческую есть величайшая мерзость" (Вл. Соловьев)7. Только потому я и позволил себе делать такие странные (bizar<r>es) сопоставления...

Не знаю, понятно ли Вам это?.. Я так неумело выражаюсь, да и спешу окончить письмо (тороплюсь - уезжают в город).

Дорогой Александр Александрович, к моему прискорбию некоторые обстоятельства не позволяют мне покинуть мою маму, которая после кончины отца очень скучает, и я не могу быть у Вас на свадьбе8. От души поздравляю Вас и желаю Вам счастия - Христос да будет с Вами.

Остаюсь любящий Вас
Борис Бугаев

P. S. Будьте любезны, пришлите мне Ваших стихов, я так привык

Чтобы получить их наверное, посылаю Вам в свою очередь свои, но предупреждаю - они не интересны (внешни).

P. P. S. Напоминаю Вам о карточке, которую Вы мне обещали.

ВЕЧНЫЙ ЗОВ

1

Пронизала вершины дерев
Желтобархатным светом зоря.
И звучит этот вечный напев:
"Объявись - зацелую тебя"...

Старина в пламенеющий час,
Обуявшая нас мировым, -
Старина, окружившая нас,
Водопадом летит голубым.

И веков струевой водопад,
Вечно грустной спадая волной,
Не замоет к былому возврат,
Навсегда засквозив стариной.

Песнь все ту же поет старина.
Душит тем же восторгом нас мир.

Напоившего вечным эфир.

Обращенный лицом к старине,
Я склонился с мольбою за всех.
Страстно тянутся ветви ко мне
Золотых, лучезарных дерев.

И сквозь вихрь непрерывных веков
Что-то снова коснулось меня, -
Чей-то грустно-задумчивый зов:
"Объявись - зацелую тебя..."

2

Проповедуя скорый конец
Я предстал, словно новый Христос,
Возложивши терновый венец,
Разукрашенный пламенем роз.

В небе гас бархатистый пожар.
Я смеялся фонарным огням.
Запрудив вкруг меня троттуар,
Удивленно внимали речам.

Хохотали они надо мной,
Над безумно-смешным лжехристом.

Застывала, дрожа над челом.

Гром пролеток, и крики, и стук,
Ход бесшумный резиновых шин -
Липкой грязью окаченный вдруг
Побледневший утих арлекин.

3

Я сижу под окном.
Прижимаюсь к решетке, молясь.
В голубом
Все застыло, искрясь.

И звучит из дали:
"Я так близко от вас,
Мои бедные дети земли,
В золотой, янтареющий час..."

И под тусклым окном
За решеткой тюрьмы
Ей машу колпаком:
"Скоро, скоро увидимся мы"...

С лучезарных крестов
Нити золота тешат меня...

"Объявись - зацелую тебя!"...

Полный радостных мук
Утихает дурак.
Тихо падает на пол из рук
Сумасшедший колпак.9

НАЧИНАНИЕ

Из царских дверей выхожу.
Молитва в лазурных очах.
По красным ступеням схожу
Со светочем в голых руках.

Я знаю безумий напор.
Больной, истеричный мой вид, -
Тоскующий взор,
Смертельная бледность ланит.

Тоске вашей нужно огня:
Дарую огонь свой - тоскуйте...
Целуйте меня,
Целуйте...

Безумные грезы свои

Взглянув на одежды мои,
Залитые кровью.

Поете: "Гряди же, гряди"...
Я грустно вздыхаю.
Бескровные руки мои
На всех возлагаю.

Ну, мальчики, с Богом,
Несите зажженные свечи!..
Пусть рогом
Народ созывают для встречи...

Ну что ж - на закате холодного дня
Целуйте мои онемевшие руки,
Ведите меня
На крестные муки!..10

СМЕРТЬ

1

Гряда облаков
Отходит, как волны событий -
Как яснонемых жемчугов
Далекие нити,


Средь ясного часа.
Опять завернусь
В кусок голубого атласа.

