Письма Блока ко мне
Всякое письмо А. А. Блока к С. М. Соловьеву прочитывалось, комментировалось и служило темой бесед; отрывки писем показывались и мне; казалось, что с А. А. мы знакомы, - тем более, что он знал "Симфонию", вышедшую весной 1902 года; в "Симфонии" бралась тема поэзии Блока, но развивалась она сатирически; в намеренных парадоксах и шутках; а у Блока - звучала та тема торжественным вызовом миру; он - сбрасывал "маску"; ходил в "полумаске" я; Блок, вероятно, воспринял с опасением подобное проведение темы о "Ней": он был - "максималистом"; я - "минималистом"; различие в подавании темы, нам общей - предмет обсуждения в переписке, которая меж нами возникла.
Помнится: в первых же числах января 1903 года175 я написал А. А. витиеватейшее письмо, напоминающее статью философского содержания, начав с извинения, что адресуюсь к нему; письмо написано было, как говорят, в застегнутом виде": предполагая, что в будущем мы подробно коснемся деталей сближавших нас тем, поступил я, как поступают в "порядочном" обществе, отправляясь с визитом, надел на себя мировоззрительный официальный сюртук, окаймленный весь ссылками на философов. К своему изумлению, на другой уже день получаю я синий, для Блока такой характерный конверт с адресом, написанным четкой рукой Блока, и со штемпелем: "Петербург"176. Оказалось впоследствии: А. А. Блок так же, как я, возымел вдруг желание вступить в переписку; письмо, как мое, начиналось с расшаркиванья: не будучи лично знаком он имеет желание ко мне обратиться, без уговора друг с другом обоих нас потянуло друг к другу: мы письмами перекликнулись. Письма, по всей вероятности, встретясь в Бологом, перекрестились; крестный знак писем стал символом перекрещенности наших путей, - от которой впоследствии было и больно, и радостно мне: да, пути наши с Блоком впоследствии перекрещивались по-разному; крест, меж нами лежащий, бывал то крестом побратимства, то шпаг, ударяющих друг друга: мы и боролись не раз, и обнимались не раз. Встреча писем и встреча желаний, взаимный жест, встреча - меня поразила177.
Внешним поводом письма Блока ко мне послужила статья моя, только что напечатанная в "Мире Искусства" ("О формах искусства")178. Статья - резюме двух докладов, прочитанных в студенческом О-ве имени С. Н. Трубецкого; их мысль: форма творчества строится музыкой; внешнее выражение музыки - ритм; форма ритма есть время; градация формообразования строится по нарастанию времени; от безвременности пространственных форм к динамике бессюжетного мира симфонии; крайние точки градации: зодчество, музыка; история мира искусства есть метаморфоза моментов, сбрасывающих одеяния косного мира: грубейшее вещество, краску, слово; в музыке слышим мы генерал-бас всей культуры; в ней зерна грядущих искусств, переносящих центр тяжести от формы к самой жизни.
А. А. Блок в обстоятельном первом письме разбирает позицию моего реферата; он чутко впивается в слабый мой пункт: я существенно статьей не сказался; в ней жест - в сторону академизма, рутины; статья - полумаска; в ней я обрекаю себя на досадную двойственность: слово "музыка" берется в двух смыслах; "музыка" в обыкновенном значении не может быть "музыкой сфер", символом неизреченного в звуке, символом символов, к которому стремится культура. Символом Той, Которая одна во всех музах. Эта муза есть "музыка": она же - София, вещающая в поэзии Соловьева; о Ней я центрально сказал уже стилем симфонии; но в статье, оробев, отступил от себя, назвав Ее музыкой (в двоящемся смысле): тут двусмысленность, подобная "инфлуэнце"; и "инфлуэнца" - "влияет"; "влияние" моей музыки есть влияние "двусмыслицы", почему отступаю я от реального смысла в двоящийся смысл, в риторический, уподобляя свои знаки слов аллегориям Мережковского, для Блока кощунственным, мертвым, подобным застывшей гримасе холодного арлекина (Erl-Konig'a), оплотневающего до каменной рожи, до истукана, рот рвущего в хохоте перед разливом фаллических культов; мне, призванному обнажить меч за правду Единого Имени, следует выставить на знамени Имя Рек, не опуская над именем полумаски; "музыка" моя - холодная "полумаска". Зачем обрывается на полдороге мой голос.
Вот смысл ответа А. А. на статью, напечатанную в "Мире Искусства"; письмо - изумительное сочетание: из глубоких мыслей, юмора, мистики и полемического огня: остро блещут крутые и полные мысли строки, которых за неимением их под руками, к великому сожалению, я не могу привести. Здесь А. А. выявляет себя решительным максималистом, презирающим всякие компромиссы с терминологией отжившего мира "сократиков", которою я кокетничаю; язык мыслей моих - компромиссы; революционер Блок уличает меня.
Письмо и озадачило, и восхитило: не таким привык я видеть А. А., представляя его созерцательным, тихим, задумчивым, может более законченным, но не способным на юмор, полемику, бойкие экстравагантные шаржи; этот юмор в соединении со скептически обостренным умом озадачил меня: озадачили, пожалуй, и несколько трезвые ноты максималиста Блока; озадачило великолепное умение вести диалектику (поэты - плохие рассудочники); я должен сказать: письма Блока всегда содержательнее, утонченнее, оригинальнее статей его.
