Поиск по творчеству и критике
Cлово "VETO"
Входимость: 5. Размер: 32кб.
Входимость: 2. Размер: 5кб.
Входимость: 1. Размер: 47кб.
Входимость: 1. Размер: 12кб.
Входимость: 1. Размер: 30кб.
Входимость: 1. Размер: 72кб.
Входимость: 1. Размер: 30кб.
Входимость: 1. Размер: 16кб.
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Входимость: 1. Размер: 10кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 5. Размер: 32кб.
Часть текста: Имею честь ответить Вам на Ваше пространное изложение спорных пунктов наших литературных 2 недоразумений. Рекомендуя "Руну" не опираться на идейную группу, значение которой есть нуль, я прежде всего разумел неопределенно-расплывчатую группу лиц, прямо или косвенно проповедующих то "многоликое" миросозерцание, которое, если глядеть с одного боку, аттестуется "соборным индивидуализмом", с другого боку - "эротизмом", или "мистическим анархизмом". Все же вместе так вообще в неопределенном и туманном смысле "мистическим реализмом" - он же "мифотворчество". (См. заявление Чулкова в "Товарище", где поставлен знак равенства между мифотворчеством и мист<ическим> реализмом 3 , но ведь и ложь тоже мифотворчество). Анализируя весьма поверхностно термин "соборный индивидуализм" (понять точный смысл претенциозной статьи Гофмана 4 нет никакой возможности, ибо это - суп из всех возможных на свете соборностей), мы ничего не усматриваем в нем: все религии мира, если они -...
Входимость: 2. Размер: 5кб.
Часть текста: Появление Тиберия Гракха. II. 1) Богатый атриум у Назины. Подкупленный им шпион, который втерся к Тиберию Гракху, сообщает Назине о его планах. Говорят о бунтах пролетариев, солдат и дезертиров. Назина о своих надеждах на трибуна Марка Октавия – осторожного постепеновца. Октавий обещает использовать свое veto на законе Гракха. 2) Форум Капитолийский. Речь Тиберия (политическая; закон о земле в современном духе). Октавий произносит veto. Гракх парализует его общеполитической забастовкой. III. 1) Дамская сцена в доме Октавия («Постараюсь» [прийти в гости], говорит одна из дам). Октавий рассказывает, что он выступил против Гракха не за патрициев, но за славу республики. Сцена жены Октавия и Тиберия (она влюблена в Тиберия, и он немножко). Она декламирует с кифарой стихи а 1а Щепкина-Куперник. 2) Форум. Гракх мрачен, а жрец Назина чинит какие-то пакости с избирательными урнами. Объяснения Тиберия с Октавием. Гракх говорит: «Товарищи-квириты». Гракх велит арестовать патрициев и лишает звания трибуна – Октавия. В конце концов он освобождает сенаторов (благородный жест). IV. 1) Заседание сената в храме Юпитера Статора. Сцена оскорбленных белогвардейцев. Укоризненная речь Гракха. 2) Дом Гракха. Его трудовая...
Входимость: 1. Размер: 47кб.
Часть текста: ГЛАВА ДЕВЯТАЯ Уехал Блок 5-го июля вечером. Следующее письмо получено в Шахматове уже из Вержболова. Через Берлин, Кельн, Париж Ал. Ал. отправился в Бретань, в купальное местечко Abervrach, где ожидала его жена. Из Берлина открытка: "Мама, я уже в Берлине, пью кофей. Спал скверно, потому что был увлечен полетом поезда и ультрафиолетовыми лучами ночника. Удивительный и знакомый запах в Германии". Из Кельна тоже открытка: ..."пришлось пересесть в первый класс (из Ганновера до Кельна), потому что на Фридрихштрассе сели в мое купе французские буржуа и австрийский лакей, и стали ругать Россию с таких невообразимо мещанских точек зрения, что я бы не мог возразить, если бы и лучше говорил по-французски..." Из Парижа Блок прислал матери целую коллекцию карточек с изображением химер Notre Dame. Париж ему сразу очень понравился - кажется, в первый и последний раз в его жизни. Вот что он пишет отсюда матери: "Мама, вчера еще утром я был на Unter den Linden, а вечером я стоял на мосту Гогенцоллернов над Рейном и был в Кельнском соборе, а сейчас пришел из Notre Dame, сижу в кафе на углу Rue de Rivoli против Hotel de Ville, пью citronnade {Лимонад (фр.). }; поезд мчался еще быстрее, чем в Германии, жара, вероятно, до 40R, воздух дрожит над полотном, ветер горячий, Париж совсем сизый и таинственный, но я не устал, а, напротив, чувствую страшное возбуждение. Париж мне нравится необыкновенно, он как-то уже и меньше, чем я думал, и оттого уютно в толпе... Страшно весело - вокруг гремят и кричат, я сижу почти на улице..." Следующее письмо уже...
