БЕЛЫЙ - БЛОКУ
<Апрель--май 1904. Серебряный Колодезь>1
Дорогой Милый Александр Александрович,
пишу Тебе как "существо" "существу". Я все забыл. Я не знаю, где я. Сладко мне мчаться на сонных волнах. Сладко забыться на крыльях Вечности. Она домчит нас на родину. Какой простор там, какая свобода, какое тихое, блаженное веселье! Вижу отсюда улыбки, приветы, смехи - вижу тех, с кем связан навеки судьбой. Вот качаются ароматно-сиреневые аметисты, повитые свежим, холодеющим, как ветр, пурпуром. Вот знакомое, розовое облачко тает на горизонте. Милый, разве Ты не знаешь это облачко? Вижу трепет крыл серафических, вижу Ее, пронизанную лазурью золотистой2"В добрый путь", говорю я себе, и мчусь, и мчусь. Ты не можешь себе представить, до чего мне радостно чувствовать Тебя там. Там так мало знакомых. Почти никого из "здешних" я не встречаю. Чем больше я думаю и переживаю, тем яснее мне, что знакомство с Тобой и с Любовью Дмитриевной для меня неспроста, точно так же, как неспроста для меня Брюсов, который изнутри (я это чувствую, а также имею некоторые внешние и веские сведения) ведет против меня атаку3. Но в то время, как Брюсов, встречаемый там - всегда оборотень - злая собака, лающая из белоснежных, росистых левкоев, или нетопырь, прилипающий к груди, чтобы пить кровь, - в это время Ты и Любовь Дмитриевна - ласковые, мягкие, утешающие. Ты думаешь, я не чувствую того мягкого, тихого успокоения, которое облаком находит на меня от времени до времени, и в котором я узнаю знакомые мне приветы. Я это знаю, знаю (я теперь многому научился). Слов мне не нужно. Спасибо Тебе, дорогой друг, за ласковое отношение ко мне. Знай, что оно мне несказанно дорого, как дорог был Ты мне, еще когда я не переписывался с Тобой. Бесконечно дорога мне и Любовь Дмитриевна. Я пишу все это неожиданно для себя, может быть, оттого, что, вырвавшись из города, я ушел в милое блаженство, откуда мне виднее внутренние, обитающие в тишине людские мысли.
Как было бы хорошо, если бы Ты ко мне заехал? Что касается до меня, то я постараюсь летом быть у Тебя вместе с Сережей, если Ты позволишь. Ты не то что Антоний, который в меня бросил камнем суровости в тот миг, когда я, и без того разбитый и уничтоженный, ждал от него слов утешения. Кроме всего: он выказал такое незнание меня и в то же время так грубо определил насильно, чем мне нужно быть, что я из гордости решил не подходить к нему ближе, но застегнуться на все пуговицы. Больше мне нет смысла бывать у него4.
Из того обстоятельства, что волны ужаса с глухой яростью разбивались недавно о скалы, которые воздвигнуты изнутри для защиты, я заключаю, что в будущем мы все будем нужны. Такой бури, такой ярости вражеской, которая разразилась недавно над многими, я не запомню. Из этого заключаю, что враг обеспокоился. А поэтому будем твердо встречать страхи, наметаемые врагом. Утешением мне остается только то, что мы - любимые дети любящего Отца, Который сумеет защитить нас, так что нам нечего опасаться безмерно. О, я чувствую, что Он - любит меня, и мне бывает так мило и так тепло в бесприютной суровости тишины. Он - показывает мне солнечную страну, и сад, и много цветов. А когда мне покажется, что Он оставил меня, я начинаю плакать и капризничать, пока Кто-то, Любящий, не склонится надо мной. И вся надежда моя не на меня самого, не на поступки мои, а на Его любовь ко мне, на мою любовь к Нему. Я говорю себе в дни испытаний: "Куда я пойду, если Он меня прогонит от себя". И когда я так говорю, я уже чувствую, что Он - со мною. Больше я ничего не знаю, ничего не хочу знать. Счастливый и успокоенный я плыву, плыву - уплываю на родину. Милый, там увидимся! Прощай, прощай, прощай!
Остаюсь готовый к услугам уважающий Тебя
P. S. Мой привет и уважение Любовь Дмитриевне. Не пришлешь ли мне стихов? Я теперь в деревне. Напиши что-нибудь. Мой адрес: Тульская губерния, г. Ефремов. Сельцо Серебряный Колодезь. Напиши точно свой адрес.
Примечания
1 Помета Блока красным карандашом: "1904 - весна".
2 Образ восходит к поэме Вл. Соловьева "Три свидания" (гл. 1): "Пронизана лазурью золотистой".
(Литературное наследство. Т. 85. Валерий Брюсов. М., 1976. С. 332--339), а также: Гречишкин С. С, Лавров А. В. Биографические источники романа Брюсова "Огненный Ангел" // Ново-Басманная, 19. М., 1990. С. 545--561.
"Воспоминаниях о Блоке", назвал "личностью замечательной и одаренной прозрением" (О Блоке. С. 56); 14 января 1904 г. ездил к Антонию вместе с Блоком (см.: письмо Блока к матери от 14--15 января 1904 г. // VIII, 84; О Блоке. С. 77; Андрей Белый. Воспоминания об Александре Александровиче Блоке // Записки мечтателей. 1922. No 6. С. 64). В дневнике епископа Антония имеется запись о Белом, относящаяся к этому времени: "Это юноша изящный, нежный, ему нужно чистое дело, а не туман. <...> Я не пророк, но я вижу, что если он вовремя не остановится, то погибнет совсем. <...> Растреплется совсем, а жаль, он очень талантливый" (Иеромонах Андроник. Епископ Антоний (Флоренсов) - духовник священника П. Флоренского // Журнал Московской патриархии. 1981. No 10. С. 67--68). См. также (в рубрике "Из наследия П. А. Флоренского"): Иванова Е. В., Ильюнина Л. А. К истории отношений с Андреем Белым // Контекст - 1991. Литературно-теоретические исследования. М., 1991. С. 7.