БЛОК В РОЛИ ГАМЛЕТА И ДОН-ЖУАНА
1
Это было летом 1898 года.
В семье профессора Менделеева, в Боблове, барышням хотелось устроить спектакль. Но не было партнера на мужские роли. И вот однажды к дому подъехал всадник, вошел и познакомился.
Юноша в бархатной блузе 1, с хлыстиком в руках, Александр Александрович Блок. Ему семнадцать лет, он только что кончил гимназию, живет в семи верстах, в Шахматове. Он, по привычке, пропадает целые дни, до заката, из родимой усадьбы.
Встречает жадными очами
Мир, зримый с высоты седла.
(«Возмездие»)
Теперь, попав в эту среду шумного молодого общества, он будет возвращаться домой еще позже, при звездах ночью.
Спектакль решен. В нем принимает участие Анна Ивановна, супруга профессора Менделеева, мать Любовь Дмитриевны; она первая радуется, что найден нужный актер.
На вопрос, что ставить, у юноши готов ответ: «Гамлета». Монологи Гамлета знает он наизусть, так же как монологи Ромео и Отелло [17], но «Гамлет» привлекает неодолимо. Из трагедии выбирают несколько сцен, и роли распределяются так: Гамлет — Александр Александрович, он же и король Клавдий, Офелия — Любовь Дмитриевна, Полония — нет, королева — Серафима Дмитриевна Менделеева, Лаэрт — Лидия Дмитриевна, ее сестра.
Обе они внучки профессора и подруги Любовь Дмитриевны [18].
В доме, конечно, находятся и враги спектакля, младшие братья артисток, которые строят козни и подсмеиваются, их не пускают на репетиции и ведут с ними борьбу; но есть и друзья — это сама Анна Ивановна; она руководит репетициями, делает замечания, готовит костюмы и гримирует. Она внутренно ближе всех пока что понимает постановку «Гамлета» и мечты о нем Александра Александровича. Девицы Менделеевы еще очень юны, и новый член труппы смотрит на них чуть-чуть свысока, но с ней, с Анной Ивановной, он беседует подолгу. Б этой семье она первая знает об его стихах и выражает ему сочувствие 2.
Что касается самого профессора Менделеева, он очень далек от этой суеты. Этот постоянный гость, студент Блок, занимает его лишь постольку, поскольку он является внуком его товарища по университету профессора Бекетова.
На репетициях ждут с волнением, кто как прочтет, особенно он — Гамлет. И артистки несколько разочарованы его декламацией; кажется, что читает немного в нос и нараспев. Потом это впечатление сгладилось, и пришло признание его манеры чтения.
Вот произносит Гамлет свой монолог «Быть иль не быть?».
Является Офелия.
Офелия! о нимфа! помяни
Мои грехи в твоей святой молитве!
И вдруг неожиданность: артистка, которой, кстати сказать, всего пятнадцать лет, отвечает ему скороговоркой: она не хочет играть на репетициях. То же и в следующей сцене, где она является сумасшедшей. Всеобщий протест. Но Любовь Дмитриевна заявляет, что она сыграет свою роль на спектакле, а пока она проведет ее лишь вчерне.
Общее разочарование, но она непреклонна; ее подруги знают, что она действительно уходит иногда в лес, чтобы там наедине прорепетировать Офелию, и потому становятся отчасти на ее сторону.
«Внешним образом готовился я тогда в актеры, с упоением декламировал Майкова, Фета, Полонского, Апухтина, играл на любительских спектаклях, в доме моей будущей невесты, Гамлета, Чацкого, Скупого рыцаря и... водевили».
Участницы этого спектакля подтверждают, что действительно самим репетициям придавали значение сравнительно малое, и устраивали их немного, наполняя их шумом, смехом и милым дурачеством. Это был самый обычный любительский спектакль, и устраивался он, как полагается, в сенном сарае.
Приготовления больше велись по части костюмов, эстрады, декораций и освещения. Нужно было сделать подмостки, экран, устроить скамьи для зрителей, найти достаточное количество ламп. И вот молодежь в суете с плотниками, столярами, домашними художниками. Эти дни, последние перед спектаклем, Александру Александровичу и приехать нужно пораньше, и уехать попозже.
В день спектакля сарай битком набит зрителями. Всё окрестные помещики, родственники Менделеевых и крестьяне. У экрана целых пятнадцать ламп, настоящий громадный занавес. Театр!
Вид настолько необычный в деревне, что среди зрителей даже ходит легенда, что это настоящие актеры из Москвы. Труппа гордится этим мифом и волнуется еще сильнее.
Гримируются и одеваются в доме. И вот нужно, накинув шаль или плащ, пробежать через аллеи парка и юркнуть незаметно мимо зрителей за кулисы. Последние минуты, нетерпение растет, наконец, последняя запоздавшая актриса на месте, и можно начинать.