Входимость: 1. Размер: 12кб.
Часть текста: брат, прости, что я этим письмом нарушаю, быть может, тишину, необходимую для Тебя теперь. Но причина моего письма внутренно слишком важна, чтобы само письмо я мог отложить. Прочти, прими, и если нет времени и настроения, ради Бога, не отвечай. Ответишь потом когда-нибудь. Не ответа хочу я: я хочу только высказаться перед Тобой, потому что я хочу, чтобы все мои поступки и намерения были четко означены. Ты знаешь мое отношение к Любе; что оно все пронизано несказанным. Что Люба для меня самая близкая изо всех людей сестра и друг. Что она понимает меня, что в ней я узнаю самого себя, преображенный и цельный. Я сам себя узнаю в Любе. Она мне нужна духом для того, чтобы я мог выбраться из тех пропастей, в которых - гибель. Я всегда борюсь с химерами, но химеры обступили меня. И спасение мое воплотилось в Любу. Она держит в своей воле мою душу. Самую душу, ее смерть или спасение я отдал Любе, и теперь, когда еще не знаю, что она сделает с моей душой, я - бездушен, мучаюсь и тревожусь. Люба нужна мне для путей несказанных, для полетов там, где "все новое". В "новом" и в "Тайне" я ее полюбил. И я всегда верю в возможность несказанных отношений к Любе. Я всегда готов быть ей только братом в пути по небу. Но я еще и влюблен в Любу. Безумно и совершенно. Но этим чувством я умею управлять. И вот теперь, когда мне ясно, что все дальнейшее для меня в "Главном" (в том, что привело к Мер<ежковским> 2 ) - быть или не быть, - соединено с отношением моим к Любе, я не могу не вносить в эти отношения сериозности необычайной. Ведь решается для меня вопрос, стоит или не стоит жить. Ведь душа-то моя в руках у Любы. Ведь она мне душу не вернула. Ведь стремясь к дружбе и общению с ней, я стремлюсь к самой высокой чистоте и ясности - к свету и правде. Ведь близость и общение с Любой для меня прежде всего единственно возможный путь просветить и возвысить другое мое чувство к Любе (влюбленность). Раз нет этого общения и...
Входимость: 1. Размер: 30кб.
Часть текста: стал резко меняться характер его; появились какие-то поты запальчивости по отношению ко мне; формально мы трое (я, Эллис и Метнер) были руководителями "Мусагета"; de facto же Метнер препятствовал творчески проявиться мне там; я все более стал испытывать род опеки, цензуры идей в "Мусагете" (и обвинял в этом Метнера); ставились рельсы угодные Метнеру; всем объявлялося, будто бы "Мусагет" существует для полного выявления моей линии; я же не мог предпринять ничего без громоздкого Комитета из разно глядящих людей (из Рачинского, Степуна, Яковеико, Петровского, Эллиса, Метнера и Сизова); все мелочи жизни редакции тормозилися; ряд заседаний томительно обсуждал инициативу мою; и независимо от Комитета я чувствовал: Метнер стоит надо мною с идеями, которые делались мне порою чужими; но свою линию не выдвигал он, а ждал от меня выполнения идейных желаний своих, будто эти желания мое персональное выявление; в случаях моего несогласия с "метнеризмом" докучливо поднимались капризы "редактора" (и не друга уже 39 ). К тому времени меж "Путем" и меж "Логосом", издаваемым "Мусагетом", полемика обострилася; "Логос" и мне открывал свои двери, но брал меня узко, Kaninchen'ом 40 эксперимента, иль вставленным в риккертианскую раму; моя ж философия строилась критикой основных твердынь фрейбургской школы, с которою был я недурно знаком; сам же Риккерт, которому я послал " Символизм" и которому передали ход мысли в моей "Эмблематике Смысла", прислал мне статейку с любезною надписью...
