Поиск по творчеству и критике
Cлово "RUE"
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Входимость: 1. Размер: 2кб.
Входимость: 1. Размер: 142кб.
Входимость: 1. Размер: 2кб.
Входимость: 1. Размер: 110кб.
Входимость: 1. Размер: 47кб.
Входимость: 1. Размер: 20кб.
Входимость: 1. Размер: 2кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Часть текста: значит утверждать ничто, значит позволить торжествовать бессмыслице. А чем больше дать воли ничему, тем тяжелее, запутанней будет в будущем. А что это будущее будет, ручательством тому хотя бы Твои же слова: "до знакомства были за чертой вражды и мира". Но об этом потом. Итак, чувство радости несколько парализовалось во мне тем, что мне показалось, будто Ты слишком психологически отнесся к карточке, стихам и пр.... А все это было очень просто: что имел под руками, то и послал. Но потом понял, что Ты не мог бы отнестись к моему письму совсем просто. Может быть, потом отнесешься иначе. Во всяком случае спасибо за ответ, честность и правду которого я вполне оценил. Я не изменял в корне своего отношения к Тебе после того, как мы виделись в Петербурге; а тогда мне почудилось, что я уже знаю, где твердый фундамент наших отношений, глубина которых до сих пор не находила как будто этого фундамента (я пишу о Тебе и себе - только. Об отношения<х> одного к одному Тебе, личности к личности). Я не писал Тебе до тех пор, пока не узнал в себе, что будущая основа этих отношений, несказанных не со вчерашнего дня, во мне окрепла. Но совершенно независимо от этой внутренней работы в отношении выяснения нашей связи - в событиях, касающихся не чисто меня и Тебя, как свободных личностей, произошла безобразная путаница и бессмыслица; выяснять ее я не мог: 1) не было никаких средств, 2) да и было ниже моего достоинства. (Человек, облитый ведром грязных помой, не пойдет ведь рассматривать, из какого ведра его окатили, а поспешит переменить одежду.) Между тем все это могло повлиять во внешней механике отношений на Тебя и отраженно от Тебя на меня. Вот почему я и писал так внешне, и когда говорил ...
Входимость: 1. Размер: 2кб.
Часть текста: Белый А. - Блоку А., 24 ноября / 7 декабря 1906 г. БЕЛЫЙ - БЛОКУ <24 ноября / 7 декабря 1906. Париж> 1 А. А. БЛОКУ Я помню - мне в дали холодной Твой ясный светил ореол, Когда ты дорогой свободной - Дорогой негаснущей шел. Былого восторга не стало. Все скрылось: прошло - отошло. Восторгом в ночи пропылало Мое огневое чело. И мы потухали, как свечи, Как в ночь опускался закат. Забыл ли ты прежние речи, Мой странный, таинственный брат? Ты видишь - в пространствах бескрайных Сокрыта заветная цель. Но в пытках, но в ужасах тайных Ты брата забудешь: - ужель? Тебе ль ничего я не значу? И мне ль ты противник и враг? Ты видишь - зову я и плачу. Ты видишь - я беден и наг. Но, милый, не верю в потерю: Не гаснет бескрайная высь. Молчанью не верю, не верю. Не верю - и жду: отзовись 2 . Боря Париж 7-го декабря. Мой адрес. France. Paris. Passy (XVI). Rue du Ranelagh No 99. Примечания 1 Помета Блока красным карандашом: "1906". 2 Стихотворение впервые опубликовано в кн.: Александр Блок и Андрей Белый. Переписка. М, 1940. С. 181-182.
Входимость: 1. Размер: 142кб.
Часть текста: это Блок. Ложь и клевета! Не Пушкин и не Блок! А впервые покорный жизни, "достоянье доцента", "побежденный лишь роком"... Мне ль умножать число клеветников! Ремесленным пером говорить о том, что не всегда давалось и гениальному перу? А давно уж твердят, что я должна писать о виденном. Я и сама знаю, что должна - я не только видела, я и смотрела. Но чтобы рассказать виденное, нужна точка зрения, раз виденное воспринималось не пассивно, раз на него смотрела. Годятся ли те прежние точки зрения, с которых смотрела? Нет, они субъективны. Я ждала примиренности, объективности, историзма. Нехорошо в мемуарах сводить счеты со своей жизнью, надо от нее быть уже отрезанным. Такой момент не приходит. Я все еще живу этой своей жизнью, болею болью "незабываемых обид" , выбираю любимое и нелюбимое. Если я начну писать искренно, будет совсем не то, что в праве ждать читатель от мемуаров жены Блока. Так было всю жизнь. "Жена Ал. Ал. и вдруг...!" - они знали, какая я должна быть, потому что они знали, чему равна "функция" в уравнении - поэт и его жена. Но я была не "Функция", я была человек, и я-то часто не знала, чему я равна, тем более чему равна "жена поэта" в пресловутом уравнении. Часто бывало, что нулю; и так как я переставала существовать, как функция, я уходила с головой в свое "человеческое" существование....