Закатом блесну,
Горя в светомирных порфирах.
Опять утону
В эфирах.

Вас будут терзать
Вселенские бури,
Но буду я спать
В лазури.

Я брызну средь ясного дня
На вас золотыми снопами.
Узнаете снова меня,
Я буду над вами.

Когда, заблистав, как снега,
Вновь тучки на вас понесутся, -
Когда жемчуга
Прольются.

2


Мы построили храмы.
Не забудем его
Никогда мы.

Его нет. Он исчез.
Дни бесцветные, полные скуки...
Протянулись с небес
Вдруг снеговые руки;

Опустились воздушным кольцом
Средь тоскующих братии
И забылися сном
Среди облачно-бледных объятий.

Улыбнулись меж солнечных роз
В жемчугах ясных струй.
Ветерок нам принес
Поцелуй 11.

Комментарий Андрея Белого

19) К письму Б. Бугаева от 14-го июля 1903 года:

Всем высказанным в предыдущем комментарии, как содержащимся уже в моем сознании в 1903 году, и обусловлен мой ответ Блоку от 14-го июля.

Сознание трудности четко сформулировать разность подхода к "темище", к градации тем, из нее вынимаемых, и вызывает фразы: "Бумага... не выдерживает", "Слова остаются застывшими", "мой девиз - молчание". Вместо расплетения путаницы, инакочтения символов, конкретно переживаемых нами обоими, я действую противопоставлением своего (оно - легче расплетения): я пытаюсь лишь возразить на "скепсис"; и возражение против скепсиса - тема о соединении символизма и критицизма; она - введение музыки, ритма, Логоса и темы в вариациях (читай, всяческого "трансформизма") в сохлый слой мысли, в рассудок; вопрос не в ампутации периферического, засохшего слоя мозга, говоря образно, а в нормальном орошении его кровью Сердца, в изменении ритма пульсации крови, в принятии Импульса Логосической мысли в мысль Логики рассудка; "платонизировать" Канта и пригласить для этой операции Шопенгауэра; в конечном счете - от Канта ничего не оставалось; с 1905 года я эту попытку бросаю; и "подъезжаю" к здоровому ядру кантианства, проверчивая его шилом неокантианства; но сперва я проверчиваю "неокантианца" Риккерта шилом уже собственной теории знания (об этих попытках впоследствии отзывался сам Риккерт, что они - попытки его "плотинизировать"; ему была подробно изложена критика его "Предмета Познания" в "Эмблематике Смысла"). Словом, у меня в связи с мыслью (с 1903 года до 1910) забот полон рот: занятия многотрудные, усилия невероятные, но взятые как крест в ясно осознанной миссии и "соединить критицизм с символизмом", и когда база для этого соединения готова, то готова формула перехода от "Эмблематики смысла" теории знания духовной науки. Но дорога уже видна: соединение эго-теизма Ницше с пан-теизмом Гартмана - в теософии; соединение духа музыки с мыслью - меняет самый взгляд на теорию знания. "Вот наше знание твердое, уходящее корнями во все системы мысли, но оно само не мысль", а именно "знание". Корни этого знания - в конкретном разуме, который не "по-видимому" (как у Блока) есть в зародыше, а просто есть, мне дан в моем ведении Христова Импульса. Мне не страшен "скепсис" мысли (у Блока), который для него "камень преткновения". Я отвечаю: "Пусть себе лежит... Объезжать его не надо". "Тебе говорю, - встань!" И тут же ссылки на прошлое мысли, на Веданту, на Бхагават-Гиту; взята тема истории мысли, как подлежащей терапевтическому действу силой Христова Ума; и выдвинута проблема исторического Откровения и исторического гнозиса Откровения. О "Ней" почти нет ни слова! Все слова вокруг Христа и о Христе, ибо Христос - самое условие Ее возможности.