Входимость: 1. Размер: 72кб.
Часть текста: когда, распаленный гневом и обидой, он покинул Шахматово в уверенности, что "прошлое - без возврата". Но тут-то как раз и началась утомительная и бесконечная, тянувшаяся целых три года неразбериха, принесшая много тревог и настоящего горя втянутым в нее людям. В ясно обозначившиеся недоразумения идейного порядка замешалось личное. Жизнь - реальная, требовательная и всегда неожиданная жизнь ворвалась в выдуманный мир фантазий и химер и жестоко отомстила за пренебрежение к ней. В сущности, все обернулось проще простого: Андрей Белый бурно влюбился в Любовь Дмитриевну и тем самым окончательно запутал отношения. В дальнейшем личный конфликт так тесно переплелся с идейно-литературным расхождением, что подчас невозможно установить границу между тем и другим. Все оказалось подернутым одним маревом. В неразберихе были повинны все - и Блок, постоянно уходивший от внятного объяснения, и Любовь Дмитриевна, так и не сумевшая принять сколько-нибудь твердого решения, но больше всех, бесспорно, Андрей Белый, который довел себя в течение этих трех тяжелых лет до состояния патологического и сумел заразить своей истерикой окружающих. Он был действительно большим писателем, яркой, щедро одаренной личностью с чертами гениальности. "Он такой же, как всегда: гениальный, странный", - записывает Блок уже в 1920 году, в...
Входимость: 1. Размер: 30кб.
Часть текста: - какое-то мимоходное, шепотом, редакционное совещание - я на минуту вдвоем с Блоком. - Сейчас? (его ответ). Ну какое же писание. Выколачиваю деньги. Очень трудно... И вдруг - сквозь металл, из-под забрала - улыбка, совсем детская, голубая: - А я думал, что вы - непременно с бородой до сих пор, вроде земского доктора. А вы - англичанин... московский... Это было мое знакомство с Блоком. Только этот короткий разговор, улыбка, кепка. -- - -- [До этой встречи, давно - я любил его. До этой встречи, недавно - я не любил его: он изменил, казалось, Прекрасной Даме, Дульцинее, он нашел ее в земной Альдонсе, поставил точку. И после этой встречи я понял: изменил на минуту - только этот в кепке; другой - настоящий - верен, и его нельзя не любить.] Три года затем мы все вместе были заперты в стальном снаряде - и во тьме, в тесноте, со свистом неслись неизвестно куда. В эти предсмертные секунды-годы надо было что-то делать, устраиваться и жить в несущемся снаряде. Смешные в снаряде затеи: "Всемирная Литература", Союз Деятелей Художественного Слова, Союз Писателей, Театр... И все писатели, кто уцелел, в тесноте сталкивались здесь - рядом Горький и Мережковский, Блок и Куприн, Муйжель и Гумилев, Чуковский и Волынский. Сначала - жужжащая, густая приемная "Всемирной Литературы" на Невском. И Блок проходит сквозь, и как-то особенно раздельно, твердо - берет руку - и слышен каждый слог: "Николай Степанович!" - "Федор Дмитриевич!" -...
Входимость: 1. Размер: 16кб.
