БЕЛЫЙ - БЛОКУ
Москва 1904 апреля 8.1
Милый, милый Александр Александрович,
Спасибо за письмо. Мне стало тепло от него и уютно - стало уютно в бесприютности. Я вспомнил огневые закаты, зеленые травы и много синеньких колокольчиков. Аромат полей и несказанное блаженство приближений ушло от меня теперь, весной, а еще осенью, в ноябре, приходила весна и пела. Но почему-то я знаю, что когда, разбитый и усталый, убегающий от безумия, я приду в зеленую чащу и в изнемождении замру весь в цветах, Ты меня поймешь и не станешь расспрашивать ни о нем. Я Тебя нежно люблю за это, как будто уже все это произошло. Я не могу сейчас говорить умных вещей о Боге, о людях - я устал и хочу думать в цветах о "ни о нем"...
Я хочу забыть, я хочу быть не человеком, а "существом", вот что спасет людей и вольет свежую волну в их души.
Цветов, цветов - ландышей! Мы будем бродить в лесах. Струевое серебро заблещет звоном между осоками. Мы укроем безумие в холодном серебре. Мы опояшемся серебряной лентой и, молясь, прострем ее, как орарь. Мы поймаем луну - маленький, горький кружок, - в зеркальный орарь и спрячем серебряную ленту вместе с луной между травами. Тонконогий журавль выйдет из лесного сумрака и постучит добродушно нам в спину своим тонким, алмазным клювом. Мы начнем журавлиные игры и потом холодный туман запахнет нас... до утра. Утром нам покажут душившее нас безумие. Громовым комом оно, раздутое, повиснет в утреннем небе. Синебледные зарницы пригрозят нам стрелами, но журавль скажет, указывая клювом на тучу: "Тщетно тщилась"2.
И мы узнаем праматерь чернодымной, молниеблещущей угрозы. Это будет струевое серебро. Согретое жаром, это оно ринулось ввысь и, затерявшись в голубых пустынях, нахмурилось. Тщетно грозило оно... и вот настал день: оно прольется перлами над серебряным озером, чтобы вернуться в первобытную, хаотическую прохладу...
Друг, ничего не надо. Будем отдыхать, бездумные, бездымные. Пока не нужно знать, существуем мы или нет, пусть этим занимаются неуклюжие проходимцы счастья. Само счастье ни в чем не нуждается. Оно слишком аристократично. Оно от безмыслия. Оно, только оно, как и цветы, успокоит, забаюкает...
Прости меня, Александр Александрович, за эти ненужные слова, но я сел писать Тебе по какому-то мгновенному влечению, не зная что сказать (я разучился говорить), зная только, что если я сейчас не напишу, то не напишу долго.
Я очень ярко ощущаю, что мы соединены чем-то очень сильно. Должно быть, будущим. У меня большая потребность Тебя видеть. Семенов мне передавал, что Ты будешь недалеко от Москвы3. Неужели не заедешь? Может быть, Ты приедешь к нам летом в Тульскую губернию. Я был бы ужасно счастлив Тебя видеть. Мне вообще кажется, что мы должны видеться в близком будущем. Здесь, в Москве, я начинаю себя чувствовать ужасно одиноким. Не будь Сережи, я бы мог сказать, что совершенно одинок, хотя "друзей" сколько угодно.
В настоящее время у нас начинает процветать "аргонавтизм"4 и, несмотря на его проективность, я уже с грустью убеждаюсь, что догматизму в нем еще больше, чем у "Скорпионов" и "Грифов".
В настоящее время - шепну Тебе - "аргонавтизм" у меня невольно отождествляется с "сахариновым производством"... так что бесчинность "скорпионов" после столького количества сахара начинает прямо-таки привлекать.
Ты недаром видел во сне Брюсова. Брюсов значительней кого бы то ни было. В то время как другие выставляют напоказ свою глубину, он все усилия употребляет на то, чтобы спрятаться.
Был у меня Семенов. Какой он бедный! Ходит вокруг да около, ни во что не попадая прямо. Зато он, кажется, очень хороший, честный человек. Показывал стихотворения Фридберга. Очень понравились.
Вышел перевод Бодлера Эллиса. Перевод убийственно плох. Он меня очень просит написать рецензию5. Увы, увы!..
Дорогой Александр Александрович! Может быть, Ты мне напишешь. Твое письмо меня согрело. Если будут стихи, не забудь меня.
Христос с Тобой. Остаюсь горячо Тебя любящий
Борис Бугаев
Примечания
1 Ответ на п. 41. Помета Блока красным карандашом: "1904 - 8 апр.".
3 Подразумевается традиционное летнее проживание в Шахматове.
"жизнетворческое" умонастроение, объединявшее их и близких к ним молодых людей - "аргонавтов" (название этого неформального кружка проецировалось на программное стихотворение Белого "Золотое руно"). Подробнее см. главку "Аргонавтизм" в мемуарах Белого (Начало века. С. 123--132), а также: Лавров А. В. Андрей Белый в 1900-е годы. Жизнь и литературная деятельность. М., 1995. С. 103--148.
5 Имеется в виду издание: Эллис. Иммортели. Вып. I. Ш. Бодлэр. М., 1904. Рецензию на эту книгу Белый, по всей вероятности, не написал. Резко отрицательный отзыв на "Иммортели" поместил Брюсов в "Весах" ("Новый перевод Бодлера" // 1904. No 4. С. 42--48. Подпись: Аврелий).