Поиск по творчеству и критике
Cлово "STANFORD"

1. Белый А. - Блоку А., 18 или 19 декабря 1904 г.

Входимость: 1. Размер: 24кб.

1. Белый А. - Блоку А., 18 или 19 декабря 1904 г.

Входимость: 1. Размер: 24кб.

Часть текста: 16-го декабря в 8 1/2 часов вечера (т. е. когда была подана Твоя и Любовь Дмитриевны телеграмма) рухнули стены лабиринта, и я очутился опять на вольном просторе 2 , мне было тихо и мягко. Я почувствовал голубиный лет усмиренной печали - спасибо, спасибо: я никогда этого не забуду. Сейчас вот сижу и пишу. И думаю о Тебе и Любовь Дмитриевне. И ясно. Передо мной весна. И белые стены Вечного Монастыря, и золотые луковки обители, и часы, и деревья - их неподвижные стволы, и ветви их, зеленые, нежные, раздуваемые и уносимые ветром, - и вода тишины, и серебряный серп, точно карандаш, начертивший струистые отблески, - и Время. Время! Пора. Что-то пришло ко мне опять - Милое, Ласковое. Милый, я слышу Вас - спасибо, спасибо: я никогда этого не забуду. А недавно был ужас. Не знаю, сумею ли рассказать "это" - ужасное "это", собирающееся меня пронзить бычьими рогами в лабиринте. То яростно смеется и блещет огоньками глаз бычья морда в ночной пасти лабиринта, то - о ужас - нежно мычит и лижет руки кровавым языком, уговаривая добровольно сдаться, бросить меч, с которым я сознательно вступил в лабиринт, и поселиться здесь навеки. Не знаю, сумею ли рассказать это. Каждого человека с рождения до смерти сопровождает его музыкальная тема. В мою тему входит один мотив ужаса, который я должен преодолеть, иначе он погубит меня. Детство мое выросло из ужаса. Когда я еще не сознавал себя, я уже сознавал, помнил свои сны. Это всё были Химеры. Помню два сна. Они определили мелодию ужаса, всю жизнь преследовавшего меня. Один: будто мы сидим в садике. Вдали ворота, увенчанные не то крестом, не то иконой (потом оказалось, что это был церковный садик, принадлежавший Св. Троицкой церкви, что на Арбате). Мы сидим на лавочке. Как будто весна. Меня держат на руках. Уютно. Вдруг в ворота ползет на...