Начинает Александр Александрович. Он выступает перед закрытым занавесом и сообщает зрителям основное содержание пьесы. В отрывках она рискует остаться непонятной.
Наконец, взвивается занавес, и на сцене проходят один за другим монологи Гамлета.
Блок почти не загримирован для роли Гамлета, на нем темная куртка, белые отложные воротнички и манжеты, черные чулки и туфли; шпага придает ему новый оттенок — он датский принц. С этой шпагой через год он будет играть и Дон-Жуана и Скупого рыцаря. Взволнованно и напряженно проходят эти сцены.
Как вел тогда поэт эту роль — об этом с трудом вспоминают его сверстницы. Одно только свидетельство показательно и любопытно. Смотря через много лет Качалова в роли Гамлета, игравшая когда-то королеву Серафима Дмитриевна подумала: «Нет, у нас было лучше. Качалов дает слишком много простоты. Блок был царственнее и величавее, это был действительно принц датский».
Особенно проникновенно прозвучала тогда эта фраза:
Офелия, о нимфа, помяни
Мои грехи в твоих святых молитвах.
Он произнес ее медленно-медленно, раздельно и молитвенно; какая-то связь с той, кому ее говорил здесь Гамлет, переполняла эти слова чувством и мыслью.
Но вот, в ходе действия, Блок уже должен явиться королем. Это очень просто: на голове корона, прикрепляются борода и усы, на плечи наброшена королевская мантия. Он сидит на сцене рядом с королевой, и врывается бурно Лаэрт. Он в берете с пером, со шпагой, за ним вбегает два-три человека, за сценой шум, звуковые эффекты, производимые двиганьем стульев, но, наконец, тишина; и все сосредотачиваются на бедной Офелии. Она в белом платье с лиловой отделкой, волосы распущены, на голове венок из искусственных роз, в руках целый сноп настоящих свежих цветов. Лаэрт, король и королева, актеры и зрители одновременно, устремлены взорами к ней; из уст Лаэрта раздается:
Тоску и грусть, страданья, самый ад —
Все в красоту она преобразила.
2
Роль Офелии удалась. И мы знаем: в стихах этого 1898 года Блок много раз вспоминает это имя. <...>
главе с Блоком, «Оканею», драму в двух актах, действие коей происходит на планете Венере. Оканея — имя героини. Драма полна комических неожиданностей, написана незамысловатыми стихами; действуют в ней влюбленные герои и героини, духи и ведьмы. Пьесу эту вся менделеевская молодежь знала наизусть и собиралась ставить.
Сколь она ни малозначительна (она не напечатана, и вряд ли нужна она печати), но связь ее с шекспировским театром — очевидна. Особенно со «Сном в летнюю ночь»: те же неожиданности и нелепости, комическая влюбленность и духи 3.
Кроме «Гамлета», летом 1898 года сыграны были также сцены из «Горя от ума». Любительский выцветший снимок хранит память об этом тоже весьма незамысловатом спектакле. Балконная скамеечка, за нею горшок комнатных цветов: на скамейке Чацкий в студенческой тужурке (лишь пуговицы изменены), с воротничками и галстуком совсем не грибоедовских времен; молодая, веселая полуулыбка на молодом лице — это Блок в «Горе от ума». Рядом Софья в более выдержанном стиле этой эпохи, прическа и костюм двадцатых годов, и сзади горничная Лиза, наклоненная к своей барышне. Снимались в Боб- лове на балконе, дня через два после спектакля.
Судя по стихам той поры, эти грибоедовские сцены не произвели такого впечатления на Блока, как сцены шекспировские. Да и готовились к ним не так, как к «Гамлету», с меньшим подъемом.
отклик и в Боблове: задумали постановку пушкинских вещей. Те же маленькие снимочки 9 на 12 передают нам молодого поэта в роли Самозванца, у ног Марины, в обличии Барона, с монетой в руке у сундучка с деньгами, и, наконец, Дон-Жуаном, стоящим у кресла Донны Анны. Опять та же простота в костюмах, особенно в костюме Дон-Жуана, который дан по внешности весьма примитивно, с явно накладными усами и в одежде, только что снятой с Самозванца и тут же наскоро пригнанной к роли. (Это был голубой атласный кунтуш, отделанный серебром, специально сшитый мамой и тетей для роли Лжедмитрий.)
«Каменном госте» хранит еще следующий совсем деревенский анекдот: Командора играл один из крестьянских подростков, и его появление, переодетого и напудренного, в самом драматическом финале этой маленькой пушкинской трагедии вызвало ремарку из публики: «Вишь, Ваньку-то мукой намазали». Взрыв хохота, Донна Анна лежит в обмороке, потрясаемая смехом, и бедный Дон-Гуан не знает, что ему делать: смеяться ли вместе со всеми или трагически умирать на подмостках.