Часть текста: установилось теперь, совершенно ненормальным. Не только чувствую душевную потребность, но и считаю своим долгом написать Тебе это письмо 2 . Начну с того, что было последней побудительной причиной. Тастевен сейчас написал мне те условия, на которых Ты согласен возвратиться в "Зол<отое> Руно" 3 . Первое: чтобы "Руно перестало опираться на группу, идейное значение которой равно нулю". Я не понимаю, какую группу Ты разумеешь; "Руно" определяет ее чисто внешним образом: "петербургские литераторы" - и разумеет под этим в данный момент Вяч. Иванова, Городецкого и меня. Если Ты считаешь, что эти трое и внутренним образом составляют группу, и ищешь в ней значения, как "в группе", то Ты жестоко ошибаешься; впрочем, я буду говорить только о себе и только за себя, ибо в последнее время все менее и менее чувствую свое согласие с кем бы то ни было и предпочитаю следовать завету - оставаться самим собой. Между тем, собрав отзывы обо мне из Твоих статей и заметок в "Весах", "Перевале" и киевском журнальчике 4 , я увидал, что Ты: 1) противоречишь себе на каждом шагу, а именно: называя меня одним из "корифеев русской литературы" (название, конечно, злое и ироническое) 5 и намекая на мою "скромность и честность" (?) 6 , находишь в моих стихах "идиотское" 7 (вяжется ли это с "корифейством"?), говоришь, что я...
Входимость: 1. Размер: 14кб.
Часть текста: которой они любят закат солнца, красивую женщину, стройную диалектику, добрые дела. Как все красивое в мире есть только блестящий покров, раскинутый над чем-то иным, к чему красивое — относится лишь как условный знак, — так сквозь все многообразные силы любви может пробиться струя иной силы, которую, может быть, и нельзя назвать силою любви; так сквозь все слова о красивом, о добром, о правдивом можно расслышать иные слова, по отношению к которым вся россыпь внешних слов окажется лишь покровом; так россыпь звезд, звездная риза, о которой говорят поэты, кроет за собою иное, о чем звезды только рассказывают нам на языке своих мерцаний. Красивые звезды, на которые смотрит девушка с балкона, когда ночь благоухает розами и сеном; умные звезды, на которые смотрел Гейне; добрые звезды, которые указывали путь мореходам; все они — только покров, и за этим покровом сквозит Прекрасное; Прекрасное снится и девушке, и Гейне, и мореходу. Прекрасное — вот мир тех сущностей, с которыми имеет дело искусство. Вот почему искусство нельзя любить как природу, как женщину, как диалектику. Оно — не тот материал, с которым можно заигрывать или фамильярничать; его нельзя превозносить, им нельзя поступаться для чего бы то ни было. Им нельзя поступиться, от него можно только отступиться. Оно — величаво. Об этом думал Пушкин, когда говорил: Служенье Муз не терпит суеты. Прекрасное должно быть величаво. Только — величаво. Величавой может быть жизнь, величавой может быть смерть, величавой может быть гибель даже. Что несут с собою те миры, которые называются на нашем языке мирами искусства, какими бурями они нас ослепят, какие звуки преобладают в этом неведомом нам мировом оркестре, — мы не знаем; знаем мы лишь одно:...
Входимость: 1. Размер: 10кб.
Часть текста: Дни очень жаркие, так что окна открыты, комната удобная. Сегодня последний день праздников, начавшихся с Assomption. [41] Я сижу у окна, только что прошла сильная гроза; вижу, как балаганщики выбиваются из сил, чтобы заработать напоследок. Передо мной — узкая набережная канала, в который заходят морские приливы (море отсюда только 18 klm). На набережной — старые каштаны, листья которых уже желтеют и осыпаются, по-видимому, от сильной и долгой жары (в Париже все еще продолжается жара, так что с этой стороны мы ничего не потеряем, оставаясь здесь еще несколько дней). — За каналом — песчаная площадь, вся застроенная балаганами, а за площадью — высокая гора, поросшая старыми деревьями. Там — парк. Перед моим окном — две карусели, паровая и простая, кончик балагана фокусника и половина цирка с фургонами, где живут: 1) слоненок, отлично умеющий представлять полицейского, а также возить собаку на голове и хозяина на спине; он ревет в разные часы дня очень громким и убедительным голосом; 2) принц Альберт (обезьяна, которая умеет пить кофей, курить, садиться на горшочек, завертываться в одеяло, ездить на велосипеде и на автомобиле и многое другое); 3) зебр, который умеет делать все, что делают цирковые лошади, и 4) собаки, кошки, попугаи, обезьяны и горбатый бычок, которые умеют делать меньше слоненка, принца...