Входимость: 1. Размер: 2кб.
Часть текста: Белый А. - Блоку А., 5 марта 1907 г. БЕЛЫЙ - БЛОКУ <5 марта 1907. Москва> Многоуважаемый и дорогой Саша! Обременяю Тебя просьбой. Вера Николаевна Фидровская (France, Paris (XIV). Rue Couche 9. A madame Fidrovsky), пишущая в Сорбонну диссертацию о русском символизме, убедительно просила меня передать желание иметь Твои книги и стихи 1 . Пользуюсь случаем поблагодарить Тебя за любезную присылку книги 2 . Борис Бугаев Москва 5-го марта 07 года. Если бы Ты передал Соллогубу и Иванову письма? Я не знаю адресов обоих. Примечания 1 Попытки выявить какие-либо дополнительные сведения об этом лице, предпринятые в Париже В. Е. Аллоем, успехом не увенчались. В. Н. Фидровская посещала Белого в январе 1907 г. в парижской больнице, где он находился после перенесенной операции: "... ходила и русская дама, писавшая книгу, - ученая: доктор Сорбонны; я ей диктовал текст главы: "Символизм"" (Между двух революций. С. 168). 2 Имеется в виду книга Блока "Нечаянная Радость". Экземпляр ее, присланный Блоком Белому, не выявлен (см.: ЛН. Т. 92. Кн. 3. С. 148).
Входимость: 1. Размер: 110кб.
Часть текста: наполовину. — Да, наверно все так и было. Да, я это утверждаю! Потому что, слушая вас, я страдал... «Отелло» А. де Виньи <Благословляю все, что> было. Я лучшей доли не искал. О, сердце, сколько ты любило! О, разум, сколько ты пылал! 2 А. Блок Непробудная... Спи до срока. <А. Блок> 3 <1> Когда писатель умер, мы болеем о нем не его скорбью. Для него нет больше скорби, как отдаться чужой воле, сломиться. Ни нужда, ни цензура, ни дружба, ни даже любовь его не ломали; он оставался таким, каким хотел быть. Но вот он беззащитен, он скован землей, на нем лежит камень тяжелый. Всякий критик мерит его на свой аршин и делает таким, каким ему вздумается. Всякий художник рисует, всякий лепит того пошляка или глупца, какой ему по плечу. И говорит: это Пушкин, это Блок. Ложь и клевета! Не Пушкин и не Блок! А впервые покорный жизни, «достоянье доцента», «побежденный лишь роком»... 4 Мне ль умножать число клеветников? Ремесленным пером говорить о том, что не всегда давалось и перу гениальному? А давно уж твердят, что я должна писать о виденном. И я сама знаю, что должна: я не только видела, я и смотрела. Но чтобы рассказать виденное, нужна точка зрения, раз виденное воспринималось не пассивно, раз на него смотрела. Годятся ли те прежние точки зрения, с которых смотрела? Нет, они субъективны. Я ждала примиренности, объективности, историзма. Нехорошо в мемуарах сводить счеты со своей жизнью, надо от нее быть уже отрезанным. Такой момент не приходит. Я все еще живу этой своей жизнью, болею болью «незабываемых обид» 5 , выбираю любимое и нелюбимое. Если я начну писать искренно, будет совсем не то, что вправе ждать читатель от мемуаров жены Блока. Так было всю жизнь! «Жена Александра Александровича, и вдруг!..» Они знали, какая я должна быть, потому что они знали, чему равна «функция» в уравнении: поэт и его жена....
Входимость: 1. Размер: 47кб.
