Поиск по творчеству и критике
Cлово "FIRENZE"
Входимость: 1. Размер: 51кб.
Входимость: 1. Размер: 5кб.
Входимость: 1. Размер: 103кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 51кб.
Часть текста: прозвучала впоследствии в его "Песне Судьбы". Уход Германа от личного счастья, от тихой пристани - вот отголосок тех настроений: "Я понял, что мы одни на блаженном острове, отделенные от всего мира. Разве можно жить так одиноко и счастливо?.." и дальше: "Господи. Так не могу больше. Мне слишком хорошо в моем тихом белом доме. Дай мне силу проститься с ним и увидать, какова жизнь на свете"... И позднее в набросках и планах поэмы "Возмездие". "Все разрастающиеся события были для него только образами развертывающегося хаоса. Скоро волнение его нашло себе русло: он попал в общество людей, у которых не сходили с языка слова "революция", "мятеж", "анархия", "безумие". Здесь были красивые женщины "с вечно смятой розой на груди" - с приподнятой головой и приоткрытыми губами. Вино лилось рекой. Каждый "безумствовал", каждый хотел разрушить семью, домашний очаг - свой вместе с чужим". В таком настроении был поэт, когда он ушел из дома и из-под крыла матери и вместе с женой переселился на отдельную квартиру. Это случилось осенью 1906 года. Квартира - "демократическая" найдена была на Лахтинской улице, в четвертом этаже. В трех небольших комнатах Блоки устроились уютно. Вещей у них было немного, средства были крайне скудные, но вся атмосфера их жилья дышала обычной милой своеобразностью. Целый ряд стихов II тома вызван впечатлениями этого "демократического" обихода: "На чердаке", "Окна во двор", "Хожу, брожу понурый", "Я в четырех стенах" и т. д. В первую половину той же зимы написана и пьеса "Незнакомка", навеянная скитаниями по глухим углам Петербургской стороны. Пивная из "Первого...
Входимость: 1. Размер: 5кб.
Часть текста: этого. Или - принимаю лишь с тем, что и... Ты меня простишь за то, чего мы никогда не скажем (и не должны сказать) словами, но что я знаю, может быть, лучше Тебя. Есть какая-то великая отрада в том, что есть, за что прощать друг друга; потому что, действит<ельно>, то, что было, - было, это не пустое место, это "бес всех нас попутал". Еще - мне очень дорого Твое отношение к моей статье. Оно меня поддержит более, чем чье-либо мнение; когда я писал эту статью (и не одну эту), я внутренно, почти бессознательно, справлялся у Тебя, отсутствующего: "так ли? не так ли?" Да, по-братски. Ну, так правда торжествует. И я скажу: Аминь. ----- Конечно, я с огромным удовольствием пришлю стихов для альманаха "Мусагет". Могу прислать на днях, но хотел бы узнать сначала, сколько можно? Можно ли цикл (небольшой), или лучше - отдельное стихотворение? Сообщи мне об этом, пожалуйста, или Ты, или попроси А. М. Кожебаткина написать. Жаль, что он не застал меня, но я давно уже в деревне и не знаю, когда вернусь в Петербург. Может быть, долго не вернусь, там нет теперь и квартиры 4 . ----- Люблю Тебя до дна души и уже совсем без слов. Твой Ал. Блок Примечания 1 Ответ на п. 220. 2 Имеется в виду случайная встреча в Петербурге на вечере памяти В. Ф. Коммиссаржевской в зале Петербургской городской думы 7 марта 1910 г. Белый вспоминает: "... в пустой лекторской остались неожиданно три человека, которые наименее всего в то время хотели встретиться, - А. А., Г. И. Чулков и я. Помнится, мы сухо протянули с А. А. друг другу руки и тотчас же заходили взад и вперед, не произнося ни одного слова и стараясь друг на...
Входимость: 1. Размер: 103кб.
Часть текста: в одно местечко (страшная близость яви и сна, земли и неба!) — укромненькое — все бумаги (и эта) и иные книги. Первое место — «Северные цветы» — не за содержание, а за то, что несет на страницах кресты. А спросить у — [8] . Потом — стихи Соловьева. Мои стихи прошу уложить туда же — и еще кое-что. Теперь с этим покончено — и пусть все сохранит, кто нуждается, а кому понадобится, не отдавать, за исключением —, что выяснится позже написания этих строчек. * * * Мы все, сколько нас ни есть, здоровые и больные, сильные и дряхлые, голубые и розовые, черные и красные, остановились на углу знакомой и давно нами посещаемой улицы и условились выкинуть штуку единодушно и мудро-красиво. И все согласились, а кто и не хотел — подчинился. Нас не два старика только, а есть и молодые и зрелые. Сильные-то и взяли верх пока. — А перед совершением подвига оставляем мы это завещаньице, кому понадобится, и просим о нас не крушиться, за те мысли наши — умные, чувства наши — глубокие, а поступки наши — сильные. Были среди нас Пьеро, а есть и матросы и китайские мыслишки, а руки у нас набиты женскими безделушками. Польза таковых в скором времени обнаружится. Все мы — недурные актеришки, а игрывали, бывало, порядочно и Гамлета. Нет у нас гения отеческого, зато с современностью очень соприкасаемся. Отцы громили нас, а теперь проклянут (ли?), восплачут (ли?). — И все это перед нами еще туманится, а всего для нас лучше — вот что: бледные, бледные, смотрим мы, как трава кровью покрывается и кровью пропитывается ткань — тоненькая, светленькая, летненькая. И все покоится в бровях и ресницах Белая и Страшная — все так же брови подняты и бледно лицо. И тут-то начнется. Тут-то проникнем. Бежит, бежит издали облако. Страшна родителей кара. Позднее будет раскаянье. А того и не будет. 7 января 1902 Однажды в тот час, когда воздух начинает становиться...