Помнится: я написал А. А. письмо-отповедь179, но содержание письма я не помню; трагедия, пронизавшая скорбью в те дни, - вырастает в воспоминании; и - заслоняет на время переписку с Блоком: болезнь и кончина М. С. Соловьева, трагическая кончина О. М. Соловьевой (все в ту же ужасную ночь)180, состояние сознания С. М. Соловьева, оставшегося без родителей, похороны и проводы в Киев С. М. Соловьева (где он сближается с семьей покойного князя Е. Н. Трубецкого, профессора киевского университета); событие - разразилось, как гром; "соловьевский" кружок вдруг исчез; оборвалась и прекратилась за смертью М. С. Соловьева связь ряда людей, соединенных любовью к покойному; длился он, правда, в интимнейшей дружбе С. М. Соловьева со мной, с А. А. Блоком; следы его теплятся на воскресеньях моих: 1903--1904 года181 и на квартире С. М. Соловьева. Кончина М. С. и О. М. Соловьевых, конечно же, отразилась и на сознании А. А. и на А. А. Кублицкой-Пиоттух, поддерживавшей письменное общение с Соловьевыми. В эти дни получил от Блока лишь несколько строк, преисполненных ласки ко мне и соболезнующей грусти; несколько слов после нашей полемики, - первая сердечная встреча с А. А., как с родным человеком.
На похоронах Соловьевых (11 января 1903 года) я встретился с П. С. Соловьевой (Allegro) и с Манасеиной182, приезжавшими из Петербурга на похороны; я пытался расспрашивать их об А. А., но не много успел: разговор все сворачивал на журнал "Новый Путь"183, первый номер которого только что, кажется, вышел; З. Гиппиус привлекала их больше, чем Блок.
В скором времени возобновилась моя переписка с А. А., продолжаясь весь год до первой встречи в Москве (в январе 1904 года).
Часть писем А. А. ко мне, думаю, могла б появиться в печати, как не носящая личный характер; ее содержание - философия, литература и мистика взятые в разрезе наших "чаяний"; часто она есть блестящий, литературный дневник, освещающий факты культуры, произведенья писателей, нас; мысли Блока рисуют тончайшие кружева параллелей, характеристик, сарказмов, разорванных струями революционной романтики, свойственной нам; письма Блока ко мне интересней многих статей его; в письмах своих он - в интимном стремлении: прочесть Имя Музы своей; эти письма - "дневник", о котором так часто мечтал Блок; предлагая когда-то мне и Вячеславу Иванову издавать непрерывно "дневник трех писателей. Дневник - осуществился позднее, в записках мечтателей184, вынужденных претерпевать ряды трудностей; стержень писем А. А. труден для понимания по теме и методу проведения темы; темы писем есть теософия Вл. Соловьева, стремительно опрокинутая в атмосферу 1900--1904 годов: то есть тема Софии, соединенной по-новому с человеком, доступная индивидуальному сознанию чутких; тема - антропософская тема; боюсь называть эту тему антропософскою 185 в 1912--1920 годах была Блоку чужда; он стоял далеко от себя 1903 года; и не вникал в штейнерианство, чуждался его. Здесь отмечу: грунд-линии мировоззрения Соловьева, естественно, совпадают с антропософией, как она декларировалась Штейнером в 1912 году.
По Соловьеву и Блоку (1901--1903 годов) отвлеченная философия умерла; но София, Премудрость, живая для древних философов, - вновь приближается к существу человека: соединяется с ним, образует с ним Новый Завет и начало завета - начало столетия. С этим бы согласился и Блок, написавший "Предчувствую тебя", и Соловьев, написавший: "Знайте же: вечная женственность ныне в теле нетленном на землю идет. В свете немеркнущем Новой Богини небо слилося с пучиною вод". Это же суть слова Штейнера при открытии Антропософского общества; антропософия исследует жизнь человека в Софии.
Могу я сказать с точки зрения антропософии и писем Блока ко мне: содержанием этих писем являлись проблемы антропософии.
В одном из тех писем особенно четко рисуется мировоззрение поэта186; письму предшествовало мое187; в нем, испуганный максимализмом А. А., я подробнейшим образом вопрошаю его о характере понимания им стихотворений В. С. Соловьева; я развиваю градацию своих точек зрения, и, предлагая тут много путей, этот веер путей развертываю я в ряде вопросов; А. А. понимает мою затаенную мысль: его вызвать на признание своего отношенья к Софии.
Письмо начинает А. А. с удивления перед моим "психологическим вопросником"; он полагает: у меня для того есть реальные основания; отвлеченно-познавательные подходы к проблемам не интересуют его, но - "гнозис" реальный; абстрактная спекуляция о Софии кончается скепсисом; и - остается: мистический путь, взятие ее в сердце. А. А. намечает возможное соединение путей: пути умственного и сердечного в мистическом разуме; разум еще не готов; вне его мысль о Ней - спекуляция.
Далее А. А. признается: чаще всего воспринимает Ее он, как веяние; печать Лика Ее - может преображать все предметы. Вл. Соловьеву финляндское озеро Сайма188 служило источником вдохновений о Ней: в стихиях воды видел он Ее Лик; Блок подчеркивает момент своего отношения к Софии: Она открывается индивидуумам; коллективному сознанию Она не доступна; индивидуум созерцает Ее, как Владычицу Мира; в мистическом восприятии Она - душа мира; но может раскрыться Она, как душа человечества; и такою Она мнилась мистикам; Ее откровения могут гласить и народам; тогда выявляет душою народ себя; и русскому Она, например, - существо всей России (не таково ли было отношение к России у Гоголя); тот, кто конкретно восчувствует дуновение Ее, не имеет еще всех возможностей передать откровения массам; для этого, по выражению Блока, нам надо титанами стать, иль сознательно отказаться от выражения Ее слов и облечь свое знание в метафизической спекуляции; но ни на то, ни на это А. А. не считает способными нас; наш удел - передавать в субъективно-интимных лирических излияниях Ее голос. Отсюда же явствует: поэтическому сознанью раскрыта Она, и поэты Ее принимают, как музу; и Фет обращается к Ней; и Бодлер Ее знает. Более всех в Ее тайну проник Гете в "Фаусте"; и не сказал о Ней глубже никто. В этом смысле Она открывалася Данте. Но в чем изменилось отношение к Ее сферам? В том, именно, что эти сферы расширились, переместились; так: сферы Ее полагались "там" (трансцендентно); теперь они вдвинуты в сферы сознания нашего; и Она - здесь (имманентна). В таком изменении сознания нашего Ее сознанием, обратно - вся сущность мирового переворота.
А. А. подчеркивает основные догматы христианства: троичность и непорочие зачатия - необходимо с Ней связаны; так женственное начало стоит перед нами то в символе мудрой Софии, то в символе Богоматери. Стало быть: в свете Ее дуновения догматы христианства теряют свой прежний, свой замкнутый догматический смысл; это - фазы Ее протечения в сознании нашем. Отсюда растет и потребность: раскрыть отношения Ее к символизациям: София, Мария; и во-вторых: вскрыть естественную соотносительность символов.
Наконец, А. А. Блок признает важность разницы в восприятии Ее и Христа. Христос - Добрый; и Он для всех. Она - ни добра, ни зла: "окончательно": в окончательности - Неподвижна. Она для А. А. - значительнее Христа; и "Она" - ему ближе. В таком положении идеи Софии как бы над Христом А. А. суживает идею космичности христианства: берет христианство в одном лишь разрезе истории; его и Христос - есть Петров. Он - не Логос Иоанна189: и потому-то естественно принцип "Jesus" - гипертрофирует он; принцип "Christus" естественно атрофирует; так: идея Христософии (София лишь риза Христова) - оттолкнута Блоком; Христо-софия - София: Христос внутри этой идеи ее, как Иисус, ограничен морально и временем; неприятием космического Христа, А. А. вкладывает логическое начало мира в Софию; Она у него неминуемо сближаема с "Мэтис"190 офитов191; заложен соблазн; и - изменения Ее лика:
"Но страшно мне: изменишь облик Ты". Кстати замечу: изменение лика Софии встречается в двояком разрезе: в мистическом, в индивидуальном: индивидуальному сознанию А. А. она не видна уже с 1906 года - там именно, где Она проявляется в космосе ("Ты в поля отошла без возврата, да святится Имя Твое"192 именно толпы, народ принял вести о Ней, России; и Блок бард России, Блок 3-го тома, соединился с сознанием масс, как народник; аспект его первый (космический мистик) - доселе еще запечатанная семью печатями тайна.
В своем замечательном, длинном послании А. А. далее останавливается на распознании Ее подлинных веяний в отличие от подмены Ее лика. - Неизменна и Неподвижна, в покое Она; времена образуют в ней круг; где движение - метаморфоза, там Лик Ее ложен: он - Майя193: Ее называет Астартой А. А.; так Астарта, Луна, вечно силится заслонить Ее; это понятно, скажу от себя: ведь лежащая под ногами Ее неживая луна отделяет от лика Софии; так лунная тень Майи дробит Ее лик: в отвлеченный и в чувственный; схоластикой мозговою и чувственным пылом перекликается Астарта с расколотыми половинками нашего существа, выпадающими из конкретного целого сферы Софии; и вот: Незнакомкой бульваров и философскою Софией Астарта уводит нас в сферу луны.
Таково содержание этого замечательного письма А. А. Блока ко мне. Письмо написано, помнится, в мае - июне 1903 года.
Привожу содержанье его, разбираю подробно; пусть станет наглядно, как трудно мне было бы в целом характеризовать переписку. Ведь письма написаны на особом труднейшем жаргоне, который был свойственен нам, молодым символистам; "жаргон" был сначала совсем непонятен для публики; мы это знали: и соблюдали известный "эзотеризм", умалчивая перед "внешними" о подлинном содержании наших идейных стремлений; все письма пестрелись словечками, мысле-образами переживаний, доступных не всем. Почитайте вы "Третий Завет" А. Н. Шмидт; и там найдете ключи к очень многим вопросам тогдашнего Блока; ключи доселе понятны не всем; так, понятны С. Н. Булгакову, В. И. Иванову, Н. А. Бердяеву, св. П. А. Флоренскому: непонятны они очень многим из литературных собратий А. А. С ними он не пускался, конечно же, в сферы гностических тем.194
Подчеркиваю заслоненный от всех лик тогдашнего Блока: глубокого мистика; Блока такого не знают; меж тем: без узнания Блока сколь многое в блоковской музе звучит по-иному. Поэтом, пришедшим на смену нам, этот язык наших писем звучал бы "невнятицей"; лансировали "прекрасную ясность"195. О ней мы не думали; если ж и думали, - думали, что достаточно было до нас этой ясности у "сократиков" упадающей навзничь культуры; "символические" туманы недолго стояли: всего десять лет; 1910-е годы стремительно бросились в 80-е, в "прекрасную ясность", не проницая "ядра" символизма: но темные ядра остались; на ясность ответили - взрывами футуристических глосс196.
Очень темные ядра глубиннейших размышлений А. А. ничего бы не стоило мне обложить метафизикой В. Соловьева; и обнаружился б ясный костяк парадоксов, которыми мы с А. А. измеряли друг друга: что есть, говоря отвлеченно, Прекрасная Дама? В каком отношении стоит Ее лик к Теократии Вл. Соловьева?197 В каком отношении - церковь она? Как оформить Ее бытие: метафизикой, гностикой, Контом198, теорией знания Канта?199 Как мыслимо рыцарство с культом Ее? Что о ней говорили Платон, Данте, Гете? Где лик Ее светится в биографии Вл. Соловьева? Вы видите: темы огромнейшей важности, неразрешимые двум молодым символистам, "филологу" Блоку, натуралисту Бугаеву; темы стояли; и темы - стоят до сих пор; в них уткнутся опять, когда трезво позволят вновь вытащить павшую культуру Европы из тупиков, где застряла она; и Платоны, и Канты, и Данте проблем мировых не стыдились; восьмидесятники их стыдились; стыдилась "прекрасная ясность", благополучно сомкнув кругозор, чтобы наткнуться на кризис "культуры", к перенесенью которого символисты давно уже волили, выдвинув темы огромнейшей важности.
А. А. видел трезво в те годы: вопросы, встающие в нас, все вращаются около рокового вопроса: быть или вовсе не быть новой фазе в развитии человеческих отношений и в восприятии мира; свалиться иль не свалиться в канаву гниющего позитивизма.
В человечестве человек строит новый свои лик: лик космический200; так космическим отношениям Логоса201 к Хаосу, браком их может начаться космософическое возрождение сознания в антропософическом праксисе: иначе логика обернется и явит Логе; а Логе есть "Luge", или - ложь; наша "Софика" - станет сплошным пустософством: жонглерством "философутиков", погруженных телами в сплошной, безответственный хаос, а головой - в торричеллиеву пустоту202 коперниканского неба. Душа, ссохшись в прутьях понятий, и тело, перетвердев в состояние тверже твердого тела, сломают состав человека; и поведут половинки его по различным путям, развоплощая состав человека в безъячный "субъект" и в бесцельную кучу молекул, чтобы развеять по ветру времен человечество: кучею пыли; под Духом тогда разумели конкретную цельность мы, упраздняющую противоречия между внешним и внутренним миром. Целостность для А. А. была символом мира, Софией: и Она была - Духом нам явленным в собственном виде, вне "маски" материи и вне "маски" души; ту эпоху, которая надвигалась, А. А, признавал эрой Духа Святого, иль Третьим Заветом; понятен вопрос, поднимаемый им, в разбираемом мною письме: есть ли Она
- Святой Дух? Так и самая София - покров; не покров ли над Духом? Ясна связь вопросов о ней у А. А. с самым догматом Троичности. За вопросами писем друг к другу стояла еще не написанная система: конкретного идеализма {Пролегомены к этой системе находим: разбросанными в сочинениях Вл. Соловьева, в статьях кн. С. Н. Трубецкого "О конкретном идеализме", в статьях Рудольфа Штейнера ("Goetes naturwissensehaftliehe Schriften").}; по отношению к этой системе сам Гегель - абстрактный предтеча; в исканиях наших касалися стиля системы: такая система мерещилась; в 1912 году антропософия для меня - шаг к системе203; я дух ее - чую. И духом ее продиктованы лучшие строчки стихотворений о Прекрасной Даме, еще не понятые философски никем: антропософской культурою дышат те строчки.
жизни, пошли на зов варваров; предали тему зари: так-то канули темы в болото литературщины, утопляющей все вопросы в стакане вина, не пошли мы на выучку к Гете и Данте; но - предпочли рецепт "Брюсовых": в отсебятине мы утопили огромные темы.
Молчите, проклятые книги:
Я вас не писал никогда.
. . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . .
А. Блок
Письма Блока - явление редкой культуры, и некогда письма те будут четвертою книгой стихов; здесь в поэте отчетливо разрывается лик "певчей птицы": и ясновзорная мысль проницает сознание; Блок, совершенно конкретный философ, нащупывает музыкальную тему культуры, сливающей этику, социологию и эстетику в целое, тысячекратно дробимое призмами жизни. В тех письмах, в позднейших беседах и встречах есть что-то напоминающее пульсацию жизни станкевичевского кружка204; но есть разница: позади всех участников этих собраний стоял уже Гегель; наш Гегель стоял перед нами: его мыслили мы; мы сознавали, что Соловьев - не наш Гегель; он только - сигнал для отплытия; философия Вл. Соловьева отрезывала от прошлого; мы узнавали уже, что начало его философии первоположено в отрицательных терминах. В терминах метафизики Соловьева услышали прозвуки новой эпохи; и более - в лирике; здесь прозирался невскрытым наш путь; путешествие к Золотому Руну аргонавтов205.