Часть текста: потому что на Фридрихштрассе сели в мое купе французские буржуа и австрийский лакей, и стали ругать Россию с таких невообразимо мещанских точек зрения, что я бы не мог возразить, если бы и лучше говорил по-французски..." Из Парижа Блок прислал матери целую коллекцию карточек с изображением химер Notre Dame. Париж ему сразу очень понравился - кажется, в первый и последний раз в его жизни. Вот что он пишет отсюда матери: "Мама, вчера еще утром я был на Unter den Linden, а вечером я стоял на мосту Гогенцоллернов над Рейном и был в Кельнском соборе, а сейчас пришел из Notre Dame, сижу в кафе на углу Rue de Rivoli против Hotel de Ville, пью citronnade {Лимонад (фр.). }; поезд мчался еще быстрее, чем в Германии, жара, вероятно, до 40R, воздух дрожит над полотном, ветер горячий, Париж совсем сизый и таинственный, но я не устал, а, напротив, чувствую страшное возбуждение. Париж мне нравится необыкновенно, он как-то уже и меньше, чем я думал, и оттого уютно в толпе... Страшно весело - вокруг гремят и кричат, я сижу почти на улице..." Следующее письмо уже из Аберврака (24 июля): "Мама, я здесь уже третий день. Третьего дня - выехал из Парижа, было до 30R, все изнемогали в вагоне, у меня уже начало путаться в голове; так было до вечера. Вдруг поезд пролетел два коротких туннеля - и все изменилось, как в сказке: суровая страна со скалами, колючим кустарником и папоротником, и густым туманом. Это ...
Входимость: 1. Размер: 20кб.
Часть текста: и эскизами (все подарки должавших художников Kathy), веселые, красные лампочки, лысый скрипач, бритый, с ликом Бетховена, мне заявляющий: - Sonne in Br ust 152 . Помню - розу, которую каждый вечер преподносил Kathy Kobus я, как-то узнавшею, что я русский поэт; и - новатор (то - сообщили об этом, наверное, русские); словом: меня "Simplicissimus" принял; а это - значило: принят был в штаб я художественной молодежи: здесь были - баварцы, поляки, швейцарцы, приезжие из Берлина; и - русские; каждый день до 12 я сидел в "Simplicissimus " (встретился с Грабарем 153 раз); мое общество: милый юноша, польский поэт, секретарь художественного журнала "Chimera " 15 4 , Грабовский 155 (поляк и, как кажется, драматург), студент Паульсен, родственник философа Паульсена 156 , В. Владимиров (из Москвы, аргонавт), Дидерихсы 157 (брат и сестра); познакомился здесь, в "Simplicissimus'e" с Шолом Ашем 158 , таскавшим меня по кафе и познакомившим с Пшибышевским 159 ; здесь часто просиживал я в очень милой компании лиц, вызывавших всеобщее уважение (их фамилии долго не знал: при представлении - не расслышал); в компании этой центральное место всегда занимал очень мрачный, казалось, актер, элегантно одетый (шутил с мрачным юмором): больше молчал; говорил я с женою его, миловидной, худенькой, очень вертлявою дамой, которая ударяя размашистым веером, называла меня "Der gemütliche Russe" 160 . Потом я узнал: то - жена Ведекинда, а мрачный актер - Ведекинд 161 . Тут сидел каждый вечер поэт: Лудвиг Шарф 162 ; порой вынуждаемый публикой, говорил очень мрачные вирши; являлся сюда длинноносый,...
Входимость: 1. Размер: 2кб.
Часть текста: Блок А. А. - матери, 21 июля <н. ст.> 1911 г. 287. Матери. 21 июля <н. ст.> 1911. <Париж> Мама, вчера еще утром я был на Unter den Linden, а вечером я стоял на мосту Гогенцоллернов над Рейном и был в Кельнском соборе, а сейчас пришел из Notre Dame, сижу в кафэ на углу Rue de Rivoli против Hotel de Ville, пью citronnade, [28] поезд мчался еще быстрее, чем в Германии, жара, вероятно, до 40°, воздух дрожит над полотном, ветер горячий, Париж совсем сизый и таинственный, но я не устал, а, напротив, чувствую страшное возбуждение. Париж мне нравится необыкновенно, он как-то уже и меньше, чем я думал, и оттого уютно в толпе. — А вот и химеры (но их ведь 60 — всех не пошлешь). Сейчас хочу купить купальный костюм, это почти рядом, в Лувре. Все вообще под рукой и все ясно и просто, проще даже Кельна и вообще любой германской сложности. Страшно весело — вокруг гремят и кричат, я сижу почти на улице. Около Льежа я разговаривал с тамошним студентом, мы обменялись карточками, я ему рассказывал, как французы вчера ругали русских (около Берлина), он уверял, что французы вообще любят русских, что ему нравится мороз, и т. д. Показывал мне Бельгию (Ниу). Бельгия очень хороша, вся холмистая, с водяными резервуарами и с тучей фабрик. А Франция — Belle France, [29] в ней есть дали, каких нет и в Германии, и не так все с иголочки, как там. Сейчас везут передо мной розы. Завтра утром еду в Брест, где придется переночевать, и только послезавтра утром доеду. Господь с тобой. Саша. Примечания 28. Лимонный напиток (франц.) 29. Прекрасная Франция (франц.)