Дух одержания
Несправедливая эта рецензия появилась в номере майском "Весов". И А. А. на нее обижался, считая, что уговор наш естественно отделять наши личности от литературной полемики - явно нарушен; до появления рецензии мы не думали, что - в разрыве мы; после рецензии - ссора оформилась: мы при встречах протягивали сухо руки; и отходили в разные стороны. 22-го мая, т. е. по выходе No "Весов", А. А. писал Пантюхову: "Разве я не откровенен с вами, Михаил Иванович, -- нет, я не скрываю ничего и не оберегаю, но я чувствую все более тщету слов с людьми, с которыми было больше всего разговоров (и именно мистических разговоров), как А. Белый, С. Соловьев и другие. Я разошелся, отношения наши запутались окончательно и я сильно подозреваю, что это от систематической лжи изреченных мыслей...81"
А. А. был, конечно же, прав: именно я требовал от него ясных слов, ясных формул душевных движений меж нами; он был объективней меня в "субъективном" молчании; и я был субъективен в подыскивании "объективных" причин нашей ссоры; мои объяснения поведения Блока звучали, как обвинение, бросаемое как обвинение его моральному миру; он - через "нет" мне бросил свое "да", утверждающее меня; отходя в сфере чистой душевности, он протягивал в "духе" мне руку чрез все расхождения; эта сфера его, мне казалось - ничто, "пустота".
душевных сферу строгого мрака, порога пред откровениями духовного мира, - пытался впоследствии он осознать, что доказывает стиль отметок на Добротолюбии (при чтении произведений Антония); отметки А. А. замечательны; стилем духовной безобразности сигнализировал он. Антоний Великий гласил: "Свободу, блаженство духа составляет настоящая чистота и презрение при временности" (подчеркнуто рукою А. А.); или: "знайте, что дух ничем так не погашается, как суетными беседами" (снова подчеркнуто).
Он хотел быть со мною в обители, не нарушаемой суетными мыслями друг о друге: а я - "суетился": не мог приподняться я над душевной смятенностью; руку, протянутую из Духа и в духе, я встретил, как тень пустоты; а тоскою моей разжигаемой полемическим пафосом Эллиса и С. М. Соловьева, - естественно диктовалась заметка "Обломки миров", бьющая по духовному миру поэта.
Обвиняя А. А., я во многом был грешен тем именно, за что нападал на А. А. Самосознания - не было; самосознания ни в ком не было; те, которые соединились как "аргонавты", -- теперь изменились; иные уже отошли, как Владимиров; а другие, как Батюшков, Эртель, нам стали далеки. Ядро "аргонавтов" -- осталось: в него вошли Метнер, Нилендер; С. М. Соловьев отдалился от А. С. Петровского; М. И. Сизов проживал в Петербурге; оставшиеся не мечтали, как прежде, о светлом; и выступали чудовища, охраняющие Руно; были жизнью изранены мы; были выбиты из седла; но тем более ощущали кружок наш, как целое душ, кровно связанных: стала тенденция "аргонавтизма" нам братством; Петровский, я, Эллис, С. М. Соловьев, Э. К. Метнер, Нилендер, Н. М. Киселев, М. Сизов и Рачинский - образовали естественно возникавшее братство.
Уже не мечтали о зорях; и - думалось: "Дай-то Бог продержаться кой-как"; положение наше в Пути представлялось мне образом: некогда взошли на гору; и оттуда увидели горизонты зари; и - приблизили их (аберрация перспективы); леса нас обстали; в лесу - потеряли друг друга; перекликались - издали; лес же был - заколдованный; каждому приходилось в странствии сталкиваться с мороком.
Я предсказывал: пройдут годы, и - все-таки: выйдем из леса мы к берегу моря, увидим зарю; и здесь встретимся вновь; и - сойдет: кроткий отдых; а ужас - рассеется; и придет из-за моря корабль, иль "Арго": нас взять; представлялась дорога - чрез море - исполненный новых опасностей; но - другого порядка; там встретят нас - "водные" ужасы: после "лесных".
Будущее России вставало в двух образах: или появится Некто в России, подобный Петру; он прискачет на грозном коне от каких-то таинственных гор, называемых мною Карпатами, - Некий, подобный увиденному колдуном "Страшной мести"; и я называл почему-то его - "граф из Австрии" (Карпаты ведь в Австрии); может быть, - будет бунт: Сечь Запорожская; в этом случае угрожает пришедшая "Красная Свитка" (у Гоголя); и - раздваивался: меж Сечью и графом; под Сечью, по всей вероятности, разумел я восстание снизу; под графом, наверное, я разумел - насаждение какого-то рыцарства, посвящающего себя перерожденью России; чувствовались опасности: мог ведь быть Калиостро82; а с Сечыо (октябрьскою революцией) ведь могла обнаружиться Красная Свитка; и - "харя свиная" (не Нэп ли?). Не знаю, что следовало разуметь мне под образами, возникающими в сознании; образы двух путей (революций) вставали.
В то время я чувствую приступы медиумизма; медиумизмом охвачены все "аргонавты", которые часто провещаются, отдаваясь течению внутренних образов, кажущихся рассудку невнятными; я наблюдаю в себе странный штрих: на собраниях наших порою мне хочется завертеться, как в танце; я пользуюсь вечеринками, переходящими в буйный галдеж, - начинаю "вертеться"; и после "верчения" в шутку я начинаю гадать, взявши за руку того или иного, и вслушиваюсь в течение внутренних образов; начинаю описывать образы вслух; были случаи: люди, которым рассказывал образы, явно путались: и виделся в них вещий сказ; некоторым - я гадал; на одном из гаданий моих, Н. К. Метнер, - увертывался: не хотел, чтобы я "провещал" о нем.
Медиумизмом охвачен был Эллис; одна теософская дама так выразилась об Эллисе: "Проходной двор для темных, где все - позадержаны: темным проходом"; действительно, Эллис ходил, овеваемый - тем и другим; кто-нибудь совершил некрасивый поступок; и Эллис считал себя вправе - вмешаться; или "подлая" статья, на которую надо ответить, переполняла всего его; постоянно влетал он в тяжелые столкновенья; его выручали друзья; раз, на юге, увидевши, что пристали к еврею, - он палкою отколотил черносотенца; после качали за это его; он был должен из города тотчас же выехать (опасаясь полиции); раз в "Эстетике" подошел к нему интеллигентный военный, желая поговорить; Эллис тут же смешал с адъютантом Джунковского83 подошедшего: и отказался подать свою руку, воскликнувши, что адъютантам губернаторов не подаст он руки; офицерское собрание постановило дуэль; вмешался Джунковский, который наверное Эллиса знал (до губернаторства он бывал у Бальмонта, был с нами знаком); и Джунковский решительно заявил, что оскорблен он, Джунковский; он Эллиса вышлет-де: а дуэль запретил; Эллиса же оставил в покое: не выслал.
С неудержимостью отдавался медиумическим припадкам веселья на наших собраниях Эллис; великолепно под музыку изображал, - что угодно; так: мама садилась играть кинематографические мотивы для Эллиса, изображавшего, как танцует вальс: студент-большевик, меньшевик, эсер, кадет, юнкер, паж, правовед, еврей, армянин, Брюсов (не танцевавший), Батюшков, или профессор (такой-то); изображал он сложнейшие сцены кинематографа, передавая дрожание и стремительность жестов экранных фигур; изображал вымышленные инциденты, якобы происшедшие с тем или иным из знакомых; великолепнейшим номером Эллиса была лекция профессора В. М. Хвостова, якобы прочитанная в психологическом О-ве: мешковато усаживаясь на стул, морща лоб, громко чмокая по-хвостовски губами, он делался вылитым В. М. Хвостовым, гудя:
- Милостивые государыни и милостивые государи! Некоторые уважаемые мыслители говорят, что свободы воли нет, а другие, не менее уважаемые, утверждают обратное; есть группа столь же уважаемых мыслителей, которая утверждает сперва, что свободы воли нет, а потом, впадая в явное и в кричащее противоречие с собою, приходит к заключению, что свобода воли есть; и есть группа уважаемых и столь же замечательных мыслителей, которая сперва утверждает, что свобода воли есть, а потом впадает в не менее явное и не менее кричащее противоречие, приходя к заключению, что свободы воли нет. Милостивые государыни и милостивые государи: коли свобода воли есть, так она есть; а коли ее нет, так ее нет. Разберем же эти группы и подгруппы в их отношениях к проблеме свободы воли и т. д.
Крутом хохот; Эллис же, совершенно перевоплотившийся в В. М. Хвостова, развертывает часовую лекцию о свободе воли всю сплошь состоящую из набора слов.
Рассказывали впоследствии: когда Эллиса и меня уже не было (были у Штейнера мы), В. М. Хвостов таки взял и прочел в Психологическом О-ве лекцию о свободе воли, которая была удивительным повторением пародии Эллиса; говорили, что многие, прежде слыхавшие Эллиса, были охвачены внутренним смехом.
Пародии, импровизации, пляски свершались Эллисом с бурною заразительностью, охватывающей решительно всех; помню: раз собрались у меня Шпет, Ю. К. Балтрушайтис, Феофилактов - ряд других лиц; отодвинули стол: кто-то сел за рояль, а Эллис тотчас пустился в быстрейшее, заразительное верчение; не прошло и трех минут - и все завертелись в плясе: и Шпет, и "суровый, как скалы", "номера" его часто гремели в московских кружках; очень скоро потом братья Астровы вывозили Эллиса по знакомым; и - приглашали на Эллиса; так: однажды был съезд естествоиспытателей; группу ученых с научного заседания привезли в частный дом показать им пародии Эллиса; были седые профессора, только что заседавшие где-то; но не прошло получаса, как все завертелися в дикой пляске; вертелись седые профессора.
Однажды группа друзей отправилась с Эллисом в увеселительный сад; сели у сцены - за столиком; грянула музыка и появился на сцене танцующий негр; Эллис, которого не успели схватить, неожиданно прыгнул на сцену и, отстранив быстро негра, пустился выплясывать под оркестр; публика - недоумевала сначала; а после пришла она в дикий восторг; в эти дни получал Эллис письма; и все начинались, приблизительно, - так: "Дорогой Лев Львович, - до меня дошли слухи: вы, литератор, - плясали в кафе-шантан"... Или: "Левушка, - правда ли"... и т. д.
Я описываю парадоксальное поведение Эллиса, потому что считаю: он был одержимый в то время: как в "шалостях", так и в "весовской" полемике; правильно выражалась теософка, что он - проходной двор для темных, где светлые были задержаны: темными. Темные, вырываясь из Эллиса, как угарные газы, порой отравляли меня; одержание - вот чем он заражал; одержание подымалось во мне; некоторые стихотворения "Пепла" и нападенье на Блока - симптомы тогдашнего моего одержания. Но одержание разливалось широко в России: "огарки", саниновщина, азартные игры, пляс, пьянство, серия убийств темное время: и настроение времени чутко передано в стихотворении А. А., написанном вскоре:
Опять с вековою тоскою
Пригнулись к земле ковыли.
Опять за туманной рекою
Ты кличешь меня издали...
Умчались, пропали без вести
Степных кобылиц табуны,
Развязаны дикие страсти
Под игом ущербной луны.
И я с вековою тоскою,
Как волк под ущербной луной,
Не знаю, что делать с собою...
Страсти -- были развязаны; что делать с собой -- мы не знали.
У А. А. в стихотворении этом уж есть осознание общего одержания, как предчувствие страшной воины:
И трубные крики татар,
Я вижу над Русью далече
Широкий и тихий пожар84.
Это - рокоты сечи: 1914 год; и то пожар 1917 - 1920 годов.
Ожидание чего-то большого и неизвестного посещало меня; сквозь тоску я прислушивался к поступи будущего. В стихотворении, посвященном С. М. Соловьеву, есть строки:
Ты помнишь? Твой покойный дядя
Из дали безвременной глядя,
Вставал в метели снеговой
В огромной шапке меховой,
Пророча светопредставление...
Потом - японская война
И вот - артурское пленение,
И вот народное волнение,
Холера, смерть, землетрясение -
И роковая тишина...
И далее:
Годины трудных испытаний
Пошли нам Бог перетерпеть...85
1908 год - гнет ожидания: испытаний.
"аргонавтов", я направлялся - к Морозовой, к Метнеру; и - в "Дом Песни" д'Альгеймов.
У д'Альгеймов бывал в этот период я часто; в уютной столовой за чаем, разливаемым Марией Алексеевной Олениной, каждый вечер почти собиралося общество; чаще всего здесь встречался: с Петровским (ставшим в близкие отношения к д'Альгеймам), с покойной художницей В. А. Олениной, с В. С. Рукавишниковой86, с С. К. Мюратом, с А. М. Поццо, с Н. А. Тургеневой, с Рачинским, с гр. С. А. Толстым, с проф. Тарасевичем и с его покойной супругою А. В.87, бывшею ученицею М. А. Олениной; здесь бывали: Брюсов, Шпет, Метнер, музыкант Богословский88, критики Энгель, Кашкин и др. Барон Петр Иванович д'Альгейм был вполне замечательный человек, соединявший в себе культуру искусств с углублением в мистику, в каббалу; автор книги "Les passions de maitre Villons"89, нескольких прекрасных переводов, знакомый Вилье де Лиль-Адана90, разорвавший связи с позднейшими символистами, верный традициям героической эры искусства, - он здесь, в Москве, среди нас был носителем французских традиций, подобно тому, как дом Метнеров был очаг культа Гете, Бетховена; я заставал часто П. И. д'Альгейма склоненным за шахматами с Петровским; откинуты шахматы - и Петр Иванович развивает одну из импровизаций своих, а я, Тарасевич и кто-нибудь - слушаем. В П. И. было всегда очень много каприза и нетерпимости; требовал он согласия с очень туманными, с очень блестящими импровизациями, произносимыми великолепным, отточенным языком; возражать было трудно (ведь я не владел виртуозно французскою речью, а П. И. не слышал противника в споре); на вечерах у д'Альгеймов обдумывались выступления М. А. Олениной в "Доме Песни"; и - наши; из этих последних мне помнится: моя лекция о "Lied"91 с вокальными иллюстрациями М. А. Олениной, "Беседа о Символизме" (участники: Рачинский, я, Брюсов, С. В. Лурье), вечер памяти Глюка (референт - Максимилиан Шик92"манифест" мне, который составил П. И.; я был должен найти русский стиль выражения; помню промучили - ночь напролет; все же Петр Иванович не остался доволен; и здесь же задумали конкурс на музыкальные переводы цикла песен "Die schone Müllerin93.
У меня случались и ссоры с д'Альгеймом; перекочевывал из "Дома Песни" -- "Дом Метнеров", находившийся как раз напротив; между "домами" шла вечная тяжба, окончившаяся ссорой "домов";
В 1908 году в Доме Песни бывал раза по два в неделю, просиживал до поздней ночи; порой М. А. пела; порою игрывали на рояли (гр. С. Л. Толстой, Богословский).
Весна 1908 года меня утомила до крайности; двинулся в наше имение94
Примечания
81 См.: Собр. соч. Т. 8. С. 241. Строки из письма цитируются неточно.
82 Калиостро Алессандро (Джузеппе Бальзано) (1743--1795) - итальянский авантюрист, алхимик и "чародей".
83 Джунковский Владимир Федорович (1865 - не ранее 1938) - московский генерал-губернатор в 1905 г., товарищ министра внутренних дел.
84 "Опять с вековою тоскою..." (1908), входящего в цикл "На поле Куликовом".
85 Из стих. А. Белого "Сергею Соловьеву" (1909).
86 Рукавишникова Варвара Сергеевна - сестра писателя Н. С. Рукавишникова, мачеха А. Тургеневой.
87 Тарасевич (урожд. Стенбок-Фермор) Анна Васильевна - певица школы М. А. Олениной-д'Альгейм.
88 Богословский Евгений Васильевич (1874--1941) - музыковед, пианист, профессор Московской консерватории.
89 (/'. La passion de maitre Francois Villon. Paris, 1892 (Страсти мэтра Франсуа Вийона). О бароне д'Альгейм см. ком. 56 к гл. 1.
90 Вилье де Л иль (наст. фам. Адан) Филипп Огюст Матиас, граф (1838--1889) французский писатель,
91 "Песня" (нем.). Двухчастная лекция Белого в Доме песни (1. "Песня и современность"; 2. "Жизнь песни") состоялась 6 ноября 1908 г.
92 Шик Максимилиан Яковлевич (1884--1968) - поэт, переводчик, критик, немецкий корреспондент журн. "Весы".
93 "Прекрасная мельничиха" (1823) - песенный цикл Ф. Шуберта,
94 В имение Серебряный Колодезь Белый уехал после прекращения отношений и переписки с Блоком во второй половине мая и пробыл там с Э. К. Метнером до 24 июня 1908 г.