В моей переписке с А. А. намечается явственно разность подходов к сближающей теме; я, более осторожный, чеканю формальные подступы. Максималист А. А. Блок упрекает меня; и смелейшим подходом парадоксально взрезает действительность: значит, она среди нас? Что из этого следует? Шаг, и мы - секта?
206, влияет на Блока; в С. М. - смерть родителей отразилась в особенном мистицизме; и атмосферою мистицизма влиял он на Блока; и чувствовалась особая нежность, когда А. А. в письмах касался С. М., вернувшегося из Киева только что и поселившегося в квартирке на Поварской, где мы сиживали с С. М. вечерами; и говорили о Блоке; я узнал из рассказов С. М., что иные из строчек А. А. внушены его юной невестою207, дочерью известного химика Менделеева, мною столь чтимого: были ведь книги его моим твердым когда-то каноном; и над "Основами химии"208 много просиживал я. Очень часто в вечерних свиданиях с С. М. Соловьевым участвовали: Александра Григорьевна Коваленская, бабушка С. М. и мой друг (несмотря на свой возраст она принимала "Симфонию"), но относилась к А. А. иронически-сдержанно; приходил и Рачинский (тогда опекун С. М.); помнится, что подвигалась весна; я готовился к государственному испытанию.
К Пасхе впервые в свет вышли стихи и А. А. и мои в альманахе "Северные цветы" и в альманахе "Грифа"209210 (редактора "Грифа"), у Брюсова211 иль у Бальмонта212, с которым недавно я встретился; уже псевдоним мой раскрылся; и стал я известностью, но особого рода: профессора увидели во мне ренегата; в кругах "декадентов" меня баловали; мне все посвящали стихи; из Петербурга же Мережковские писали мне письма, что моя миссия с ними работать над углублением религиозных путей; голова закружилась; из тихого юноши я превратился в самоуверенного вождя молодежи; исчез Б. Бугаев; восстал Андрей Белый; о нем написали в газетах; скандалом звучало мое "Открытое письмо к либералам и консерваторам"213 и публичное выступление на эстраде в Кружке; очень скоро один из доцентов сознательно силился провалить на экзамене по сравнительной анатомии не за отсутствие знаний, а только за то, что "терпеть он не мог декадентишку", и он почти достиг цели, удостоверившись, что я путаю историю эмбриологии ноздрей лягушонка, забывши учесть несомненнейший факт, что в процессе лягушачьего "ноздревого" развития из четырех ноздрей получаются две; это был несомненнейший повод к провалу; провал не удался: в труднейшем вопросе об отношении органов кровообращения зародыша к органам кровообращения матери доцент меня сбить, как ни силился, все же не мог: и поставил мне тройку; мое положение усугублялось тем, что не мог я воззвать к председателю экзаменационной комиссии; председатель экзаменационной комиссии, мой отец, очень-очень заступчивый за студентов, не мог заступиться за сына. Доцент это знал: и на этом построил провал: четырьмя ноздрями лягушки.
"Симфонию"; скоро потом один видный профессор, с младенчества знавший меня, мне не подал руки перед гробом отца. А. А. Блоку пришлось тоже многое вынести; он, внук Бекетова, был, как и я, - ренегатом.
В 1903 году, в конце марта, А. А. посылает любезное приглашение мне быть невестиным шафером на свадьбе его, долженствующей состояться в июле иль в августе в Шахматове214; такое же точно письмо получает С. М. Соловьев. Соглашаемся мы. А весной обрывается переписка: А. А. перед свадьбою с матерью едет в Наугейм215216 (от жабы грудной); переутомление, горечь внезапной утраты меня убивают; решают, что нужен мне отдых; и, уезжая в деревню, отказываюсь от участия в свадьбе217218 {Поэт, романист, впоследствии революционер, закончивший путь приятием идей Толстого и Добролюбова.}, студент, с демагогическими наклонностями, реакционно настроенный, но весь проникнутый темами Блока; мы - сходимся с ним, мы видаемся с ним почти каждый день, возвращаясь снова и снова к религиозным проблемам и к нотам моей переписки с А. А.; сопоставляя их с нотами петербургского религиозно-философского Общества; часто под вечер идем мы гулять, долго бродим по пыльной Москве; Новодевичий монастырь - цель прогулок; заходим туда, посещаем могилы отца, Поливанова, Владимира Соловьева, М. С. и О. С. Соловьевых, совсем еще свежие; здесь, утомленные долгой ходьбой, мы подолгу просиживаем на сыреющих лавочках - среди сирени, лампадок и пестрых цветов, расцветающих над родными могилами; часто среди утонченнейших разговоров о гробе и Вечности мы начинаем молчать, наблюдая тишайшее бирюзовое небо; оно розовеет к закату; оно рассекается визгами ласточек; в воздухе встают голоса - фисгармония - из окошка овеянной зеленью кельи: какая-то там меломанка-монашенка игрывала вечерами духовные песни. Семенов и я умолкаем; и - слушаем; веяние стихотворения Блока проносится в воздухе:
У забытых могил пробивалась трава.
Мы забыли вчера, и забыли слова.
И настала кругом тишина.
Разве ты не жива, разве ты не светла, -
Разве в сердце твоем не весна?219
Помолчавши, бывало, опять вызываем слова из молчанья: слова о последнем, о тихом, о нашем, о вовсе заветном. И звук поэзии Блока опять извлекается.
Л. Д. Семенову я благодарен за эти недели, так благостно с ним проведенные: нежно умел он развеять острую скорбь о кончине отца; приводил он к могилам меня: у могил пробивалась трава.
175 Первое письмо Белого А. Блоку написано 4 января 1903 г, (см.: Переписка. С. 7--8).
176 Письмо Блока датировано 3 января 1903 г. (см.: Переписка. С. 3--5).
177 Совпадение писем оказалось не столь фатальным, как пишет Белый, если иметь в виду, что 22 декабря 1902 г. О. М. Соловьева писала матери Блока А. А. Кублицкой-Пиоттух: "Теперь пишу главным образом потому, что вот что: Боря очень хочет написать Саше, но не решается" (ЛН Кн. 3. С. 193).
178 Статья Белого "Формы искусства" была опубликована в журнале "Мир искусства", 1902, No 12. Перепечатана в кн. "Символизм". В ее основу были положены два доклада, прочитанные в московском студенческом "Философском кружке имени С. Н. Трубецкого".
179
180 Михаил Сергеевич Соловьев умирает 16 января 1903 г. В тот же день Ольга Михайловна кончает с собой, застрелившись из револьвера. Похоронены 18 января в Новодевичьем монастыре. Памяти М. С. и О. М. Соловьевых Белый посвятил стихотворение "Могилу их украсили цветами", а Блок - "Отошедшим".
181 Речь идет о собраниях кружка "аргонавтов" (см. о нем ком. 205 к наст. гл.). Отмечая, что в 1903, 1904 гг. "было в Москве очень шумное время: все то, что подпочвенно сочилось в сознаниях отдельных людей нового направления, теперь выявилось, сгруппировалось в кружки", Белый свидетельствует, что роль "аргонавтов" в этом процессе образования кружков "была ролью импульсаторов, согревателей душевным динамизмом самых разнообразных течении, перекрещивающихся в "аргонавтическом" русле и впоследствии распавшихся и многообразно оформившихся. Но главной задачей "аргонавтов" было вынашивать и оформлять тогда слагавшуюся школу символизма" (О Блоке. С. 225--226).
182 "Тропинка".
183 Ежемесячный журнал, выходивший в 1903--1904 гг., - орган петербургских религиозно-философских собраний, вдохновителями которых были Д. Мережковский и З. Гиппиус. Редактор-издатель журнала П. Перцов следующим образом определял цель издания: "Дать возможность выразиться тем новым течениям, которые возникли в нашем обществе с пробуждением религиозно-философской мысли <...> Дать хоть какой-нибудь простор новым литературным силам, уже достаточно обозначившимся и внутренне окрепшим к тому времени, но все еще не имевшим своего "места в печати" (Перцов П. Ранний Блок. С. 6).
184 Литературно-художественный журнал, издававшийся группой символистов во главе с А. Белым в Петрограде (издательство "Алконост") в 1919--1922 гг., вышло 6 номеров, главное место в которых занимала проза Белого ("Записки чудака", "Преступление Николая Летаева", "Дневник писателя" и пр.). Здесь печатались также произведения Евг. Замятина, А. Ремизова, Ф. Сологуба, Вяч. Иванова и др. Активно в журнале сотрудничал Блок. Последний номер полностью был посвящен памяти Блока.
185 Белый Андрей. Воспоминания о Штейнере. Paris, 1982; Белый Андрей. Рудольф Штейнер и Гете в мировоззрении современности. М., 1917; R. Steiner und die heutiqe Welt. Munchen, 1969.
186 Имеется в виду письмо от 18 июня 1903 г. (Переписка. С. 34--37).
187 Речь идет о письме Белого от 10 июня 1903 г. (Переписка. С. 32--33).
188 Озеро близ Иматры, недалеко от которого Вл. Соловьев жил в сентябре 1894 г. Здесь, "поглощенный поэзией и природой", он создает цикл стихов и целый ряд важнейших философских работ (см.: Жизнь Соловьева. С. 329).
189 "... развитие древнего мировоззрения раскалывается на два русла. С одной стороны, оно приводит к идее Христа, имеющей в неоплатонизме и сходных с ним мировоззрениях отношение лишь к сфере чисто духовной, с другой же стороны - к слиянию этой идеи Христа с историческим явлением, с личностью Иисуса. Автора Евангелия от Иоанна можно назвать примирителем обоих течений. "В начале было Слово" <...> Слово стало плотью в Иисусе, вот вывод Иоанна, а с ним и христианской общины" (Штейнер Рудольф. Христианство как мистический фактор и мистерии древности. Ереван: Ной, 1991. С. 131).
190 Греческая богиня мудрости, дочь Океана и Тефиды, первая супруга Зевса, который проглотил ее, когда она была беременна Афиной, поскольку ему предсказали, что после Афины Метис родит сына, который станет повелителем над богами и людьми.
191 Гностическая секта, возникшая в Сирии в середине II в. и связанная с гностическими сектами Египта. Особую роль в ритуалах офитов играла змея (ofis - греч.), почитавшаяся как посредник в откровении, тогда как бог-творец, демиург считался богом тьмы.
192 "Вступления" к книге второй "Стихотворений" (1904--1908).
193 Одно из ключевых понятий древнеиндийской модели мира, означающее иллюзорность бытия, действительности, понимаемой как грезы бытия. Ср. интерпретацию "Вед" в работе А. Шопенгауэра "Мир как воля и представление", которая произвела огромное впечатление на молодого Белого: "... стародавняя мудрость индусов говорит: "это Майя, обманчивое покрывало, спускающееся на глаза смертных и показывающее им мир, о котором нельзя сказать - ни что он существует, ни что он не существует, ибо он подобен сну, подобен солнечному блеску на песке, который путник издали принимает за воду, или же брошенному обрывку веревки, который кажется ему змеей <...> То, что во всем этом разумеется, есть то самое, что и мы теперь рассматриваем: мир как представление, подчиненный закону основания" (Спб., 1881. С. 9).
194 древнегреческой философии. Оказало заметное воздействие на философию Вл. Соловьева (см. его статьи "Василид" и "Валентин и валентиниане" в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона), а в его преломлении - на миросозерцание символистов-"соловьевцев", которые исходили из гностической концепции единого начала, развертывающегося в серии эманации, но предполагали при этом существование мрака - материи, или хаоса, допуская тем самым элементы антикосмического дуализма. Центральное место в "гностических темах" занимает человек как средоточие мирового процесса. В гнозисе человек преодолевает свою двойственность и разорванность, через человека происходит преодоление бытием своей расщепленности и восстановление распавшейся гармонии.
195 Аллюзия на название статьи М. Кузмина "О прекрасной ясности" (1913), ставшее лозунгом акмеизма.
196 "1910 год, - писал А. Блок в предисловии к поэме "Возмездие", - это кризис символизма, о котором тргда очень много писали и говорили как в лагере символистов, так и в противоположном. В этом году явственно дали о себе знать направления, которые встали во враждебную позицию и к символизму, и друг к другу: акмеизм, эгофутуризм и первые начатки футуризма" (Собр. соч. Т. 3. С. 296).
197 "История и будущность теократии" и имеющая своим истоком "Монархию" Данте, заключалась в проповеди всемирного государства, призванного преодолеть раскол исторического христианства и примирить Восток с Западом.
198 Конт Огюст (1798--1857) - французский философ, родоначальник позитивизма, явившийся, по характеристике Белого, одним из кумиров поколения "отцов" - позитивистов 80-х гг.
199 Кант Иммануил (1724--1804) - немецкий философ и ученый, родоначальник немецкой классической философии, сыгравший очень важную роль в формировании мировоззрения символистов младшего поколения, среди которых были Блок и Белый.
200 "Космос" - в древнегреческом языке означает "порядок" и в этом смысле противопоставляется "хаосу" - изначальному, беспорядочному и бесформенному состоянию мира. О космологизме мироощущения Белого пишут многие современные исследователи. Л. К. Долгополое, в частности, считает, что главным среди всех открытий Белого было "новое понимание человека - не только как представителя "среды и обстоятельств времени", но и как величины космологического плана, как части единого мирового природного целого" (Долгополое. С. 13). Сам Белый глубоко ощущал родственную связь между миссией современного художника и миссией древнего заклинателя хаоса. "Доисторическое человечество, - писал он в статье "Пророк безличия", - верно видело хаос: оно плавало в хаосе <...> Хаос расстилался над головой человека густой ночью, шумом деревьев, перекликаясь с ночными голосами человеческой души; в душе копошился хаос стихийной жизни, над душой нависал бездной ночи. И дикарь... побеждал рок... В борьбе с роком блеснул свет <...> Материя жизни вьпила из хаоса, началась история" (Арабески. С. 12). Опираясь на авторитет Ф. Ницше, Белый призывал современных художников "идти на ночь дорической фалангой", "вернуть искусству Аполлонов свет" (Там же. С. 16).
201 В христианстве этот термин, идущий от древнегреческой философии, впервые встречается в Евангелии от Иоанна и идентифицируется с Иисусом Христом, "сыном божьим", понимается как "вочеловечивание". Логос-Христос - центральное понятие гностицизма, исходившего из представления о человеке как продукте пленения души в материи вследствие космического грехопадения. Идеал гностицизма - слияние человека с Богом в процессе самопознания. Белый-антропософ ориентируется на гностическое понимание Логоса.
202
203 В 1912 г. произошла личная встреча Белого с Р. Штейнером, повлиявшая на его решение стать на путь антропософского "ученичества".
204 Литературно-философское объединение романтически настроенной московской молодежи, сыгравшее большую роль в идейно-творческой жизни России 30-х гг. Группировалось вокруг философа и поэта Николая Владимировича Станкевича (1813--1840); среди его участников были К. С. Аксаков, М. А. Бакунин, В. Г. Белинский, В. П. Боткин, М. Н. Катков и др. Деятельность кружка способствовала распространению в России идей немецкой классической философии, в особенности философии Гегеля, и пропаганде гуманистических идеалов.
205 Кружок молодых людей, преимущественно студентов Московского университета, сгруппировавшихся в 1902--1905 гг. вокруг Белого, который переосмыслил древнегреческий миф о Ясоне и его спутниках, отправившихся на корабле "Арго" в далекую Колхиду за золотым руном, в символическое иносказание о жизненных целях своего поколения - поколения рубежа столетий. "Предчувствия предвестия <...> приближающегося будущего, облеченные в прихотливую образную систему, составили существо "аргонавтизма", - писал А. В. Лавров в статье "О мифотворчестве аргонавтов" (Сб.: Миф - фольклор - литература. Л., 1978. С. 143), характеризуя умонастроения участников кружка, их "устремление к заре", веру в собственное призвание к переустройству мира.
206 То есть учащимся частной гимназии Л. И. Поливанова (1839--1899). В этой гимназии в 1891--1899 гг., учился и Б. Н. Бугаев (см. гл. "Годы гимназии" в кн. На рубеже).
207 "И быль и небылицы о Блоке и о себе" // Александр Блок в воспоминаниях современников. М., 1980. Т. 1.
208 Классический труд, опубликованный Менделеевым в 1869--1871 гг. и давший первое систематическое обоснование основ неорганической химии. Вспоминая студенческие годы, Белый писал, что из "Основ химии" в изложении ученика Менделеева профессора А. Н. Реформатского "рождалась неповторимая песня, пропетая всей культурной Москве и зажегшая негасимую лампаду огромнейшего восхищения перед ландшафтом науки, увиденном в его целом" (На рубеже. С. 414).
209 В отношении литературного дебюта Блока Белый допускает некоторую неточность: он состоялся в марте 1903 г. в No 3 журнала "Новый путь" (цикл "Из посвящений"), следующая публикация блоковских стихов - в литературно-художественном сборнике "Стихотворения студентов С. -Петербургского университета" (1903). Но вот первые десять стихотворений цикла "Стихи о Прекрасной Даме" действительно были помещены в альманахе "Северные цветы" (1903, No 3). Белый-поэт дебютировал в марте 1903 г. в том же альманахе "Северные цветы" (цикл "Призывы") и в альманахе книгоиздательства "Гриф" (1903).
210 Соколов Сергей Алексеевич (псевдоним Сергей Кречетов) (1878--1936) - поэт, владелец издательства "Гриф" (см. ком. No 228 к наст. гл.), редактор журнала "Перевал".
211 Знакомство Белого с В. Брюсовым (1873--1924) датируется декабрем 1901 г. Именно с этого времени начинается история очень непростых многолетних отношений двух поэтов: "Брюсов - текучая диалектика лет: противленец, союзник, враг, друг, символист или - кто?" (Начало века. С. 517). Ср. общую характеристику Брюсова в мемуарном очерке Белого "Валерий Брюсов": "... в эпоху 1897--1900 годов он для нас, подростков, стоял непрочитанным знаком какого-то неизвестного будущего, открывателем неисследованных континентов культуры; в эпоху 1901--1904 годов для нас, юношей, он стоял во главе экспедиции, организованной для покорения неизведанных стран; в эпоху 1905--1908 годов он воистину был повелителем им уже завоеванных стран: он стоял перед нами едва ли не пределом художественных достижений, и он нас учил" (журн. "Россия", 1925, No 4 (13). С. 263).
212 "Бальмонт" в Начале века), но со стихами Бальмонта Белый был знаком значительно раньше. В Материале к биографии, касаясь событий конца 1897 г., он пишет: "... моим любимцем делается Бальмонт, которого книга "В безбрежности" становится моею любимою книгою; с этого времени я уже не пропускаю ни одной строчки Бальмонта" (Л. 8). Со временем, однако, его отношение к Бальмонту меняется: "К. Д. Бальмонт - гений импровизации; ловишь чудесные строчки; но лучше быть третьеразрядным талантом, чем гением этого рода" (Начало века. С. 240). Белым были написаны две статьи, посвященные Бальмонту: "К. Д. Бальмонт" (Весы. 1904. No 3) и "Бальмонт. Силуэт" (Час. 1907. No 51, 21 ноября).
213 Речь идет о статье "Несколько слов декадента, обращенных к либералам и консерваторам", опубликованной в хронике журнала "Мир искусства" (1903, No 7). По свидетельству Белого, приведенному в На рубеже, "старцы" (так он именовал профессоров Московского университета, в котором тогда обучался) встретили этот манифест "детей рубежа двух столетий" в штыки и еще долго мстили "профессорскому сыну" Борису Бугаеву, ставшему "декадентом", за "предательство" (С. 357).
214 Обручение А. А. Блока с Л. Д. Менделеевой состоялось 25 мая 1903 г.
215 А. А. Блок уезжает с матерью на немецкий курорт Бад Наугейм 26 мая 1903 г.
216
217
218 Семенов (наст. фам. Семенов-Тян-Шанский) Леонид Дмитриевич (1880--1917) - поэт, прозаик, религиозный пропагандист. В 1903--1905 гг. был близок к Белому.
219 Неточная цитата из стих. "У забытых могил пробивается трава..." (1903), посвященного С. Соловьеву.