Сцена у фонтана была внешне обставлена блестяще. Один юный инженер, из партии враждебной бобловскому театру, решил показать свое искусство: устроил на сцене настоящий фонтан, который бил и играл при свете луны, на фоне настоящих деревьев.
Но и здесь не обошлось без помехи. Когда поднимался занавес, то он занес с собой вверх несколько травинок (сцена была усыпана свежей травой), это мешало смотреть, так как сцена была довольно низкой. И Дмитрию все хотелось сделать такой жест, чтобы задеть как бы нечаянно эту траву и смахнуть ее. Это отвлекало и мешало играть. И еще одно обстоятельство портило дело. Однажды на репетиции Блок оговорился:
Монашеской неволею скукчая.
Поднялся смех, хохотал и он сам. Но всякий раз, дойдя потом до этого места, он или останавливался, ИЛИ говорил «скукчая». На спектакле эту строчку он сказал нарочно потише, чтобы не попасть впросак.
Играли в Боблове и на третье лето, 1900 года, но Блок уже охладевал к этим затеям, почитая себя несколько выросшим. В мае 1900 года он, видимо, под влиянием возвращения в деревню, в Шахматово и Боблово, вспоминает пережитое в третьем году уже как отошедшее:
Близка разлука. Ночь темна.
А все звучит вдали, как в те младые дни:
Мои грехи в твоих святых молитвах,
И полнится душа тревожно и напрасно
Воспоминаньем дальним и прекрасным.
У Менделеевых ставят сцену из «Женитьбы», он не участвует, так как идут лишь женские роли. Затем в течение двух месяцев репетируют «Снегурочку», но не доводят до конца. Блок — в роли Мизгиря, Любовь Дмитриевна — Снегурочка. В это третье лето Александр Александрович играл только в водевиле «Художник Мазилка», вел главную роль и, говорят, был очень комичен.
Сентябрь 1922
Печатается по книге: М. А. Рыбникова. А. Блок — Гамлет. М., 1923.
Рыбникова Мария Александровна (1885—1942) — педагог, литературовед, писательница. В 1903 г. окончила Мариинское училище в Москве, в 1909 г. — московские Высшие женские курсы, в 1909—1918 гг. преподавала в средних школах, а с 1923 г. — в Институте живого слова. В печати выступила в 1914 г., автор работ по методике преподавания русской литературы и по стилистике, исследовательница русского народного творчества. В ее «Книге о языке» (1925) большое место уделено рассмотрению языка Блока (ч. I, гл. 6—7; ч. II, гл. 1—3). Публикуемый здесь рассказ о любительских спектаклях в Боблове был записан М. А. Рыбниковой со слов участниц этих спектаклей Серафимы Дмитриевны и Лидии Дмитриевны Менделеевых (внучатых племянниц Д. И. Менделеева) и тем самым имеет значение мемуарного первоисточника.
1. «Бархатной блузы» Блок не носил.
2. Стихов своих А. И. Менделеевой Блок не читал.
«Оканеи» восстановлен по памяти С. Д. Менделеевой; рукопись находится в Государственном литературном музее в Москве: «Оканея». Фантастическая драма в двух действиях. Действие на Венере. 1899. Соч. Л. и И. Менделеевых, О. Озаров- ской, А. Блока. Дополнительные сведения об этой пьесе сообщает О. Э. Озаровская (тесно связанная с семьей Менделеевых): «Однажды, проходя к Анне Ивановне через столовую, я была встречена буйными кликами молодежи, окружавшей кольцом Сашу Блока в студенческом мундире. «К нам, к нам! К нам на помощь! Мы пишем пьесу!..» <...> Дело происходило на планете Венере, есть колдунья, есть загадочная героиня, есть два влюбленных, но дело остановилось — дальше фабула ни с места. Я подала мысль разгадать героиню: она не может никого любить, потому что тоскует по той звезде, которую называют Землею. Колдунья исполняет ее мечту и отправляет ее на Землю. Стали писать коллективно. Александр Блок создавал лирические стихи всерьез («Тоска по Земле»), Ваня (И. Д. Менделеев) и я гнули на сатиру. <...> Любовь Дмитриевна восхищенно приветствовала выдумку каждого. Писали со мной и окончили в два сеанса. Вышла вздорная шутка, как<ую> можно ожидать от шуточного коллективного творчества. Только блоковская линия выделялась серьезностью настроения. И странно: мне всегда кажется, что фантастика «Незнакомки» (пьесы) возникла именно из этой шутки. Конечно, это только ощущение. Эту пьеску молодежь как-то разыграла в родственном доме Дмитрия Ивановича Менделеева — врача (племянника профессора)» («Д. И. Менделеев по воспоминаниям О. Э. Озаровской». М., 1929, с. 154—155).
[18] Рассказы двух последних лиц и дали биографическую основу моего очерка. (Примеч. М. А. Рыбниковой.)