Все это, разумеется, в "пику" позиции Блока; и, разумеется, "пика" - дружеская любовная! "Она для меня --... врата к тому, что за Ней". За Ней - Христос; и ссылка: когда-то не знал Христа; теперь - Знаю. Теперь делаю биографическое разъяснение: весной 1901 года еще не знал; или - знал сквозь Нее; но с зимы 1901 года и особенно с 902 года - узнал, как факт опыта; с той поры сама Она - в теме Христа. "Я больше люблю Христа. Вот... несовпадение в видениях". И приглашение: искать причины несовпадения; зов к христианскому гнозису; и оправдание в нем даже "схоластики", как очертаний, хотя теневых, но совпадающих в контурах с вещами "дружеская" пика.) И - опять "пика": указание на эфемерность образов и образных выражений вне подлинного опыта Христо<ва> Гнозиса; и - попытка (опять обреченная на неудачу, ибо "цветной символ" - аллегория для Блока) в символах цвета сказать нечто о Лике Христа, - не иконном, а, так сказать, встающем, как радуга, над источником, "Лика", как сотканного из цветов, одна малая часть цветового восприятия - восприятия Ее в (сквозь Христа и Духа) и в розовом, как исторического становления, как культуры исторической (и в этом смысле, как культуры самой "исторической церкви").

"Не знаю, понятно ли Вам это?" Знаю, что непонятно, ибо разошлись в оформлениях; теперь уже не искание встречи, а искание гнозисом обратить внимание А. А. на "мое", как отличное от его мира.

Примечания

1 Ответ на п. 20. Помета Блока красным карандашом: "1903 - июль".

2 "Философии бессознательного" ("Philosophie des Unbewussten", 1869) Эдуарда Гартмана; вышла в русском переводе в 1902 году.

3 Мф. X, 40: "... кто принимает Меня, принимает Пославшего Меня".

4 Откр. XX, 14.

5 Неточная цитата из стихотворения Вл. Соловьева "Нет вопросов давно, и не нужно речей..." (1892); в оригинале: "В алом блеске зари я тебя узнаю, // Вижу в свете небес я улыбку твою".

6 Обыгрываются строки стихотворения Вл. Соловьева "Вновь белые колокольчики" ("В грозные, знойные...", 1900); в оригинале: "Белые, стройные // Те же они", "Ангелы белые // Встали кругом".

7

8 Ср. позднейшие мемуарные разъяснения Белого: "Внезапно отец умирает (от жабы грудной); переутомление, горечь внезапной утраты меня убивают; решают, что нужен мне отдых; и уезжая в деревню, отказываюсь от участия в свадьбе" (О Блоке. С. 51); "... после смерти отца я, устав, отказался от шаферства" (Начало века. "Совершенно понимаю, что ты не хочешь никуда ехать. Я тоже хочу безвыездно прожить в Трубицыне до конца августа и на свадьбу Блока не ехать" (ЛН. Т. 92. Кн. 3. С. 203). По всей вероятности, стремление Белого и Соловьева уклониться от шаферства скрывало также идейную подоплеку, подразумевавшую и несогласованность между предстоящим жизненным выбором поэта и основными темами блоковской мистической поэзии. Когда Соловьев (в письме к Блоку от 3 августа 1903 г., см.: ЛН T. 92. Кн. 1. С. 334) сообщил о своем намерении не приезжать на свадьбу (позднее он изменил свое решение), Блок ответил ему (9 августа): "Скажу тебе откровенно: когда отказался быть Андрей Белый, я не почувствовал такого огорчения, как теперь. Потому что еще в тени для меня <...>" (Там же. С. 335--336).

9 Опубликовано: Золото в лазури. С. 17--20 - с посвящением Д. Мережковскому и с дополнительной строфой.

10 С. 238--239 - под заглавием "Мания", без 3-й строфы.

11 Золото в лазури. С. 54--56.

Раздел сайта: