Образцы второго тома стихов
Вовсе новый ландшафт, не предвиденный тихим окраем дорог, проводящих чрез первый, разобранный том. Озаренный в конце осеннеющим небом: "О край неизвестных дорог... Здесь горит осиянный чертог" -- золотой, сентябреющий; "Светлая в мире пора"-- начинается новый этап - "Тишина умирающих злаков", иль тот же сентябрь; от июня течет первый том; и октябрь -- центр второго.
Лишь в тоне золота пересекаются томы; но золото - разное; в первом - воздушное; и застывающее металлами, тканями - во втором; так "окрой" осиянных дорог здесь лишь - занавес; на нем крупные надписи: "Золотистая осень разлук", "Золотая порфира", "Осеннее злато", "Золоторунная грусть" и "Тяжелое золото"; занавес - стилизован: и нарисованы: облако золотое - "шишак"; солнце - "шлем воина"; "солнце завета"; мечи же - лучи; здесь обратно: и солнце - "шлем воина"; и - "закат оловянный"; и месяц, как "шлем"; снова - "шлем", "шлем", "на шлемы "; опять - из-под "шлема", "шлем воина". Сколькие "шлемы"?
И -- сколькие "латы", "щиты" и "мечи": "щит", "к щиту", "", "меч", "мечи", "лат", "в... кольчуге", "в доспехе" и "латы" и...; и - так далее; сколько доспехов! Где рыцари? Спят: неподвижно; один прислоняся "к щиту... увязил долговязую шпору"; и -
Чуть блестят золотые венцы
Скандинавских владык196.
Вот недвижные "латы", а обладатель их - "статуя".
Все - нарисовано: "злато" есть занавес, отделяющий том второй от "межи золотой в бездорожье"; "медь" повторяется: "медный", "медь", "медью", и это оркестр: "медь" -- "поет"; и опять: "голос меди"; "скрестила мечи" -- звук литавров: фанфары; фанфарные выраженья (они пропадают; они - увертюра пред действием): "Волосы ночи натянуты туго на срубы и пни"; тоже: утро - "пустило стрелу"; и "вечерняя прелесть" аллегорически "увивает" "руки", а День (с большой буквы) аллегорически их заламливает; появляются трубачи ("черной ночи"); читатель: великолепнейший латоподобный закат, аллегория занавеси - быстро взлетит: пропадет "голос меди"; "трубач" -- перестанет играть; и ландшафт нам предстанет за занавесью.
Вот и взлетает: "где золотистая осень разлук?" Пролетела, отвеяна? Солнце, "шлем воина" -- где? Оно убрано: вот так закат! Он - полоска; такой вовсе не было; здесь: - - "полоскою алою", "на полоску зари", "на закате полоской" "полоска зари", "полоса" и опять: "над полоской "; и - далее. -
полоски зари - начинается действие; "медные светы", аллегорически скрещенные с мглы мечами, живые для первого тома - исчезли с подъятием завеси; ново для Блока (совсем неожиданно!) - нет ни света, ни тени: одна светотень; и проходит одно слово в книге; и - новое: "серый"; серы -
- Что не серо? -
- Серы: паруса корабля, в сером сне маяки, прибережные камни, "чело": в сером вечере, в сером дне, в сером утре и в городе, где - все прохожие где серая пыль, пыльно-серая мгла, даль - сера, потому что и небо серо, дождь - ни белый, ни черный, - а серый; и он прибивает лишь серую пыль; "дымно-сизый старик оперся на костыль"; и "на серые камни ложилась дремота"; и мир - "злая" просерень: "на всем... серый постылый налет". Слово серый настолько отсутствует в первом томе, что, помнится, появление слова меня поразило:
День был бледно-серый, серый, как тоска...
197.
Оно - всюду: не плоскость - пространство; и сквозь него-то - цвета; "серость" только налет на... опять новой краске для Блока; так много ее: цвет - "зеленый"; и "серое" -- серо-зеленое; "серое" -- в воздухе; "зелень" же - твердости; и "зеленый", как мир: оно - всюду: - конечно же "зелены" травы; конечно же "зелены" -- весны, как и всегда у поэтов; и "луга" там и "рвы", и "глаза", "зеленые кудри", "зеленые колпачки"; не бывает зеленых цветов; а у Блока - бывают: "зеленый цветок"; даже твари - "зеленые"; выпархивает "зеленая" искра, и месяц - "зеленый", "зеленые" волосы; "зелень" -- не зелень растительности: свет "зеленый", выкидываемый серым миром: "зеленые" "зеленая" мгла; эта мгла повторится: "в зеленой ласкающей мгле"; горят светотени "зеленым огнем": да, зеленый, но - огненный мир; оттого-то - "зеленый как мир".
Вглядываясь, открываем мы третий оттенок, опять-таки новый, -- "лиловый"; где он в первом томе? А здесь: -
- "Свет лиловый", "лиловые скаты оврага", "лиловые сумерки"; дважды: лиловый цветок, "фиолетовый запад", - вот сколько лиловостей! --
- Серо-зелено-лиловое! --
- Вот что впервые встречаем, когда поднимается занавес, изображающий "золотистую осень разлук"; золотое становится: серо-лилово-зеленым. Не смейтесь: цвета у поэтов - суть души: недаром же Гете всю жизнь создавал световую теорию; стало быть: серо-лилово-зеленое есть выражение мира души. Он - таков, как ландшафт; это серо-лилово-зеленое складывается в болото; "болото" -- четвертое новое слово: болота, болота! Мир прели и ржавчины! Мшистые кочки и мшистые пни; не сюда ли сбежал он с горы? И - сказал:
"Мое болото их затянет".
Затягивает - в "Нечаянной Радости":
- "Небо упало в болото", "и пахло болотом", "сижу на болоте", "болотное зелье", "болотная дрема"; и вот: "на болоте"; опять: "на болоте", "в болото", "болото", "болот", "по болоту" и над "", "в пучине" -- болотной, конечно; едва вылезаешь из "тряского" места, которое называется "пузырями земли" -- - но куда?
В том и сила "болота", что - некуда деться; из "серого" города мы убежали; ведь небо там, по выражению Блока - - устав прикрывать поступки сограждан моих, упало в болото - коль небо над городом падает, сдернувшись, в эти "болота", -- не в город же? Правда, есть земли, но - посмотрите, какие: - пустынные, мерзлые, жесткие кладбища; "скудной глины"... пласты; опять-таки, - комья; и не поднять их плугами; так не туда же?
- Но море есть: ну-ка, попробуйте к морю?
"Там буря застигла суда моряков"; и потоптавшись, - приходишь к и снова: "с болотами", "над болотом", "болотный". И - шествуешь далее; флора болотная: пни, кочки, мох: "пни", "над кочкою", "кочки и пни" и "от кочки до кочки", "мху", "мохом", "мхов", "замшенный"; замшенное - все; и "окрестности мохом завалены"; преет, ржавеет: метанные запахи! "Гниль", "плесень", пруд зацветает; и - "ржавчина", "ржавую", "в... ржавом"', страшно то, - что: это - аура душевного мира; еще хорошо, если плесень - на дереве, если ржавчина - травы; но - нет же: "в тайник души проникла плесень"; "исторгни" - он молится - "ржавую душу".
Так серо-лилово-зеленое, складывая болото, бросает угар испаряемых газов, который ему представляется запахами "лиловой" фиалки; и он, одурманенный запахом газа, вещает "в зеленой ласкающей мгле" (в отравляющей мгле):
Слышу волн круговое движенье
И больших кораблей приближенье,
Будто вести о новой земле.198
В результате же он признается, что плесень проникла уже в тайники его жизни; и, стало быть, прав был и я, когда Блок, уведя меня, взяв меня за руку, начал рассказывать миф о "лиловом цветке", за которым пошел он... в болото; как газом угарным, пахнуло тогда на меня! Мне бы, - звать его, с места сорвать; не подступишь, когда он уселся на кочке; и - стал проповедовать: "Мне болотная схима -- желанный покой"; и читать с кочки проповедь: "Полюби эту вечность болот". Если б стал его звать, про меня написал бы:
Когда он исчез за углом,
И оставил меня одного
(Чем я был несказанно доволен).
Прогнал бы, отправясь в избу:
Так сижу я в избе,
Рядом - кружка пивная
И печальный владелец ее.
Понемногу лицо его никнет,
Скоро тихо коснется колен,
Да и руки, не в силах согнуться,
Только брякнут костями,
Упадут и повиснут.
Кто, кто это?
Этот нищий, как я - в старину,
Был, как я, благородного рода
Стройным юношей...
А теперь?
Вот обрывки одежды его...
Но, позвольте, к чему тут "как я, -- ", "был, как я"; ближе к делу, без всякого "как", потому что тот нищий есть "я", о котором (себе) говорит он:
"Нищий, распевающий псалмы".
А обрывки одежд его, - аура прошедшего:
Жалкие крылья мои -
Крылья вороньего пугала.
Это - двойник, издавна убегавший с горы - на болота, себя самого подозвавший туда, усадивший на кочки себя, с собой слившийся, так что действия двух половинок сознанья, - одно теперь; и наблюдающий засыпа-нья другого становится - спящим, другим:
Цепенею и сплю.
И во сне исповедую теософию ржавого места:
Болото - глубокая впадина...
Впадина - небезопасная (есть такие: пифийская щель199, например): газы болота (метаны) - вонючи; они-то и есть "пузыри"; Банко с Макбетом, здесь проходя в старину, увидали хохочущих ведьм; но не сели на кочки: прошли, обратясь друг ко другу:
Земля, как и вода, содержит газы,
И это были пузыри земли200.
Пузыри -- пар болотный; отсюда туман покрывает страницы "Нечаянной Радости"; слово - туман так же часто, как "серый", "зеленый", "болотный": туманы, туманы, - туманы сознанья: - - дым "с пруда", "туманов", "туман"; иль: "с туманом", "туманные полосы", "расточала туман", "синим паром", в "туманах", "туманной", "туманов", "в тумане", "я в туманах бродил", "сквозь ", "извечно туманны", "туман" и - "туман". И - так далее: сколько угодно тумана; и - воспрошает с тоскливостью: "Кто рассеет болотный туман", потому что он чувствует: это - "зловещий... угар". Здесь Макбету и Банко являлися - ведьмы; и Блок здесь увидел старуху: как мир стара, как лунь седа. Никогда не умрет, никогда, никогда"; и за ней - свита нечистей, элементарных стихий, или - нитей судьбы, передаваемой в руки тому, кто вперяется в образы Лиха; да, "Лихо" есть участь; старуха же - Парка: она представляет сознанию образы подсознания, чтоб человек мог прочесть свои темные корни, которые отрезают от зорь; тут - порог меж иными мирами и нашим; до этого места ведут, как дитятю; а с этого места - бросают; сознанию предлагается: прочитать знак судьбы. И Макбет здесь, прочел: нет опасности; не пойдет, в самом деле, -
Бирнамский лес
На Донзинан.
"лес"; да, "леса" -- сходят с места стремительно: в миги судьбы; и леса - подсознание; в "зорях" -- вершины встают Древа Жизни; в болотах видны обнаженные корни, сосущие влагу из недр: корни - карлики, чертенята; Блок видит их:
- "Нежить вод", "чертики", "попик болотный виднеется", "старикашка... запрыгал на пне", "собрались чертенята и карлики", "кувыркаются, поднимают копытцами пыль" "страшный черт ухватил карапузика"; "слышен зеленый двойник" (или бледно-зеленый): восставшее подсознание "розово-золотого" поэта; невидим, неслышим он в нас до явленья Старухи; и после он - слышен: "В полях отвечает зеленый двойник" и "гуляет в полях Невидимка", "в полях хохотал Невидимка"; звук колокола: "Страшный колокол будет вам петь", - "над болотом - проклятый звонарь. Этот темный звонарь с нами связан: груз прошлого чувствовал тяжестью Блок ("это - внутренний "тюк" его"); он в работе над ним, будет час, - и запросится к свету:
Скоро... чертик запросится
Ко святым местам.
А пока он - "звонарь":
Я узнал тебя, черный звонарь.
"Звонаря" ощущали с С. М. Соловьевым и мы в роковое, тяжелое, революционное лето, когда все друг в друге не видели рыцарей, видели - - призраков; мне С. М. все твердил полюбившееся двустишие:
Сидит один черный монах...
Тот монах, над путем восседающий, - рок; когда чувство присутствия рока в С. М. подымалось он - приходил: и, вперяясь в меня, говорил одно слово:
- Бургосский!
Он - "черный, болотный звонарь". Но А. А. не всегда понимал степень грозности появленья "бургосского" (связанность нечисти - с ним), потому что "бургосский монах", про которого говорил он и прежде ( "мой страшный, мой близкий -- ") превращается в "черного попика"; и А. А. вместе с нами повторяет: "душа моя рада -- "; о, - легкомысленное отношение к собственным "недрам"! Оно - и после скажется при появлении Командора201 и Темного Сэра202"бургосский" приходит позднее: с расплатой за "игры с ним"!
Катастрофа, увы, - не до дна потрясает поэта; и оттого-то она - не до дна и минует его; и становится - затяжной катастрофою, выражался - в лейтмотивах "Возмездия"203, над которым скончался поэт.
"ведьм" порешили:
Земля, как и вода, содержит газы.
И это были пузыри земли.
"ведьм" вызывает тот пласт подсознанья, который отныне сопутствует: это "стихии" в нас; Макбет отдался им: ведь не пойдет же, в самом деле,
На Донзинан.
Он - пошел.
Блок считает, что образы попиков лишь "поседелых туманов развалины", "попиков" (знаю я: те альбомы А. А. с удовольствием долго рассматривал, очень любя их; и после уже появились в стихах его все персонажи набросков Т. Н.); не увидел до дна все "неспроста" в сложении дымки туманной так именно, как слагалась она в его мире души; это "плесень" -- не только болотная:
плесень.
И все потому, что Она "отошла без возврата". "Закатилась Ты с мертвым Твоим женихом"; наступила "зеленая мгла". "Будь ночлегом, зеленая мгла"; и "болотная дрема... текла", Банко с Макбетом, - скоро выходят из места туманов; А. А. - сел на кочке: "зловещий угар" "Мы прожили долгие жизни", "в старину был, как я, благородного рода"; сердце "прошлому радо", достоинство прошлого (рыцарство) - здесь, в этом томе, музей: лат, мечей и щитов; не наденешь их сызнова: "Миновали сотни и сотни лет", "плакал... о том, что никто не придет назад"; "нить какая-то развязана, сочетавшая года". Но отсутствие прошлого есть испытание: прошлого не было; прошлое - только стремленье к духовному миру; вход - в нас: через встречу с "бургосским", победу над ним; но А. А. - отступает в картину воспоминанья того, чего не было; это - лохмотья былого, иль "крылья вороньего пугала"; рыцарский шлем есть колпак, и шишак - бубенец; и "я нищий бродяга"; я - "забинтован тряпицей" (мотив "Балаганчика"), "душу разбил пополам",
Или я, как месяц двурогий,
Только жалкий сон серебрю,
Всем, бессильным встретить зорю?204
И потому-то:
Тащитесь, траурные клячи!
Актеры, правьте ремесло,
Всем стало больно и смешно208.
Здесь - разбросан туман; проступает везде обыденность, которой ведь не было в "золотистой лазури": туман - не рассеялся; наоборот: он - сплотнился; "бургосский", неузнанный стал вороватым хозяином, сдавшим квартиру с такими сквернейшими стеклами, что, как посмотришь, увидишь лишь: "Стены фабрик, стекла окон, грязно-рыжее пальто", иль "ко всему приученный... диск", "вереницы зловонных телег", или - "складка рубашки" и "серый постылый налет", "углами... мебель... окурки, бумажки", "опрокинутые кадки"; природа - такая же: "Над равниной мокрой торчали кочерыжки капусты", "на пригорке лежит огород капустный"; словом "лес" прозаической неподвижности: он - не пойдет: -
- Бирнамский лес
Он - пошел: в "Страшном мире"206.
Не знаю болезненнее, иллюзорнее прозаического реализма, здесь, там выступающего из тумана "Нечаянной Радости"; да, "прозаический реализм" сам туман: ноты пьянства: "сижу я в избе. Рядом -- кружка пивная"; "гадалка... швырнет... свой "; "буду слушать голос Руси пьяной, отдыхать под крышей кабака"; "и пьяницы, "In vino Veritas!" кричат", "ты право, пьяное чудовище! Я знаю: истина в вине"; "взволнованный "; "и на щеке моей блеснула, скатилась пьяная слеза"; "авось ты не припомнишь мне, что я увидел дно стакана", "топя отчаянье "; "у пьяного поэта -- слезы, у пьяной проститутки - смех" и т. д.
"Мертвый месяц беспомощно-нем... Знаю - сморщенный лик его стар"; "Мне привиделась Смерть"; "похоронные звуки... часов"; "смерть летит"; месяц встал "мертвым глазом"; и "смерть пришла"; "старость мертвая"; даже земля: обнажает лишь "кладбища"; злак тоже - "мертвый"; глаз - "мертвый"; "даже рифмы нет короче глухой, крылатой рифмы: смерть". Эта мертвенность - в нем: "Ты оденешь меня в серебро и когда я умру..."; "мой саван плотен"; "кто у в час закатный?"; "слаще боль и ярче смерть"; "дай мне спокойно умереть"; "я буду мертвый"; "мертвец -- впереди" и т. д.
Смертью кончаются темы "Нечаянной Радости" до "Снежной Маски". Заглавие книги казалося мне - кощунством в те годы. Сам А. А. в нашей схватке казался мне мертвым. И был я неправ в легкомысленно внешней оценке "Нечаянной Радости"; смысл ее - в целом; она - антитеза; она объясняется в синтезе третьего тома: в России.
Примечания
196 "Ночная фиалка".
197 Искаженная цитата из стих. "День был нежно-серый, серый, как тоска" (1903).
198 Из поэмы "Ночная фиалка".
199 Расщелина, над которой был воздвигнут храм Аполлона в Дельфах. Вдыхая выходящие из нее испарения (газы вулканического происхождения), жрица-прорицательница, жившая в храме, - пифия погружалась в экстатический транс и начинала вещать о будущем.
200 Двустишие из трагедии Шекспира "Макбет", взятое в качестве эпиграфа к разделу "Пузыри земли" 2-го тома стихотворений Блока.
201 "Шаги командора" (1910--1912).
202 "Сэр" фигурирует в стих. "Осенний вечер был под звук дождя стеклянный..." (1912).
203 Неоконченная поэма Блока, над которой он работал в общей сложности (со значительными перерывами) с 1910 по 1921 г. Первоначальный замысел поэмы возник под впечатлением смерти отца в Варшаве в 1910 г. Но постепенно он расширялся и перестраивался. "Тема, - писал Блок в предисловии к поэме, - заключается в том, как развиваются звенья единой цепи рода... Род, испытавший на себе возмездие истории, среды, эпохи, начинает, в свою очередь, творить возмездие; последний первенец уже способен огрызаться и издавать львиное рычание; он готов ухватиться своей человеческой ручонкой за колесо, которым движется история человечества. И, может быть, ухватится-таки за него" (Собр. соч. Т. III. С. 297--298). Эпиграфом к поэме взяты слова Сольнеса - героя драмы Г. Ибсена "Строитель Сольнес": "Юность - это возмездие".
204 Из стих. "Я живу в глубоком покое" (1904).
205 Из стих. "Балаган" (1906).
206